Конкурсный текст: Мишкины врата
Автор: v_molchanov
Начало здесь
- Гражданин, вас можно?
Михаил обернулся так резко, что чуть не вылетел в ближайший портал прямо куда-то за город.
- Да, а что?
Перед ним стоял, судя по униформе, представитель власти, держа в руках что-то весьма напоминающее средневековые кандалы.
- Продемонстрируйте статус.
- Какой статус? Я вот, из дома иду…
- На вас жалоба поступила. Есть подозрение, что вы мастак.
- А это что, плохо?
Человек в камуфляже даже фыркнул.
- А то сами не знаете. Так... я что-то не понял?
- Да, дома, дома документ! - изобразил почти искренне негодование Миша. Показывать тут свой паспорт было нецелесообразно, а иного определения чуждого понятия «статус» он представить даже не мог.
Полицейский посмотрел на него, как на конченного идиота. Как смотрят на зарвавшихся шутников или городских сумасшедших:
- Руку покажите.
Миша продемонстрировал открытую ладонь и через минуту уже шёл, сопровождаемый мрачным стражем закона в так называемый «Банк порядка», для выяснения личности.
- Куда ты без штампа? Больной что ли? - ворчал полицейский по дороге, а Миша, словно сомнамбула, плёлся ему вслед, всё ещё до конца не понимая, чем может грозить для него это задержание. Он ещё любовался городом, считая его чуть ли не своим детищем, крутил головой в разные стороны, заглядываясь то на вензеля бронзовых букв над булочной, то на скачущих через скакалку девчушек. На одной улице стена одного из домов оказалась непривычно однотонной, серой, и полицейский, сопровождавший Мишу, нехорошо скрипнув зубами, остановился. Достав из кармана широких форменных брюк рацию, он прошелестел в неё:
- Центр, я семнадцатый. На Красноосинской тридцать шесть портал закрылся. Опять мастака прошляпили? Пришлите одного на восстановление. И чётче там, народ страдать не должен. Да, знаю, что сами с усами, а всё же.
- Чего там? - Миша не смог сдержать любопытства.
- Чего-чего. Мастак откинулся. Теперь все его врата перерисовывать будут. Ладно - на моём участке только одни. А коли много? Люди же путаться станут. Непорядок.
- А…мастаки, это те, кто рисует?
- Нет, пляшут. Ты вообще откуда такой свежий выискался? Без печати. Ладно, посидишь у нас до завтра. Там комиссию соберём и определим призвание.
- Как определите?
- Как-как - по радужке. Как будто… А, ну да, - полицейский сочувственно мотнул головой, - Если мастак - рисовать будешь, воин - к нам или на рубежи, если серый - потенциал нации трудом крепить. От каждого - по способности. Каждому - по статусу.
Комната с решётками на окнах, в которой заперли Мишу, больше походила на номер в гостинице. Заправленная постель, что-то типа герани с розовой шапкой на подоконнике, столик с графином воды. Ему даже принесли ужин, так что чувствовал он себя почти комфортно. Красочная улица шумела своим многоголосьем прямо за занавеской, и Миша долго смотрел на неё, пока не надоело. Оставалось всё же понять, хорошо быть в этом мире мастаком или не очень. И вообще понять, нравится ли ему этот мир.
- Миш! - стук в окно прервал размышления.
Та самая девчушка, которой он дал печенье. Из его мира. А он… Он даже имени её не спросил.
- Да.
- Твой рюкзак. Тут я это… посмотрела. Но кроме печенья ничего не взяла.
- И мелки?
- Ага. Тут. Я за них и толкую. Если портал нарисуешь на стене - выберешься.
Выбраться. Как он сам-то де дошёл до этой светлой мысли? Сметливая пигалица оказалась куда практичнее экономиста-недоучки. В своих силах он был уверен, а город… он ведь его уже рисовал, рисовал вот совсем недавно, так что следы краски, наверное, ещё были видны на оставленной у портала рабочей куртке.
- Дай только баллончики и … беги на площадь, я скоро.
Энтузиазм охватил пожаром. До этого Эпштейн вёл себя, словно ватный, подчиняясь полицейскому на автопилоте, подчиняясь просто потому, что был к этому привычен, всегда доверял внутренним органам и подсознательно ждал от них лишь гуманизма и справедливости. А теперь он внезапно понял, что надо бежать и именно побег, это «ослушание крайней степени», может стать единственным, что позволит ему остаться самим собой. Ведь соберут завтра комиссию, поставят диагноз и всё - отцифруют и приставят куда-нибудь писать порталы, пока не встретишь глубокую старость с кисточкой в руках, прикованный к своему последнему переходу. Убедившись, что за ним никто не подсматривает, Мишка уже привычными мазками создал на девственно чистой стене контур. В контур он вписал уже виденные дома под черепицей и покрытые изразцами тротуары, запомнившиеся с одного взгляда красочные переходы. Только в одном месте возникла заминка - Мишка минут восемь прикидывал, какого же оттенка должна быть в лучах заходящего солнца штукатурка той стены, которая осталась чистой после исчезновения портала после смерти мастака. Пару раз пришлось ретушировать, но, наконец, портал ожил.
