Конкурсный текст: Тот самый борщ
Автор: solokha
-Давайте сразу договоримся: русские щи, те, в которые капуста бросается перед картошкой, борщом назвать никак нельзя. Речь пойдет о настоящем украинском борще, чуть сладковатом, с капусточкой, проваренной в меру. И вот его все готовят по-разному. Кто-то «по-угорски» добавляет чернослив; кто-то считает, что борщ может быть только свиной, и, да, непременно с копченым сальцем» кто-то полагает, что борщ сам по себе - только половина дела, к нему полагаются пампушки с чесноком. - Севастьян причмокнул языком и затянулся самокруткой.
-А ну пошел на улицу курить,- рявкнула на него баба Фима,- и так дышать нечем.
-А моя бабушка добавляла петрушку,- мечтательно сказала Оксанка.
Бабушки уже десять лет не было, и пучок петрушки на рынке стоил втридорога. Да и рынок приезжал - хорошо если раз в три недели. Тогда на пустыре за бывшим химическим заводом натягивали огромный полосатый тент и баба Фима бурчала:
-Шапито приехало. Где это видано,- помидоры по десять чипов горстка. Им красная цена пятерка.
-А правда, что раньше считали на тонны? _ спросил Васька, и почесал пятку.
-На килограммы,- поправила его Оксанка.
-А что такое паунды? - не отставал Васька.
-Это ты у Джона приблуды спроси,- посоветовала ему баба Фима,- вот сейчас прямо сбегай и спроси, он на солнышке греется. Ему, дураку, лишних рентген захотелось.
Васька выскочил, только грязный бок мелькнул в прорехе футболки.
Оксанка с бабой Фимой остались в подвале. Все равно пора было готовить обед. Все приготовление заключалось в правильном распределении консервированных селедочных хвостов или туновой кашицы по тарелкам. Их пятеро - всем поровну. Оксанка, правда, все норовила, доложить Джону лишний кусок, но баба Фима эти попытки решительно пресекала.
-Мне плевать, что с этим козлом драным спишь,- ворчала она,- у нас все равны.
-Как при коммунизме,- вставил образорванный Севастьян, который уже околачивался у дверей в ожидании обеда. Впрочем, что это я? Дверей в подвале не было. Были занавески, обозначающие условные границы между помещениями. «Комнат» было три: общая, она же кухня, мужская и женская. Кроме людей в коммуналке обитали панцирные летающие тараканы, огромные насекомые, практически безвредные, но крайне мерзкие на вид.
-Завтра прусаков травить будем,- объявила баба Фима,- у нас еще с прошлого раза порошок остался.
-От этого порошка сперва я сдохну, а потом, может быть, они,- возмутилась Оксанка.
-Я, между прочим, вчера тараканьего короля видала,- сказала баба Фима,- просто так бы травить не предлагала.
Тараканьим королем называлась громадная тварь, очевидно результат какой-то мутации, которая время от времени появлялась в подвале. Заметив усатого «короля», жильцы объявляли крестовый поход против тараканьей братии.
-В бытность мою в Азии, в Шаартузе, - завел Севастьян одну из своих многочисленных историй,- я на этих тараканьих королей и на прочую дрянь насмотрелся. Был когда-то такой поселок Шаартуз, у реки Кафирниган. То еще местечко, доложу вас. Днем там никто не работал, потому что слишком жарко. Из домов выбирались только с наступлением темноты. И тогда же выбирались из своих логов и расщелин все местные твари. Идешь - а под ногами у тебя хруст, потому что движешься ты не по асфальту, а по сплошному ковру из насекомых. Так вот там тараканьи короли, мы их еще называли виями, считались предвестниками несчастья. Как-то раз в бараке у нашей соседки Гули появился вий, худший из всех, которые только могут встретиться, с оранжевым пятном на брюхе. Во-от такой был, гад,- старик развел руками. Судя по его жесту, чудовище было размером со среднюю крысу. Он откашлялся и продолжил:
-Так вот, мы с Алишером уговорили соседку не вызывать сразу старого Ибрагима, был у нас такой, специализировался на уничтожении насекомых. По уму нужно было ему звонить, но нам очень захотелось самим тараканьего Вия поймать… -Севастьян мрачно глянул на шествующего по стене над рукомойником прусака и пробурчал,- ладно, давайте обедать. Мы не в пионерлагере, чтобы страшилки рассказывать.
-А это правда было? - пискнул от двери Васька.
