Конкурсный текст: Режиссер снов
Автор: yakov_ostov
Это был то ли отдельный корпус, то ли заброшенное крыло университета, я его частенько видел в окно своего автобуса. Здание утопало в неухоженном университетском парке, и лишь его серый полинялый торец нависал над обрывом и был виден с дорожной развязки. Почти все видимые с дороги огромные окна были застеклены, но жизни в них не чувствовалась, словно очень старый человек уснул в очках, и не знаешь, жив он или нет.
Я почти ежедневно видел это здание, и в зависимости от времени года или настроения оно могло показаться готическим замком на утесе, итальянской виллой над обрывом, пионерлагерем над заснеженным карьером или чем-то еще.
Почему он назначил встречу именно в этом здании, имело ли это какой-либо смысл или, быть может, он жил где-то рядом? Поиск любого рационального объяснения в данном случае затруднялся тем, что от самой будущей встречи веяло таким махровым безумием, что лучше уж вообще на этот счет было не думать. Отказаться же от встречи было совершенно невозможно, и вот почему.
Несколько лет назад мне приснился довольно странный сон. Мне приснилось, что я сижу на скамейке городского стадиона. Палило солнце, латанная-перелатанная беговая дорожка впитывала в себя зной. По ней бегала группа легкоатлеток, я залюбовался одной из них, она была самой молоденькой, стриженой под каре брюнеткой. Как и все, она была одета в белую майку, синие спортивные трусы. Когда она бежала, её загорелые ноги с механической четкостью перепрыгивали через барьеры. Лицо было серьезным. Перескочив через последний барьер на дистанции, она остановилась и запрокинула голову, у нее шла носом кровь. Тренер, заглянул ей в нос, потрогал пульс и отправил на трибуны. Она прилегла недалеко от меня. Я предложил ей бумажный носовой платок. Она поблагодарила. Мы разговорились. Такое, наверное, возможно только во сне, но мы, совершенно незнакомые люди, говорили обо всем, о каких-то своих удачах и промахах, забавных случаях из жизни и сокровенных тайнах, мы упивались разговором. Вдруг поднявшись, она спокойно, с легкой грустью сказала: «Ты же знаешь, что это всего лишь сон, мы больше не увидимся, обними меня». Уже на последних словах сон стал разрушаться, я обнял её истлевающий образ.
Оказалось, что еще очень рано, однако спать после этого сна расхотелось. Я вышел покурить на балкон. Было прохладно, ветер кружил сухие листья. Сигаретный дым был каким-то пустым. Конечно, было ясно, что это всего лишь такая тонкая халтура на эпизод из фильма «Леон», но как он интересно был подан в этих сугубо моих декорациях. Как все эти сюжеты, детали, пристрастия и желания удивительно сплетались в четкую, бьющую точно в цель концепцию сна. И еще это заложенное в данную концепцию послевкусие сна, эта ощущаемая горечь утраты, эта злость на режиссера моих снов. Я задумался. А почему бы не допустить, что у моих снов есть режиссер.
Если есть ангел хранитель, если есть нагваль, и т.п., то почему не предположить существование режиссера снов, некоей творческой личности, экспромтом создающей все эти замысловатые культурные подделки, лирические отступления и трэш-хароры.
С того самого утра я ждал снов, как ждут шоу. Что бы мне не приснилось: побег из разваливающегося на куски атомного мясокомбината, похороны гимназистки вампирами, тихий разговор с умершим 15 лет назад дедом, охота на тигра или любовная сценка - я рассматривал их как произведения искусства, создаваемые режиссером снов изо дня в день только для меня.
Иногда я подлавливал его на самоповторах, уличал в плагиате, иногда я был ему благодарен, восхищался им, не понимал. Временами мне хотелось его увидеть, порой мне хотелось схватить его за руку и силою воли (или волею силы) высосать из него энергию для написания моих рассказов.
Это стало моим сокровенным ребячеством, доступной только мне таинственной игрой, моим искренним заблуждением, радужной изнанкой моей не слишком богатой на события жизни. Никому, ни единому человеку я не говорил о своей фантазии. Так что вы понимаете, как я удивился, когда получил его приглашение встретится.
Выйдя на нужной остановке, я быстрым шагом направился к зданию. Вблизи оно оказалось еще более огромным и ветхим. Внутри я быстро сориентировался, потому что по своей планировке оно было похоже на общежитие моего университета - те же щербатые бетонные ступени, густая масляная краска стен. Найдя нужную комнату, я толкнул дверь. В большой оклеенной ромашковыми обоями комнате было людно и тихо. Справа темноволосый мужчина жарил картошку, кто-то, завернутый в серое одеяло, спал на металлической кровати у стены, кто-то, сидя в кресле, читал книгу, несколько человек негромко переговариваясь курили в открытое окно. Почти посреди этой комнаты на металлической кровати сидела обнаженная женщина лет сорока. Ее нагота не выглядела вызывающей, вульгарной или неуместной во всей этой странной компании. Видимо, было вполне естественно, что есть одетые люди, а есть нагие, и таков уж ход вещей. Из всех присутствующих только она мне приветливо улыбалась, так что я подошел к ней. На ее приглашающий жест я присел на край кровати.
- Привет, - она улыбалась.
- Привет.
- Ты знаешь кто я?
