Конкурсный текст: Коняшка, одетая от Валентино
Автор: somesin
Барабанил в жестяной лист за окном град, рассыпая белесую ледяную крошку и дыша в открытую форточку стылым февралем. Тарахтенью вторил частый заполошный стук в дверь; стук наигрывал беду, страх и тоску в манере новомодных ритм-энд-блюзовых музыкантов, а еще отдавал бесноватым ритмом кастаньет.
- Да боже ж мой! - не выдержала одышливая грузная Жаба, жеманно вскинув выцветшую бородавчатую лапу, давно забывшую нежные поцелуи у запястья. - Ви би не могли впустить этого истегика? Хотя би один ногмальний человек!..
Тишина повисла в кухне, ворочаясь мерно и удушающе. Потом осторожно посторонилась, уступая место несчастному стону Собакина. Собакин грустно посмотрел на стертые в кровь лапы, потом на ссутуленных коллег, зловеще окруживших перепуганный кухонный столик, мотнул тяжелой лобастой головой и, колыша брыльями, поплелся в прихожую, навстречу стуку, страху и кастаньетам.
«Рявкнуть бы, - рассуждал он про себя, не умея иначе выражать тяжелый груз, налегший на сердце. - А что, возьму - и рявкну!»
Но в прихожей Собакину стало жаль стучавшего, и он все же открыл дверь, оставив цепочку наброшенной.
Снаружи стоял серовато-белесый крокодил, увлеченно лупивший в дермонтиновую обшивку передними лапами и удлиненной головой. Глаза у крокодила вращались в разные стороны, выкатившись куда более обычного.
- Геннадий, - рыкнул Собакин, собирая породистые шарпейские складки на морде, - Извольте объясниться! Что это Вы тут… творите, сударь?
Крокодил соблаговолил-таки заметить огненно-рыжего Собакина и в неподражаемо-агонизирующей манере шлепнулся на все лапы. Собакин нетерпеливо кивнул: так-то оно лучше. Ибо сбежавший из каких-то неведомых зоопарков, еще не сдавших собственных кайманов с аллигаторами на сумки и сапоги, крокодил - хоть и страшен, но все же менее выпадает за пределы окоема здорового рассудка, нежели крокодил, с воплями ломящийся в одну из соседских квартир.
- Стряслось чего? - недружелюбно осведомился Собакин, нервно переступая с одной стертой до крови лапы на другую.
Геннадий кивнул, ушибившись нижней челюстью о серую, ноздреватую плитку лестничной площадки.
Собакин испытал острое искушение захлопнуть дверь. Просто искушение. Острое и жалящее своей несбыточностью. Собакин понимал, что не откажет своему, хотя, конечно, - крокодилу да и вообще рептилии. И все же.
- Дует! - услышал он Жабу. - Дует, во имя семи казней египетских! Кто-нибудь знает, как пгиучить собаку закгывать за собой двеги?!
- О, - задумчиво сказал Геннадий, - ты ж гляди! И карга здесь?
Собакин молча воздел горе пять пушистых складок на месте бровей.
- Я… это, - втолковал крокодил ему. - Ну, ты понял?
Собакин помотал головой, закрыл дверь, снял цепочку и побрел назад в кухню.
- Эй! - окликнули его из немедленно распахнувшейся настежь двери, - Дак это… она ж тяжелая!
Собакин свернул в коридор.
- Ну, ей же плохо, что ж ты! - со слезами в голосе выкрикнул крокодил.
«Дожили, - меланхолично сказал себе Собакин. - Вот и еще кому-то плохо. Кого, интересно, на этот раз прижало?»
Крокодил, пыхтя и роняя вешалку, волок нечто крупное и обернутое кремовой тканью, интересной и достаточно дорогой на вид, однако носившей изрядные следы знакомства с градом и тяжкой непогодой, аккурат свирепствовавшей снаружи.
Собакин подставил плечо, но вышло нехорошо, что-то жесткое, неудобное и крайне тяжелое налегло на него, придавив к самому полу. Рядом надсадно пыхтел Геннадий. Вдвоем они вволокли болезное нечто внутрь. Собакин сделал усилие и запер дверь. На пузатого мужичка в трениках, вынесшего было ведро к мусоропроводу он зыркнул огненным взглядом.
- Вот, - сказал крокодил. - Нашел возле стройки. Выбрасывалась из окна, понимаешь ли! Три раза уже. Там пара алкашей как раз просили вызвать им скорую, а то, глядишь, мол, белочка доконала…
- Белочка здесь с утра, - прервал его Собакин, осторожно оправляя изящное произведение Валентино. Лошадь была растрепана, грузно поводила боками и никак не могла заставить закатившиеся глаза посмотреть на товарищей.
- Тю, - очень невоспитанно удивился Собакин, - надо же: вот ничуть не учуял, даже когда тащил. Совсем, видать, зачеловечился…
- Да не, - успокоил его Геннадий, бесцеремонно обыскивая одежду на вешалке в поисках «Герцеговины Флор». - Это бы кабы она взопрела да в мыле… а так-то - она ж два адресочка только и обошла. Два. И пошла убиваться. С чего бы ей пахнуть?