-Нет, он это, обманывает,- положил ему руку на голову неслышно подошедший Джо,- он всегда придумывать,- Джо помотал головой и поправил себя,- придумывает.
-Давайте обедать,- повторил Севастьян.
Это воскресенье было таким же, как и все прочие. Джон поутру сходил в баптистскую палатку, выпил кофе с пастором. Обиженную Оксанку он с собой, как обычно, не взял. После обеда Севастьян сидел «на крылечке» и листал древний номер журнала «Нешнл джеогрэфик». Он единственный из обитателей подвала сохранил привычку к чтению. Баба Фима поругивала его за книги и журналы, которые он тащил отовсюду и складывал в углу «мужской спальни», но вообще относилась к «образованности» соседа с уважением. Вечером Васька принес приятную весть:
-Во вторник приезжает базар. Говорят, будет какая-то кулинарная палатка.
-Кулинарная? - насторожился старый Севастьян.
-Нам таперича не до калинарии,- проворчала баба Фима,- а маргарин там будет, не говорили? А то надоело сухие галеты точить.
-В маргарине полно холестерина,- проворчал из своего угла Джо,- говорят, это сокращает жизнь.
Весть о кулинарной палатке взбудоражила всю коммуналку.
-А вдруг там будут свежий хлеб и сыр « в дырочку»,- мечтательно говорила Оксанка,- мне бабушка, когда я была маленькая, делала бутерброды в духовке. Брала кусочек белого хлеба, намазывала настоящим сливочным маслом, посыпала сверху сыром…
-У нас духовки нет,- оборвала ее баба Фима,- и сыр переводить я не дам. Лучше его так съедим.
-Мечтаете,- проворчал из угла Джо,- там будет только поганая намазка и модифицированное молоко,- так и знайте.
-У тебя просто плохое настроение,- надулась Оксана.
-Нет, но я реалист.
В ночь на вторник бабе Фиме приснился колхозный рынок, каким он был в дни ее молодости. На прилавках румянились яблоки и пузырились желтыми пупырышками завезенные южными гостями кисловатые апельсины. В корзинах под ногами у старух громаздились груды облепленной землей картошкой. В крытом павильоне, сразу за фонтаном, торговали молоком и мясом. По нижнему, мясному, этажу, кружили зеленоватые жирные мухи, а на, верхнем, молочном, пахло свежим творогом. Она сама, загорелая, в короткой джинсовой юбке, шла, помахивая ведерком со сметаной, через крытый павильон, потом мимо авторяда, потом мимо цокающих языками продавцов фркуктов, шла к тряпичным рядам за обновкой. Вечером ее ждал в городском парке у входа на дискотеку, простой парень с крепкими ласковыми руками. Старуха проснулась в самое собачье время, около четырех утра, и долго беззвучно плакала о прошедшей жизни, глядя на свои оплывшие бесформенные ноги.
На рынок отправились всей квартирой. Впереди шагал, с видом эксперта, Севастьян, выливший на себя, по случаю базарного дня, не меньше четверти флакона одеколона. За ним бежал, приплясывая на ходу от нетерпения, чумазый Васька и тараторил:
-А я очередь уже занял, ко всем палаткам, с самого утра.
За ним переваливалась баба Фима с корзиной. А за ней шла, намеренно медленно, постоянно оглядываясь, Оксанка. Замыкал шествие мрачный Джо, повязавший на шею клетчатый платок. Оксанка периодически останавливалась. глядела на него по-собачьи, и канючила:
-Что с тобой? Ну скажи наконец, что с тобой. Ну, посмотри на меня, я умоляю…
У кулинарной палатки змеилась небольшая молчаливая очередь.
-Что там? - спросил Джо,- указывая на грязноватое зеленое полотно, закрывающее вход,- маргарин?
-А хрен его знает, что там,- отозвался потрепанный мужичонка.- надпись какая-то дурацкая.
«Тот самый борщ»,- вслух прочел Севастьян плакат у входа,- интересненькое название.
-Ну, вы как хочете, а я пойду, может картошки куплю недорогой,- проворчала баба Фима,- я думала маргарин выбросят, а тут ерунда какая-то.
-Борщ это не ерунда,- покачал головой Севастьян,- борщ это очень и очень серьезно.
Из палатки выглянул маленький лысый человечек, обежал глазами толпу, и тут же выхватил из нее старого Севастьяна.
-Севка, ты что ли? - вскричал он неожиданно густым трубным голосом,- не чаял тебя здесь увидеть, ты же вроде на югах оставался.
