Конкурсный текст: На реке
Автор: olivia_burton
Всю неделю сияло яркое солнце.
Оно сияло так ярко, и дул такой теплый ветер, что мы не выдержали.
Мама сказала, что в выходные все отправимся на Реку, несмотря ни на что.
Несмотря на работу, на больного деда - хватит!
Надо наконец насладиться природой, уже началась осень, а мы так и не выбрались за город.
Папа сказал, что оно, конечно, хорошо бы, но это ж сколько собираться и добираться. Мы тут же все закричали на него, загалдели, а папа вдруг заулыбался, и мы все поняли, что он шутит, что он сам рад-радешенек поехать, и говорит так, только чтобы нас подразнить.
Кара, хитрая, тут помчалась в кладовку, пока мы еще галдели, и вытащила камуфляжную котомку. Она был общей, но Капа сразу положила на нее глаз. Еще бы - самая легкая и удобная сумка, не самая маленькая, чтобы в лени не обвинили, но и не самая большая, чтоб не надорваться. Хитрюга!
Нам достались наши школьные рюкзаки и тележки. Мона сразу разнылась, что Карина котомка полагался ей, но Кара резонно возразила, что он достался тому, кто больше всех его хотел получить. Мир вообще несправедлив, сказала он и показала Моне язык.
Мама и папа, как самые сильные, потащат самые большие тележки, так же как и Куа. Он лишь немногим уступал папе по силе, и был намного сильнее мамы и любого из нас. Ему должна была достаться изрядная доля груза. Он не возражал, так как это окончательно ставило его в ряд со взрослыми.
Оставался Малыш.
Мы не обсуждали, как поступить. Мы вообще не обсуждали ничего, касающееся Малыша, вслух. Это было табу.
Все понимали, что решать будут взрослые, это слишком серьезно, чтобы болтать попусту.
Даже малышня, заслышав его имя, молчала и никогда не задавала вопросов, потому что напряжение слишком сильно витало в воздухе.
Тайна, сковывавшая всех нас, была слишком тяжела, чтобы быть легкомысленно-жгучей. Она тяжким валуном намертно замыкала самые болтливые рты.
Оставить Малыша дома было немыслимо, если бы его уродство было обнаружено, мы бы все подверглись смертельной опасности, но и оставлять его на больного деда было нельзя.
Старик страдал легким слабоумием.
Но и протащить Малыша на реку тайно было нелегкой задачей.
В мешотчатый короб папиной тележки решено было поставить большую коробку, туда на одеяло посадить Малыша, а сверху накидать немного одежды и игрушек. И неплотно завязать тесемки, чтобы не задохнулся, бедняга.
Таким образом, папа вез Малыша. Все остальные тащили вещи и еду.
В пятницу, ранним утром, мы вышли из дома.
Солнце сияло радостно и ярко, и даже ноша и предстоящий долгий путь не портили нам настроения.
Малыши чирикали и галдели, как стая птенцов.
Тита и Апо попробовали было всучить нам свое барахло - «подержи минуточку, ладно?» , но не тут-то было, дураков нет.
Так, в веселых перебранках, в улюлюканьи и весельи мы брели долгие часы по каменным улицам среди толп народу.
Апо сказал, хорошо бы было сесть в тележку, и чтобы она сама везла тебя. Мама сказала, что говорить об этом нехорошо. Старые люди рассказывают, что в древности такие тележки были, но добра они никому не принесли, поэтому и поминать Темные Века не следует.
Апо замолчал, но тут же забыл про самодвижущиеся тележки и бросился бегать наперегонки с Хап.
Ближе к ночи первого дня мы выбрались из основного массива Города и расположились на ночлег в маленькой ложбинке, посреди редких кустов. Достаточно далеко от дороги, чтобы не быть потревоженными потоком людей и телег, которые они тащили.
Мама торопилась открыть коробку с Малышой, и когда удостоверилась, что вокруг темно и никто не увидит его, поспешила вытащить его.
Он очень устал и ослаб от целого дня неподвижного сидения в ящике, и поэтому сразу расплакался на руках у мамы. Так и уснул у нее на руках, в слезах. Поэтому ужин мы готовили все вместе. Ну, папа в основном, конечно.
Утром мама встала рано-рано, положила Малыша в ящик, пока он спал, и быстро велела нам всем собираться.
Мы не разводили огня для готовки завтрака, перекусили холодными остатками ужина.
Мама очень торопилась.
Она беспокоилась за Малыша и больше не хотела терять ни минуты.
