С пылу с жару
Пять минут назад дописано. И сразу - сюда. Предупреждаю сразу: текст большой получился.
СЛОВО ПОСЛЕДНИХ
В таверне стоял дым коромыслом. Матросы заливали дешёвым вином ещё один день в порту, машинально пощипывая за округлые задки расносящих пиво девиц. Те так же машинально и вяло попискивали, постреливая глазками по сторонам на предмет клиента побогаче да посимпатичнее. В дальнем углу шла активная возня: на грязном и липком от пролитого вина полу двое нищих сцепились за брошенный медяк, подбадриваемые выкриками пьяных гуляк. Равнодушный ко всему трактирщик посматривал на это действо краем глаза - к подобному веселью он давно привык, главное, чтобы не переросло в потасовку. Потому как потасовка - это уже убытки и трупы, которые надо убирать: моряки в случае потасовки дрались бешено и обстоятельно, не размениваясь на мелочи, а "ночные парикмахеры", иногда пропивавшие здесь срезанные за ночь кошельки, умели пускать кровь тихо, незаметно и эффективно. Впрочем, поводов для волнений не было - вон, сидит за дальним столиком "гарант спокойствия", бесплатно столовавшийся у трактирщика в обмен на функции вышибалы - невысокий жилистый тип по имени Кодрак.
Худой, чернявый, постоянно пьющий и не пьянеющий, Кодрак обладал редким талантом: в его присутствии даже самая развеселая гулянка никогда не превращалась в бедлам и шабаш, а стихийный мордобой никогда не заканчивался потасовкой. Никто не помнил, чтобы Кодрак кого-то и вправду "вышибал", но стоило какой-нибудь пьяной ссоре перейти в угрожающую фазу, Кодрак вставал со своего места, подходил к оппонентам, какое-то время молча на них смотрел - и спор утихал, а голоса готовых схватиться за ножи гуляк становились на несколько тонов тише.
Однажды в таверну заглянули два наёмника-зуарийца из купеческого охранения. Завидев Кодрака, один из наёмников подошёл к нему и резко что-то спросил на зуарийском. К удивлению трактирщика, Кодрак ответил на том же языке. Тихо, спокойно, и коротко. Но сказанное заставило зуарийца побагроветь и схватиться за меч. Дальнейшее трактирщик запомнил на всю жизнь: Кодрак превратился в размытое пятно, метнувшееся раз, другой - и один зуариец уже тихо оседает на пол, схватившись руками за живот, а второй заваливается на спину со свёрнутой шеей. А Кодрак опять сидит за своим столиком, и вино в чашу доливает.
Радостный рёв выдернул трактирщика из воспоминаний - один из нищих завладел-таки монеткой, и приволакивая вывихнутую ногу, заковылял к выходу, ужом проскочив мимо входящего в трактир воина. Трактирщик вопросительно взглянул на вошедшего (кожаный колет, перевязь с двумя короткими мечами, короткие удобные сапоги, светлые вьющиеся волосы, одежда и амуниция неброские, но не из дешевых, взгляд внимательный, нет, не напиваться пришёл), но вошедший, едва взглянув на него, направился к Кодраку, более того, бесцеремонно уселся напротив него.
Впервые за семь лет трактирщик увидел, как Кодрак улыбается.
* * * * * * * *
- Ну, рассказывай, где ты, как?
- Да нечего рассказывать - поморщился Лигарр - воеводой я у князя одного в Окраинных землях. То тихо, то громко, то тоска, то сеча. А ты, значит, здесь?
- Угу. - Кодрак залпом осушил чашу - Здесь.
- Все семь лет?
- Угу. - Кодрак снова наполнил чашу - Все семь.
Дождавшись, пока Кодрак начнёт пить, Лигарр тихо произнёс:
- Арзары идут.
Кодрак замер на секунду - голова запрокинута, чаша у рта - затем медленно допил, и взглянул Лигарру в глаза:
- Моя война закончилась, Кудрявый.
- Это будет не война, Кодрак. Это будет бойня.
- Ну да... - Кодрак саркастически усмехнулся - Теперь-то некому...