-Юга, видишь, не пригрели,- проворчал Севастьян,- а ты, Борька,- совсем не изменился.
-Заходи, что ли, выпьем,- кивнул Борька на палатку.
-А у тебя что? Спирт?
-Обижаешь. Коньячком разжился.
-Ну, раз коньячком - дело святое, - повеселел Севастьян.
Они сидели у застеленного клеенкой ящика и прихлебывали из металлических рюмок коньяк.
-Помнишь, Севка, как мы с тобой просчитались пятнадцать лет назад? - спросил Борька.
-Давай за это,- улыбнулся Севастьян,- предсказатели из нас, конечно, хреновые.
Тогда, в середине июня, они сидели на пустынном пляже приморского города, курили и смотрели на розовеющий край неба.
-Проклятая ночная работа,- проворчал Борис,- все соки выжимает.
-И не говори,- кивнул Сева,- и что плохо, не искупаешься, медузы проклятые.
-Ага, и ведь раньше августа не уйдут.
-На север что ли съездить, на озера.
-Да ну его. У северных границ, говорят, неспокойно.
-Сейчас везде неспокойно.
Они помолчали, подымили глубокомысленно крепкими сигаретами.
-Думаешь война будет?
-Уверен.
-Так что, сворачиваем удочки?
Сева помолчал, затушил сигарету, хотел было бросить окурок в песок, но передумал, поднялся, сделал два шага до ближайшей урны.
-Об окружающей среде заботишься? - невесело пошутил Боря.
-У нас ее уже считай не осталось.
На другой день они начали переговоры о продаже ресторанчика, которым владели на паях.
Паника тогда, пятнадцать лет назад, получилась знатная. Недвижимость уходила за треть, за четверть, за десятую долю своей стоимости. Билет на самолет в любом направлении, в один конец, стоил дороже однокомнатной квартиры в столице.
Они должны были улететь в один день. Но накануне Борис не смог дозвониться до Севастьяна. вечером на мобильник шлепнулось короткое СМС:
«Прости, старик, я передумал.»
Борис разлил по рюмкам коньяк.
-Знаешь, если бы ты тогда понес патриотическую чушь, я бы подумал, что это какая-то игра.
-Я так и понял,- кивнул Севастьян.
-Почему ты тогда все-таки уехал? Ты ведь тогда уехал?
Севастьян развел руками.
-Потому же, почему все. Струсил.
Ожидаемая всеми катастрофа так и не разрозилась. Все обошлось обычной локальной войнушкой. Зато бардак и инфляция поработали на славу, лучше любой войны.
-И такое ведь по всему миру творилось,- пожевал губами Борис,- мы думали все, катастрофа, глобальный кошмар, а нас просто развели как лохов.
-Никто нас не разводил,- покачал головой Сева,- просто катастрофа не всегда предполагает войну, она бывает медленной и нежной, с долгим, медленным падением в
средневековье. Мы пока висим между мирами, но наши дети, а внуки уж точно, начнут пахать землю, верить в чертей и бояться темноты.
Они помолчали.
-Кстати,- спросил Севастьян,- почему твое заведение называется «Тот самый борщ»?
-А тебе какого борща? - хитро улыбнулся Борис.
-Мне… -Сева задумался ненадолго,- наверное, все же крымского, такого, знаешь, с легким татарским акцентом.
-Держи. За счет фирмы - Борис снял с полки большой запечатанный пакет с надписью:
«Тот самый крымский борщ».
Тут все, что надо. Плюс рецепт. Хотя… тебе он вряд ли понадобится. Сварить борщ, надеюсь, сможешь. Камфорка-то у тебя в берлоге есть? И ты того заходи иногда, не стесняйся. Я к вам изредка буду заезжать.
Вечером в коммуналдьном подвале был пир. По мискам разлили ароматный борщ, а запасливая баба Фима достала из заначки бутыль сливовой наливки.
Оксанка прижималась к Джо, и тот не хмурился, а благосклонно перебирал ее редеющие волосы. Они еще не знали, что предстоящей ночью девушка забеременеет, и Джо пообещает быть с ней и с ребенком вечно, а потом тихонько сбежит и будет недели две добираться на перекладных к берегу Черного моря, надеясь там примкнуть к контрабандистам. Баба Фима не знала, что жить ей оставалось года полтора. А Васька, к сожалению, не знал, что его скоро найдет отец, которого он считал погибшим.
Впрочем, зачем людям лишние знания, если вечер такой тихий, а борщ такой вкусный…
Пксть даже в расселине между мирами, по пути к средневековью.