Собакин с сомнением посмотрел на лошадь.
- Ну, если это Ваша точка зрения как эксперта… - протянул пес. - Тогда - разве что.
Крокодил отыскал уже пару пиастров с водяными знаками сфинкса, свернутое лассо и зачем-то капсулу с цианидом в человеческом зубе. При виде последней он выронил все прочее, включая сами предметы верхней одежды, и озадаченно уставился на находку.
- Это - Лошади, - сказал Собакин, и ушел в ванную за полотенцем и холодной водой. - Был у нее, - повысил он голос, - один инцидент на координатах Небокраха… пришлось даже копытами поработать.
- Лошади-то? - не поверил крокодил. - Она же это… - он приподнял лапу и помахал ею в воздухе замысловато и несколько уничижительно.
- Она служила Ее Величеству, - поправил Собакин, возвращаясь с мокрым полотенцем, которым принялся обтирать морду Лошади. Теплые губы поймали край полотенца и сжали, впитывая влагу. Собакин подал все полотенце, и Лошадь наконец открыла глаза.
- А еще я - последняя из рода Коней-В-Пальто! И я не по-зво-лю!.. - голос ее сорвался на визг, и Жаба забурчала из кухни в ответ.
- Да-да, - отмахнулся Собакин. - Как и мы все. Древние. Последние. И не позволим.
Втроем они повлеклись в кухню.
- Усё, - квакнула Жаба, - от теперь здесь вообще нечем дышать!
- Зато, - ощерился Геннадий, - наши все в сборе!
- Аккурат чайник поспеет, - ворчливо отозвалась Белочка, непристойно свесивши лапки с подоконника.
- Какой чай? - страшным голосом спросила Лошадь.
- А что? - повернулся к ней недоумевающий Кондратий, механически почесывая павианий зад.
- Мы должны… Наша обязанность! - взвизгнула Лошадь, поправляя воротник пальто и подскакивая.
- Тише, голубушка, - сказал Собакин. - Вы-то вот только что пришли… а мы уж…
- Да, - сказал бесцветным канцелярским тоном коала. - Особенно я. Чебурашка. Я-то уж - так всем «ого-го» - уж!
Жаба качнула головой, обозначив крайнюю степень сочувствия.
- С утра пришел по первому адресу. Говорю: вот, Вам тут искренне пожелали на Новый Год, значит, веря в Деда Мороза. Вот - держите, счастливо прожить год!
- И? - пискнула Лошадь, которой рассказ неприятно напомнил собственный опыт.
- И пинком, дамочка. Пинком! Под пушистый зад. Идиот… собственно, да, а то бы не пришлось к нему идти.
- Да. Дугакам везет! - философски квакнула Жаба. - Главное пгавило и великий закон. Дугакам счастье!
- Во-во, - кивнул Чебурашка. - Только после пятнадцатого тумака мне уже не улыбалось таскать везенья со счастье таким агрессивным сволочам.
- Люди, - вздохнул Собакин.
- Плевать, - отрезал Кондратий. - Хоть амебы. Я не мальчик на побегушках. Слать Меня! Кондратия! За поллитрой! Когда я принес ему должность замдекана и выигрыш в лотерею?! Пусть сам сходит, чай, не переломится!
Все загалдели наперебой.
Тогда Собакин сдался. Он рявкнул во всю глотку, в широченную, зубастую собачью свою пасть. Рявкнул так, что эхо заметалось по кухне и, успев поседеть от ужаса, нашло-таки местечко под буфетом.
И настала тишь.
- Мы и сами скоро вконец очеловечимся, - с омерзением заявил Собакин. - Ссоримся, скандалим… Гоняем чаи. Пеняем на судьбу!
Все молчали. Белочка молчала с люстры, коала Чебурашка - со стенного шкафчика.
- Да, наша профессия не нужна. Если в Деда Мороза кто еще и верит, то в исполнителей желаний не верит никто вообще. Но разве это только наша беда?! Все эти годы, века и тысячелетия мы ходили к людям, питаясь, чем дадут! Старались быть скромными малыми духами! Трудились, не покладая рук! Все так.
Крокодил тихонько раскуривал сигарету, блестящими глазами глядя на оратора.
- Но поймите: ведь есть же дети! Туповатые, лишенные воображения и сообразительности, наивные и верящие! Они же все еще нас ждут!
Жаба квакнула. Просто так, не членораздельно.
- Мы - Малые Боги! И мы не можем их оставить! - хлестко закончил Собакин. Засвистел чайник, отчаянно подавая сигнал к действию - как умел и как понимал.
И сперва Белочка, затем Лошадь, а там и остальные поднялись на ноги. В глазах у них заблестел кураж смертника перед последней минутой.
Они кивали друг другу и улыбались.
- Ну, что ж, - ласково сказала Жаба, доставая шелковый шнурок. - По чашечке чайку - и в бой?