Мишка уже, наверное, успел к этому моменту привыкнуть к тому, что его картины «живые». Поэтому он отнёсся к случившемуся по-будничному - аккуратно собрал все до последней крошки мелки с покрывала кровати и перекинул ноги на другую сторону. Погостили - пора и честь знать. Провести ночь в КПЗ, хоть и гостиничного типа, уже не хотелось.
Девочка, которую, как оказалось, звали Настей, была уже тут. Миша ещё не успел оглядеться, как она уже дёрнула его за рукав и резко потащила в сторону.
- Давай отсюда. Тебя ж ловить будут, увидев проход.
Мишка и сам понимал, что будут. Казавшийся почти добродушным местный страж закона мог, осерчав на побег, показать при розыске сбежавшего и высокий профессионализм. Чем чреваты мастакам побеги Эпштейн не знал, но уж что его точно идентифицируют именно как художника, сомнений не оставалось.
Переходов через пять, когда, казалось, их можно было уже найти разве что по наводке сотового, Настя с недетской серьёзностью посмотрела снизу вверх на Михаила:
- Я помогла тебе. Ты поможешь мне. Так?
Отказать было невозможно. Да Миша и не собирался отказываться. Он только хотел уточнить для себя пару вопросов, чтобы потом… чтобы потом быть в полном распоряжении своей маленькой спасительницы.
- Ты мне только мастаков покажи. А потом зайдём куда в кафешку. Есть тут кафе?
- Есть. А мастаков - да вон они, в двух кварталах. Только сильно не таращься.
Миша повернулся в указанном направлении, да так и замер. Стена длинного дома, на окнах которого ещё не было занавесок, а у подъезда скамеек, расписывалась. Расписывала её, как сказали бы у Миши на родине, «бригада». Сразу несколько живописцев в ряд создавали Врата. Каждый из них, сверяясь с маленькой картинкой, не более открытки, переносил её на стену. Парочка наиболее шустрых, уже закончила работу и на «рабочем месте» отсутствовала, а их порталы успешно функционировали. Маленький кудрявый мастак, чей портал «ожил» буквально на глазах, брезгливо снимал с себя штуку, которую раньше Миша видел в руках у «взявшего» его полицейского.
- Кто нарисовал - до завтра свободны. А остальным - миска супа, чтоб не умерли, и куковать тут до рассвета.
- А ты откуда…
- Насмотрелась.
Кафе они нашли неподалёку. Маленькая ростовчанка за две недели успела прекрасно освоиться в городе. Миша заказал еду. Больше, правда, для Насти, чем для себя. Ему-то есть не хотелось, а вот девочка принялась уписывать обычные салатики с аппетитом, которому позавидовал бы даже Робин-Бобин Барабек. Рубли здесь, как и предполагал Миша, брали. Про другие валюты спрашивать он не решился, боясь в очередной раз попасть впросак.
- Я тоже нарисовала, - вымолвила Настя, как только её «червячок» был «заморен». У меня раньше так никогда не выходило, а тут… У нас же лицензии нет, обычно в карандаше в тетрадке что…
И Миша услышал, как девочка из южной казачьей станицы, никогда раньше не бывавшая дальше Ростова-на-Дону, решила расписать угол в сарайке, воспользовавшись обилием предназначенной для ремонта масляной краски. И расписала. Что называется - от души. И открыла. И обомлела от свершившегося чуда. И на радостях, прямо как была тогда в школьной форме, так прямо и шагнула в распахнувшийся перед ней мир. Ведь это мир был её фантазией и мечтой, местом, где не было лицензий на творчество. Ну, а после, после она элементарно не смогла выбраться обратно. Не было ни умений, ни красок, а много ли нарисуешь пальцем по штукатурке, да ещё так, чтобы выходило? Так, чтобы оно ожило?
