Автор:
cwamperfect Вот чья-то куртка - не знаю чья. Мне она мала, а Вике и ребятам - велика. Отложим пока. Так… мои старые зимние сапоги, на одном молния расходится. Попробую починить, с обувью у нас туго совсем. Тут чего-то женское, мамино. Вике, наверное, это нужно, но я как-то стесняюсь ей предложить. Отложим, пусть потом сама посмотрит.
О! Дяди Колина шляпа. Почти настоящий стетсон, это ему мои родители с Кипра привезли когда-то. Маленький кругленький дядя Коля выглядел в ней совершенно уморительно, но это ему даже шло. Особенно когда он преувеличенно-церемонно приподнимал её перед дамами, обнажая блестящую коричневую лысину, и по бокам головы пружинисто распрямлялись седые кудряшки. Говорун, выпивоха, душа компании, любитель анекдотов, романсов и слезоточивой лирики, дядюшка мой пользовался у женщин неизменным успехом.
- Мм-м-ахах! - с хищноватым добродушием похихикивал дядя Коля, - Хах, деточка, невозможно на вас смотреть, хочется вас просто скушать! Аха-хех-х-х! Как сказал поэт: «Я милку не помилую - поймаю и снасилую!»
Женщины краснели и возмущались, но явно балдели.
Поймаю и снасилую… Когда вся эта мерзость только начиналась, дядя Коля вдруг бурно увлёкся политикой, стал ходить на митинги и там чего-то орать. А когда начались погромы, так же бурно и энергично принялся громить - жёг, бил, и насиловал. На глазах у Равика и Люси изнасиловал их сестрёнку.
Дядю Колю я убил одним из первых - ночью вызвал во двор, ударил шилом в сердце, потом утопил труп в уборной. Ну её нахрен, эту шляпу! Хотя… Вещь-то ни в чём не виновата, пусть послужит ещё.
Постельное бельё - отлично! Простыни, наволочки. Одеял и подушек, правда, у нас всё равно нету, но если наволочки набить мягкими тряпками, получатся вполне приличные подушки. Одеяла можно будет попробовать сшить из рваной одежды. Ниток вот совсем нет. Надо бы распустить что-нибудь вязаное на нитки. Ну-ка, вот это, кажется, вязаное…
Ага, это папины знаменитые дырявые носки. Когда они прохудились, мама хотела выбросить, но папа не дал. Мама смеялась и сердилась, обзывала папу Плюшкиным. А папа говорил, что не даст выбросить полезную вещь, и он берётся доказать её полезность. Пришил к носкам по две разноцветные пуговицы, собрал у нас детей со всего двора и устроил кукольный театр. Один носок звали Артур, второй - Мадлен. Я-то себя тогда уже ребёнком не считал, но смотрел вместе со всеми и ржал - до слёз просто. Тоха, Валерыч и Кноп должны это помнить, а остальные были ещё маленькие тогда. Люся вообще моего папу не помнит, ей было года два, когда он погиб.
Он раньше всех погиб - наци пришли пикетировать школу для инородцев, в которой папа кружок вёл. Уроки кончились, а дети выйти из школы боялись - на улице десятка два бритых уродов стеной стоят и орут: «Чемодан - вокзал - Россия! Чемодан-вокзал-Израиль!» А тут как раз папа на занятия шёл. И кинулся на них, конечно, - кто б сомневался… Ну и разогнал - он сильный был. Только сердце не выдержало… Разрыв аорты. Я хотел этих козлов найти потом, - но где ж их искать? Этого быдла злобного тысячи по городу шатались. Может, сразу после этого и нашёл бы, но мы тогда с мамой сразу к её друзьям за границу уехали. А сбежать и вернуться мне удалось только через полгода. Не вернуться я не мог - отомстить хотел. Паспорт у меня уже был, мне восемнадцать исполнилось месяца за три до папиной гибели, так что через границу меня пустили.
Квартиру нашу никто не тронул, разграбили только дома инородцев. Наш дом опустел наполовину. Из инородцев в живых оставили только детей, и то не всех. В детском саду устроили временный интернат и переселили их всех туда. Начальником поставили Зажопу, как опытного, заслуженного педагога. Тут-то она и разгулялась, курва. От неё ещё я в детстве натерпелся. Бывало, ворвётся в спальню во время тихого часа, а мы болтаем. «Всем встать! Кто пасть открывал??? На подоконник!!!! Трусы - снять! Руки - за жопу! За жопу!!!!»
Но мы хоть могли родителям пожаловаться…
Ха, тогда он говорила только по-русски, хоть и с акцентом. Если кто-то по-нашему к ней обращался - «Гавари паруске! Шо, тупой?» Зато теперь - ни слова на языке бывших оккупантов!
У нас во дворе чистокровные были только Кноп, Юлик, Алина и я, но мы свободно говорили на двух языках. Инородцы - тоже. Но чаще говорили по-нашему, в пику Зажопе и ей подбным. Зато теперь Кноп только по-русски. А Алина ходит в легионерской форме…
Странно, но Зажопу я убивать не стал. Она, конечно, сволочь, но рука не поднялась почему-то. Оглушил и запер в подсобке, когда ребят освобождали.
Мы не смогли тогда взять с собой всех. А некоторые и сами не захотели, побоялись. Бежало нас тогда девять человек - больше не влезло в машину Кнопиного отца.
Потом уже, недели через две, сюда, на заброшенную турбазу, Кноп и Юлик привели ещё одну группу - пятерых инородцев и троих детей предателей нации - уже из другого временного интерната. Продукты на первое время привезли Кнопины родители - насобирали по знакомым, а потом мы напали на фуру с гуманитарной помощью. Что смогли - перетаскали в лес, а остаток вместе с фурой сожгли. Миротворцы потом неделю прочёсывали лес и даже бомбили, но мы с грузом были уже далеко. Так что запас теперь есть, но мы со старшими пацанами всё равно выходим в рейды. Местных крестьян не трогаем - они и сами кое-чего приносят, и прикрывают нас от миротворцев и местной жандармерии.
В июле мы ходили к самой границе, там жандармов поменьше. Ничего удивительного - через границу контрабанду везут, а войска ООН предпочитают контрабандистов сами стричь, с местными делиться не хотят. А их патрули только вокруг базы и нескольких блок-постов. Большой караван контрабанды мы атаковать не могли, но одиночные машины - отлавливали. В багажнике одной из машин была Вика - судя по всему, везли на продажу.
Сама она не помнит, как в багажник попала, вообще почти ничего о себе не помнит, или не хочет говорить. Как зовут, сказала, но ни где жила, ни что с ней случилось - об этом ни слова. Понимает по-нашему, значит, скорее всего, беженка. Или из диаспоры - за границей наших теперь громят их местные наци. На вид Вика моя ровесница, лет двадцать ей. Удивительно красивая. Наши все в неё поголовно повлюблялись, особенно мелкие. И она с ними целыми днями возится: играет, поёт, чего-то рассказывает. А меня дичится, да я и сам с ней разговаривать робею, слова из себя выдавить не могу.
Так, а тут у нас что? Блин, игрушки! Ну Кноп молодец… Я просил собрать по пустым квартирам побольше тряпья - мы тут оборвались порядком, да и мелкие из своих шмоток повырастали, а скоро зима. А он игрушек набрал - целый мешок.
Ге, какой заяц! Люська обрадуется.