- Да.
- Не против, если я сразу перейду к делу?
Я кивнул.
- Я хочу тебя завербовать в режиссеры снов, - она замолчала, чтобы оценить произведенный эффект. - С того самого дня, как мы с тобой встретились на стадионе, я поняла, этот парень хочет влезть в мою шкуру.
Она улыбалась.
- Перед тем, как ты дашь свое согласие, или откажешься, я хочу заранее тебе рассказать, кем ты будешь. Ты будешь выдуманным другом, котом, балансирующим на цепи на высоте, возможной только для полетов, узким специалистом по испытанию души снами. Ты будешь мошенником, умножающим сущности без необходимости. Тебе придется выполнять грязную работу, лепить из мусора ежедневности веселые картинки, возможно, ты узнаешь тайны, которые тебе придется прятать от человека всю жизнь. Возможно, эта работа истощит тебя до погибели, возможно, один созданный сон принесет тебе больше радости, чем день, прожитый в реальности - нам не известно. Не известно нам и то, почему мы этим занимаемся, мы простые люди и все, что мы можем, это создавать сны других людей, а некоторым передать свой дар. Однажды ты увидишь во сне человека, ты поймешь, что он живой, потому что он не создан тобой во сне, ты почувствуешь его таким родным, каким не чувствовал ни одного человека в реальности, и ты захочешь для него что-то сделать, и тогда у его снов появится режиссер.
Я согласился. В детстве я часто фантазировал на тему фантастических предложений, на которые я дал бы свое согласие. Ты пойдешь в экспедицию испытания машины времени? Ты согласен быть одним из первых колонистов новой планеты? Ты прокатишься на этом пегасе? Как ты смотришь на то, что мы внесем в твое тело изменения, позволяющие жить под водой?
Можно ли от такого отказаться? Стоит ли такое обдумывать на предмет возможных побочных эффектов и будущих разочарований? Этими вопросами я не задавался.
Когда я согласился, то понял, что вот-вот проснусь. Почувствовав это, находящиеся в комнате завернули меня в серое одеяло, аккуратно положили на металлическую кровать, а режиссер моих снов что-то запела. Её голос обволакивал меня, словно меня заворачивали в серые одеяла снова, и снова, и снова. Меня укутывали снами. Созданные мною сны ссыпались в пустоту, я был джином, а сон моей неизмеримой лампой, я создавал грандиозные детально проработанные битвы и спокойные захолустные города. Я устраивал облавы на вампиров и охоту на химер, выпрыгивал без парашюта из космического корабля, я устраивал вакханалии на рыночных площадях. В моих руках были картонные фасады зданий и полные таинственности бесконечные коридоры, надувные люди и копии знаменитостей, живые разговоры, эквалайзер плотности тумана, печальные звери и пустота, наполненная всеми вещами.
Однажды в перерыве между бурными снами, отдыхая от себя самого, я создал снег. Он сыпал ровно в безветрии. Не видно было ни солнца, ни окружающего меня бесконечного снежного поля. Я наслаждался этим ровным спокойным пространством и холодом, наслаждался белым безмолвием.
Тут я почувствовал чей-то взгляд. Было так холодно, а этот взгляд был теплой волной, дышащей в затылок. Я обернулся. Передо мной стояла девочка лет восьми. Она была в пуховом приторно-розовом пальто, фиолетовой нелепой шапочке, за спиной у нее висел потертый тубус, в руках сумка со сменкой.
- Ты не видел здесь дерево?
- Какое дерево, девочка?
- Не знаю, в художке сказали нарисовать волшебное дерево.
- Как у Лукоморья дуб зеленый?
- Наверное, все будут рисовать этот дуб, а я бы хотела нарисовать что-нибудь поинтересней.
- Поинтересней? - Я стоял перед ней, как остолоп.
Она вздохнула, было понятно, что она растеряна и разочарована.
- Ты знаешь еще какие-нибудь волшебные деревья?
Я присел перед ней на корточки, с минуту мы смотрели друг на друга. У нее были замечательные черные глаза.
- Есть тут одно дерево, думаю, оно подойдет, - я взял ее за руку и мы пошли.
Когда снег поутих, перед нами возникло дерево. Сначала оно было неясным силуэтом, но потом становилось все более и более отчетливым.
- Ух ты! - закричала она. - Вот это да!
Она достала из сумки альбом и карандаши и быстро-быстро стала набрасывать извилистый ствол, разноцветных птиц вместо листьев и золотистых змей вместо коры. Иногда птицы разлетались, и тогда дерево становилось совершенно лысым, иногда змеи сбрасывали свои золотые шкурки, и тогда это было похоже на золотой листопад.
У девочки очень хорошо получалось передать живое движение этого волшебного дерева, так что я залюбовался ее работой.
- Это хорошо, что ты мне его показал! Я назову его Моим волшебным деревом сновидений, - сказала она.
- Отличная идея, - ответил я.
С тех пор каждую ночь я творю для нее сны. Сидя на козлах, я подстегиваю вороных, и она несется в своей розовой карете мимо готического замка над утесом, я становлюсь розовым автомобилем, и она едет к итальянской вилле над обрывом. Приятная пионервожатая свистит в свисток, и она вместе с другими детьми выбегает из воды, они одеваются и дружно маршируют в пионерлагерь.