- Есть кому. - перебил его Лигарр. - Мы-то ещё есть.
- Нет нас больше, Кудрявый... Нет. Кто умер, кто потерялся после роспуска, кто куда, и след простыл. Я вот, например, умер. Ещё там, на Горелом поле. Вместе с Ланой.
- Ты жив, Бездонный, и никуда не денешься.
- Я уже делся, и...
- Я тебе вот что скажу. - Лигарр по прозвищу Кудрявый впервые за всё время разговора повысил голос - Если нас больше нет, значит погибнет ещё много Лан, и много Кодраков утопятся в вине.
Резко встав, Лигарр развернулся, и вышел из таверны, и только тогда стало понятно, что в таверне почти никого не осталось.
* * * * * * * *
Хриплый рев боевого рога потонул в криках и лязге стали, а в следующую секунду страшный удар палицы смёл с седла того, кто дул в рог. Второй удар вмял забрало шлема, и арзарский конник забился, царапая землю. Обладатель палицы, невысокий жилистый брюнет, коротко взревев, обрушил удар на ещё одного арзара, подскочившего к нему слева. Третьего, пытавшегося достать брюнета со спины, рубанул подскочивший светловолосый парень с такими же, как у брюнета, нашивками гвардейца.
- Лана! Там! - прокричал светловолосый, указывая куда-то коротким мечом.
- Пошли!
Два человека врезались в гущу схватки, прокладывая дорогу туда, где вертелась волчком, раздавая удары, невысокая смуглолицая женщина с короткими взъерошенными волосами.
* * * * * * * *
Розоватый свет восходящего солнца коснулся куполов и стен монастыря Белого Круга, заливая выбеленные стены лёгким румянцем. Птичий гомон заглушал слова утренней молитвы, произносимой Отцом Акиусом. Настоятель монастыря, громадный, похожий на медведя мужчина встречал рассвет как положено: босиком, стоя на земле, воздев руки к восходящему солнцу, с молитвой на устах. Но, несмотря на молитву и птичий гомон, чуткий слух настоятеля различил приближающийся стук копыт. Кто-то ехал к воротам храма.
* * * * * * * *
- Да знаю я... - настоятель со стуком поставил кубок на стол - Знаю... Отсюда ж до Рокая всего ничего, слухи быстро доходят. Готовимся беженцев принимать, раненых лечить.
- А ты что будешь делать, принимать, или лечить?
- Я настоятель. - пробасил отец Акиус, мрачнея - А значит, и принимать, и лечить, и всё за троих дурных. "Личный пример" называется.
- Ты не настоятель, Акир. Ты воин.
- Я уже давно не Акир, Кудрявый. И не воин. Всё это я в миру оставил.
- Не всё. - Лигарр глазами указал на висящий на стене кельи громадный боевой топор. - А значит, я прав...
- Ничего это не значит. Врос я, Кудрявый. Корни пустил. Их-то я на кого оставлю. Сорок человек монахов, да служки храмовые, да страждущие...
- ... Да ещё люди в деревнях окрестных, бабы, дети, все те, кого арзары жечь и рубить будут, пока наконец до твоего монастыря не доберутся. Много ты здесь один навоюешь, даже с топором? А впрочем, сиди, если хочешь... Корни пускай. А я поеду. Соберу, кого смогу, кто не прирос, попробуем Рокайское ущелье перекрыть, хоть время дадим сбежать людям... к принимальщикам. - Лигарр порывисто встал, собираясь выйти из кельи.
Могучая лапища сгребла его за шиворот и швырнула на скамью.
- Сядь!!! - рявкнул гвардеец Акир по прозвищу Медведь, впрочем, быстро успокоившись, и снова становясь настоятелем отцом Акиусом.
- Неделю тому... - буркнул он - В селе одном, тут, неподалёку, просили меня мозги гуляке одному вправить. Из ветеранов, на арзаров копейщиком ходил. Ну а теперь пьёт горькую. А как выпьет - в драку. Лишь бы с кем. Ну, ко мне не стал, здесь народ такой... Священник для них - не пустое место. Но орал по-пьяни много. "Ты - орёт, - святой отец, жизни не видел, пока я за людей кровь проливал, ты у алтаря молитвы бормотал, и не понять тебе, чего вояки пьют так много".