Миша непроизвольно потрогал сумку с баллончиками. Да, если бы не прыжок в деревню, он вполне мог бы оказаться в схожей ситуации. Он вполне понимал девочку и охотно допускал, что после двух недель бродяжничества, она увидела в нём единственный шанс вернуться. Оттого и вытаскивала его, оттого и пыталась донести на Мойши нехитрый сценарий - отправить её домой, а потом… потом уже распоряжаться собой так, как вздуманье нападёт. И это значило, что ближайшей целью становилось возвращение. Не для себя - для неё. Как ни хотелось ещё чуток поразглядывать «иноземье», походить по нарисованному городу, а надо. Почему-то Миша внезапно осознал, что ответственен за эту маленькую девочку, которая уже неоднократно, словно между делом, раз за разом спасала его.
- Нарисуем, - он ещё раз потрогал заветную сумку, - Только… нужно место.
О том, что рисовать, долго размышлять не пришлось - конечно же, свою комнату. Ведь её он знал до мелочей, до потёртости на обоях Ведь это так легко - нарисовал и… дома. Труднее оказалось другое. В городе, где все стены были заняты картинами, трудно было найти пустую. Но и тут Михаилу подмогло эдакое шестое чувство - нюх графитчика. Где нет народа? Конечно же, на стройке. Когда нет народа? Когда он отдыхает. И вот уже они вместе с Настей проникают в комнаты того самого дома, возле которого вчера наблюдали работу мастаков.
- Ты… ты посиди в сторонке, хорошо? - Мишка не любил, когда смотрели, как он творит. - Вдруг кто…
Настя кивнула. Она вообще после того обеда в столовой говорила мало, только по существу. Казалось, что девочка в кафешке перед совершенно незнакомым парнем выплеснула всё, что накопилось, и теперь как бы ждала, ждала, получится или нет. Ибо другого плана вернуться обратно у неё просто не было.
Рисовал Миша долго. Вроде бы и знал свою комнату вдоль и поперёк, ан нет. Элементарные мелочи, на которые никогда и внимания-то не обращаешь, вызывали сомнения. Как вспомнить, оставил он рубашку на стуле или бросил её на диван? Можно ли быть уверенным, что бабушка в его отсутствие не навела порядок на письменном столе и не передвинула торшер так, чтобы тот лучше смотрелся. А то могла ведь и фото своей ненаглядной Яночки подставить. С неё, как говорится, станется.
Комната не оживала.
- Сейчас, я сейчас….
Настёна уже несколько раз моталась за едой, а результата всё не было. Миша даже попробовал нарисовать на соседней стене дачу, но и эта картина осталась мёртвой. Что-то не срасталось, было не так, не хватало чего-то очень важного….
- Поспи, - наконец, не по-детски вздохнув, произнесла Настя, - Утро вечера мудренее.
Спали тут же, закутавшись в Мишкину куртку, пытаясь хоть как-то согреться рядом. Ночи, на их счастье, в «городе мечты» были тёплыми. В голове Михаила мелькали образы дома, почему-то снилась бабушка, сдающая за него злополучный коллоквиум, потом отец, с наслаждением обклеивающий своими марками стену в Мишкиной комнате.
- Главное, чтоб на солнце не выгогели. На стене не в кляссеге… - приговаривал он и как-то всё хитро подмигивал.
Проснулся Миша от солнечного зайчика, плавно ползущего по лицу.
- Солнце, солнце… - то, что не выходило вечером, должно было решиться при свете дня. Достаточно было одного только взгляда, и художник понял - на рисунке не хватало солнца. Видимо, под вчерашним прессингом событий, Мишка совсем упустил из виду, что в его комнате от лучей солнца, падающих из окна, всё совершенно иное.
- Как бы добавить света? - он отошёл от стены и быстрыми движениями принялся рыться в сумке, перебирая баллончики. Зелёный, синий, белый, тёмно-малиновый… Не хватало жёлтого, солнечного, которым достаточно было лишь мазнуть, лишь нанести несколько штрихов…
Настёна, только продравшая глаза и ещё не понимавшая, что же ищет Мишка, вдумчиво посмотрела на Эпштейна, потом на картину, потом снова на Эпштейна.
- Я знаю! - внезапно резко выдохнула, почти выкрикнула она и, откинув куртку, бросилась в соседнюю комнату. Оттуда девочка вернулась с осколком кирпича, оставшимся после строителей:
- Вот!
- Что «Вот»?
- Рисуй! - и девочка провела импровизированным мелком по стене.
Чёткая охряная полоска на бетоне словно взорвала что-то в голове Михаила.
- Оно, оно! - и вот уже солнечные зайчики заиграли по стенам ещё вчера тусклой комнаты, из-под торшера полился мягкий свет, а на оконном стекле радугой замигали блики. Проход дрогнул и «поплыл» перед художником, словно приглашая его вместе с Настей покинуть этот мир, казавшийся поначалу воплощением мечты рисовальщика…
- Получилось… - буквально выдохнула присевшая от удивления девочка, словно сбросив с себя всё, что раньше тяготило её.