Больше не было шуток и веселья, родители подгоняли нас и сами неслись вперед как угорелые.
К вечеру третьего дня, когда у нас уже были сбиты ноги в кровь, мы вышли в долину Реки.
Папа вел нас специальными тропами, в место, где никогда никого не бывает.
Его папа, наш дед, очень давно показал ему тропинку среди болот и кочек, которая выводила к крошечной, закрытой от всех долине, упиравшуюсяся в излучину реки среди лесов.
Долина густо поросла ракитником, черемухой и дикой смородиной.
Множество птиц кружило по реке, над ней, они галдели сбиваясь в осенние стаи.
Наконец-то, воскликнула мама. И кинулась вытаскивать Малыша.
Все вдруг подумали, какого это - проводить все свои дни в тесном каменном жилье, то в шкафу, то в специальном секретном чулане, не смея показаться солнцу, и эти редкие поездки - единственная возможность побегать по траве, не страшать смерти.
Но Малыш же ни в чем не виноват!
Мы-то знаем, что он совершенно нормальный, хоть и урод, ведь он и умный, и веселый. Он не виноват, что родился уродом, и не виноват, что по закону он не имеет права жить.
Мы не говорили этого вслух, но знали - что закон несправедлив и жесток.
Бедный Малыш, вдруг заплакала Мама на папином плече, что же делать? Так не может продолжаться до бесконечности. Посмотрите, как он подрос, и никакой он не урод. Он ничуть не хуже остальных!
В один прекрасный день кто-нибудь обнаружит его и донесет Полиции Правительственных Стандартов, и что тогда?
Так плакала Мама.
А Папа молча гладил ее по голове, но ничего не говорил, и только мышцы ходили на его щеках. Так крепко он стискивал зубы.
А Малыш ничего не замечал. Он с восторженным визгом носился по свежему лугу, усыпанному цветами.
Носился так, как будто на двух ногах ему и правда было удобнее, чем на четырех.
Его безволосая, бледная кожа выглядела странно, но мы привыкли и, мама была права, он вовсе не выглядел уродом.
Необычно - да.
Непонятно, как так получилось, что у нормальных людей родился такой первобытный Малыш. Эта древняя раса давно вымерла.
Лично я никогда не верил до конца, когда Папа рассказывал, что раньше, еще до Темных Веков и Огненной Войны, все Первобытные Люди были такими, как Малыш. Точнее, я верил, конечно, но представить это было трудно. После Огненного Ада выжили только самые приспособленные ииз древних, которые и стали нашими предками
То есть, Первобытные переродились в настоящих современных людей. А те, которые не переродились, вымерли, и их на земле не осталось.
Но иногда, очень редко, Первобытные, как наш Малыш, каким-то чудом изредка рождались в семьях, но их тут же отыскивала Полиция Стандартов и убивала.
Говорили, что Полиция заботится о чистоте крови. Но скорее всего, такого урода бы до приезда полиции затравили бы соседи, разорвали бы на куски. Соседи были ничуть не лучше полиции.
Мама с папой были смельчаками, раз не пожелали отдать нашего братца.
Они рисковали жизнями всех нас, сохраняя его дома, в тайне.
Это все-таки слишком по-животному, не-по людски - двуногость и безволосость.
Ведь самый удобный способ передвижения - на четвереньках, помогая себе опорой на руки, на костяшки пальцев, а густая шерсть - без нее никто, ни мужчина, не женщина не может быть красивым.
Но я всю равно люблю Малыша, несмотря на все его непохожесть - прямую спину, гладкую кожу. А его чудесные светлые волосы на голове - длинные и золотистые! Вот это действительно прекрасно.
Но лицо его странно - челюсти намного меньше наших, прямой выступающий нос.
А зубы маленькие и слабые. То ли дело - у нас. Одно слово - клыки!
Малышня отвлекла меня от размышлений.
Они рассыпались по деревьям, довольно ухали, висели на ветках, раскачивались и перелетали на соседние деревья.
Уа копалась в короткой, но густой шерсти на голове Куа, отправляла в свой рот кристаллики соли, а то и блоху, которых Куа вечно приносил из школы. Мама вечно изводила на него кучу мыла и полыни. Куа дремал, очень довольный.
А Малыш не обращал на них внимания.
Он прямо стоял на вершине холма, свободно расправив плечи, маленький, беззащитный , сияющий, такой не похожий на нас, и ветер трепал его удивительные длинные золотые волосы.
- Я буду полечу к звездам, вот увидите! - крикнул он и протянул руки к солнцу.