- Ты ему сказал? - спросил Лигарр, улыбнувшись.
Отец Акиус покосился на него, затем уставился в пол, и тихо пробасил:
- А чем бы я тогда от него, дурака пьяного, отличался бы?
* * * * * * * *
Голос у герольда был звучный и хорошо поставленный.
- ...и по причине окончания боевых действий с вышеозначенными арзарами, распустить Особый Корпус Гвардии Его Величества Кронига Третьего, с выдачей наградных памятных медалей и назначением пожизненного пенсиона в размере: старший офицерский состав - сто семьдесят пять имперских крон в год, младший офицерский...
- Пошли отсюда - сплюнул сквозь зубы Кодрак.
- Погодь. - пробасил Акир - Пусть дочитает.
- Зачем, Медведь? - в глазах Кодрака разгоралась ярость, проблескивая сквозь начавший застывать пепел погребальных костров.
- А он когда дочитает, - всё так же спокойно прогудел Акир - я ему рыло набок сворочу.
* * * * * * * *
- Да накласть мне с высокой горки на всё это! - не выдержав, заорал Тургул Кривой, атаман Вольной Братвы. - И тебе, Кудрявый, накласть должно на них. Мало тебе? Забыл, как нам в тот раз спасибо сказали? Указ о роспуске и нищенский пенсион в рожу швырнули! А мне деньги в лицо швырять - все равно что перчатку. Всё, я этим сраным королям ничего не должен. И тебе советую возвращаться к своему князьку. До вас арзары все равно не докатятся.
- А вы?
- А нас из гор не выбить. Королевская, мать её срать, Новая Гвардия не сумела, арзары тем более не выбьют. А золото, Кудрявый, и с арзаров стричь можно. У них тоже обозы есть.
- Может, ты и прав. Только не поеду я к себе. Я в Рокайское ущелье поеду.
- Ну и дурень. Много ты там один навоюешь?
- Ты прав, немного. Ну, поехал я, навоёвывать. Бывай... сержант.
Когда стук копыт утих, Тургул Кривой покосился на присутствовавшего при разговоре Сквира Культяпого - своего ближайшего помощника:
- Ну, чего молчишь? Обычно умности пудами выдаёшь, а тут задумался.
- Знаешь, Тургул, не хочется говорить. Утереться хочется, как после плевка.
- И ты туда же? Ты ж со мной и с Кучерявым на Горелом поле был, руку, вон, там оставил. Вместе ж в горы ушли, сам же говорил, мол, пошли они, короли-бароны сратые, со своими медальками.
- ... и деньги в рожу швырнули. Как перчатку. - усмехнулся Сквир - Любишь ты это повторять. Так я тебе вот что скажу: тебе сегодня не деньги, тебе сегодня звание твоё сержантское, не королями данное, в рожу швырнули.
* * * * * * * *
"Примечательно то, что все историки, описывавшие Первую Арзарскую войну, при всём разнообразии толкований и взглядов, сходятся в одном: переломным моментом войны, отправной точкой контрнаступления войск Кронига Третьего, является битва при Гродахе (она же - битва при Горелом поле). Именно тогда чаша весов качнулась в сторону Кронига Третьего, сумевшего использовать победу при Гродахе (пусть даже обошедшуюся столь великой ценой), как рычаг для морально-психологического воздействия на противника."
* * * * * * * *
Лигарр ещё раз проверил, легко ли выходят мечи из ножен, и присел на камень. До рассвета оставалось полчаса. Справа и слева вздыбились отвесные стены Рокайского ущелья - единственного прохода через неприступную стену Гаррийских гор. Узкий каньон, тридцати футов в ширину, через который утром пойдут войска арзаров. Войска, не забывшие поражение семилетней давности. Жаждущие реванша. А он встретит их здесь. Один. Как распоследний идиот. Смешно, чёрт возьми...
- Смешно-то как получается. - раздался позади Лигарра голос, и Кодрак, опустив на землю палицу, присел рядом - Помнишь, я говорил тебе, что умер ещё там, на Горелом поле, вместе с Ланой. Так это, значит, получается, что здесь я вроде как воскресну... А значит...