- Кто здесь? - откуда-то из-за спины послышались тяжёлые шаги. С площадки, через проём, предназначенный для двери, в комнату вошёл крепкого сложения лысый мужчина с чемоданчиком инструментов.
- Мы уже уходим, - Миша слегка подтолкнул Настёну, и та, с испугом глядя на подошедшего, маленькими шажками подошла к порталу. Шагнула в него и… пропала.
- Тут что, ход? - спросил как-то растерянно мужчина. - Мастаки вроде снаружи только работают.
- За мной ходить не стоит. Спецподразделение, - Миша показал мужчине российский паспорт, надеясь, что незнакомый документ хоть на минуту ошарашит незнакомца, и хотел было последовать за Настей. Но мужчина вдруг резко схватил его за руку.
- Не выйдет. В органах разберутся.
- Да иди ты! - вырвалось непроизвольно у Эпштейна дворовое, он рывком освободил руки и, почти в прыжке, последовал за Настей. Только бы рабочий не рванул за ним. Не хватало ещё притащить в родной мир чужака. Его ж потом обратно надо выпроваживать…
- Рюкзак, где рюкзак? - было первое, что услышал Мишка от своей спутницы, как только пересёк границу портала.
- Где-где… - хотел было экспрессивно ответить тот, но вовремя сдержался. Какой рюкзак, если на кону куда большее? Он только махнул рукой. Не до рюкзака сейчас, совсем не до рюкзака. - Хватай тахту. И - к окну, давай её к окну.
Настя, не задавая лишних вопросов, бросилась помогать парню. И только, когда с кроватью было покончено, и внутри Миши сложилась уверенность, что Врата из «города мечты» закрыты, он, тяжело выдохнув, шлёпнулся на свой любимый крутящийся офисный стул.
- Поэтому так, дорогие мои родители, а так же прочие заинтересованные граждане, - подвёл черту под рассказом Мишка. - Вот что я вам на всё это скажу. В отдел лицензирования я пойду завтра сам. Да, да, пап, один. Дальше каторги не пошлют.
Он горько усмехнулся.
- А с тем, что мы тут прочухали, реально шутить нельзя. Да и мало ли… А так, может, и пользу принесу. Да, кстати, вот ещё, хотите вы или не хотите, но в универ я больше не ногой. Разве что - документы забрать. Не моё это. Моё дело - живопись. Дело и судьба
- Етить… - не сдержал эмоции Юрасик.
- Как не пойдёшь? А я Яночке уже сказала, что Миша у нас будущий банкир… - подала голос Софья Марковна.
- А теперь скажешь, что Миша у нас будущий художник, во-первых, а, во-вторых, он сам станет находить себе девушек.
- Но ты же её ещё не видел…
- Советы хороши когда? Когда их спрашивают. Возникнет у меня желание познакомиться с Яной - спрошу у тебя, бабуля, её телефон. Поняла? Не возникнет - не обессудь и не приставай. Ну и самое главное: вот она, - Миша кивнул на Настёну, которая сидела рядом с ним, закутанная в плед тигровой расцветки, - Мне спасла жизнь. Так что, как минимум, мы отправим её домой. За наш счёт. И сопровождать буду лично. А с её родителями я уже договорился.
- Так может порталом? Фотку через инет и все дела, - я попробовал подсказать Мишке выход пооптимальней.
- А то какой ты у нас мастак?! - рассмеялся Юрасик, но тут же стих и вновь стал серьёзен. Его шутку никто не подержал.
- Вот поэтому и поедем на поезде. Даже мир мечты может оказаться совсем не таким… Боюсь я, Влад. - Вздохнув, наконец, честно признался Мишка. - Ошибиться так легко. Да и с законом лучше дружить.
Дня через два Настя уехала, Мишка рассчитался на экономфаке, но был принят почти тут же в отдельное подразделение по контролю за перемещениями при отделе лицензирования. Чем они там занимаются, он, естественно, не говорил, но по отдельным намёкам, которые мы с Юрасиком от него слышали, можно было понять, что картинные порталы как раз и входят в сферу его профессиональных интересов. Вот только граффити Мишка бросил. «Период у меня такой. Мне почему-то миниатюры близки стали», - говорил он, загадочно улыбаясь. Только… на стене как раз напротив его любимой тахты день ото дня всё отчётливее проступало изображение казачьей станицы, добротного домика под новенькой железной крышей и девушки, почти подростка, стоящей на пороге этого дома. В ответ на все вопросы Мишка только хитро улыбался и приговаривал, - «Разве ж это портал? Вот лет через пять…», и мы c Юрасиком понимали, что свою судьбу он найдёт именно там.