- А значит и Лана тоже воскреснет. - прогудел, подходя, Акир, - Считай, с нами здесь встанет. Это я тебе как священник говорю...
Помолчав, Акир продолжил:
- Монахов я по сёлам разослал. Чтоб уводили людей. Тихо, быстро, без паники. Пока мы здесь...
- Как три идиота...
Послышался нарастающий грохот. Три идиота обернулись. К ущелью, с воплями, гиком и свистом, неслось около сорока всадников.
- Братва, значит... Вольная... - со странной интонацией констатировал Акир.
- Идиотов прибывает - улыбнулся Лигарр.
- Р-р-разговорчики, воевода! - рыкнул, осаживая жеребца, сержант Тургул Кривой. - Я с тобой, мать его срать, ещё поговорю после боя, с глазу на глаз. О том как словами в рожу швыряться. А тебе, Медведь, так скажу: настоятелем стал, а ума как не было, так и нет. Далеко твои селюки от конных по равнине уйдут? Я своих послал, пусть селюков в горы заворачивают. Оттуда, мать его срать, их никакая силища не выбьет.
- Эт точно... - хмыкнул гвардейский лучник Сквир Культяпый, прикрепляя к культе левой руки хитроумную держалку, и вставляя в неё лук.
* * * * * * * *
Розоватый свет восходящего солнца коснулся стен Рокайского ущелья, заливая их лёгким румянцем. Холодный утренний ветер забирался под одежду, холодя кожу. Нарастающий гул копыт приближающейся Арзарской Орды не мог заглушить слов повторяемых стоящими в ущелье людьми. Слов, похожих на молитву. Слов, ставших гимном и молитвой. Написанных семь лет назад невысокой смуглолицей женщиной с взъерошенными короткими волосами. Прозвучавших первый раз на Горелом поле. И названных ею...
* * * * * * * *
Послышался хриплый рёв боевой трубы.
Шли арзары.
СЛОВО ПОСЛЕДНИХ
В таверне стоял дым коромыслом. Матросы заливали дешёвым вином ещё один день в порту, машинально пощипывая за округлые задки расносящих пиво девиц. Те так же машинально и вяло попискивали, постреливая глазками по сторонам на предмет клиента побогаче да посимпатичнее. В дальнем углу шла активная возня: на грязном и липком от пролитого вина полу двое нищих сцепились за брошенный медяк, подбадриваемые выкриками пьяных гуляк. Равнодушный ко всему трактирщик посматривал на это действо краем глаза - к подобному веселью он давно привык, главное, чтобы не переросло в потасовку. Потому как потасовка - это уже убытки и трупы, которые надо убирать: моряки в случае потасовки дрались бешено и обстоятельно, не размениваясь на мелочи, а "ночные парикмахеры", иногда пропивавшие здесь срезанные за ночь кошельки, умели пускать кровь тихо, незаметно и эффективно. Впрочем, поводов для волнений не было - вон, сидит за дальним столиком "гарант спокойствия", бесплатно столовавшийся у трактирщика в обмен на функции вышибалы - невысокий жилистый тип по имени Кодрак.
Худой, чернявый, постоянно пьющий и не пьянеющий, Кодрак обладал редким талантом: в его присутствии даже самая развеселая гулянка никогда не превращалась в бедлам и шабаш, а стихийный мордобой никогда не заканчивался потасовкой. Никто не помнил, чтобы Кодрак кого-то и вправду "вышибал", но стоило какой-нибудь пьяной ссоре перейти в угрожающую фазу, Кодрак вставал со своего места, подходил к оппонентам, какое-то время молча на них смотрел - и спор утихал, а голоса готовых схватиться за ножи гуляк становились на несколько тонов тише.
Однажды в таверну заглянули два наёмника-зуарийца из купеческого охранения. Завидев Кодрака, один из наёмников подошёл к нему и резко что-то спросил на зуарийском. К удивлению трактирщика, Кодрак ответил на том же языке. Тихо, спокойно, и коротко. Но сказанное заставило зуарийца побагроветь и схватиться за меч. Дальнейшее трактирщик запомнил на всю жизнь: Кодрак превратился в размытое пятно, метнувшееся раз, другой - и один зуариец уже тихо оседает на пол, схватившись руками за живот, а второй заваливается на спину со свёрнутой шеей. А Кодрак опять сидит за своим столиком, и вино в чашу доливает.
Радостный рёв выдернул трактирщика из воспоминаний - один из нищих завладел-таки монеткой, и приволакивая вывихнутую ногу, заковылял к выходу, ужом проскочив мимо входящего в трактир воина. Трактирщик вопросительно взглянул на вошедшего (кожаный колет, перевязь с двумя короткими мечами, короткие удобные сапоги, светлые вьющиеся волосы, одежда и амуниция неброские, но не из дешевых, взгляд внимательный, нет, не напиваться пришёл), но вошедший, едва взглянув на него, направился к Кодраку, более того, бесцеремонно уселся напротив него.
Впервые за семь лет трактирщик увидел, как Кодрак улыбается.
* * * * * * * *
- Ну, рассказывай, где ты, как?
- Да нечего рассказывать - поморщился Лигарр - воеводой я у князя одного в Окраинных землях. То тихо, то громко, то тоска, то сеча. А ты, значит, здесь?
- Угу. - Кодрак залпом осушил чашу - Здесь.
- Все семь лет?
- Угу. - Кодрак снова наполнил чашу - Все семь.
Дождавшись, пока Кодрак начнёт пить, Лигарр тихо произнёс:
- Арзары идут.
Кодрак замер на секунду - голова запрокинута, чаша у рта - затем медленно допил, и взглянул Лигарру в глаза:
- Моя война закончилась, Кудрявый.
- Это будет не война, Кодрак. Это будет бойня.
- Ну да... - Кодрак саркастически усмехнулся - Теперь-то некому...
- Есть кому. - перебил его Лигарр. - Мы-то ещё есть.
- Нет нас больше, Кудрявый... Нет. Кто умер, кто потерялся после роспуска, кто куда, и след простыл. Я вот, например, умер. Ещё там, на Горелом поле. Вместе с Ланой.
- Ты жив, Бездонный, и никуда не денешься.
- Я уже делся, и...
- Я тебе вот что скажу. - Лигарр по прозвищу Кудрявый впервые за всё время разговора повысил голос - Если нас больше нет, значит погибнет ещё много Лан, и много Кодраков утопятся в вине.
Резко встав, Лигарр развернулся, и вышел из таверны, и только тогда стало понятно, что в таверне почти никого не осталось.
* * * * * * * *
Хриплый рев боевого рога потонул в криках и лязге стали, а в следующую секунду страшный удар палицы смёл с седла того, кто дул в рог. Второй удар вмял забрало шлема, и арзарский конник забился, царапая землю. Обладатель палицы, невысокий жилистый брюнет, коротко взревев, обрушил удар на ещё одного арзара, подскочившего к нему слева. Третьего, пытавшегося достать брюнета со спины, рубанул подскочивший светловолосый парень с такими же, как у брюнета, нашивками гвардейца.
- Лана! Там! - прокричал светловолосый, указывая куда-то коротким мечом.
- Пошли!
Два человека врезались в гущу схватки, прокладывая дорогу туда, где вертелась волчком, раздавая удары, невысокая смуглолицая женщина с короткими взъерошенными волосами.
* * * * * * * *
Розоватый свет восходящего солнца коснулся куполов и стен монастыря Белого Круга, заливая выбеленные стены лёгким румянцем. Птичий гомон заглушал слова утренней молитвы, произносимой Отцом Акиусом. Настоятель монастыря, громадный, похожий на медведя мужчина встречал рассвет как положено: босиком, стоя на земле, воздев руки к восходящему солнцу, с молитвой на устах. Но, несмотря на молитву и птичий гомон, чуткий слух настоятеля различил приближающийся стук копыт. Кто-то ехал к воротам храма.
* * * * * * * *
- Да знаю я... - настоятель со стуком поставил кубок на стол - Знаю... Отсюда ж до Рокая всего ничего, слухи быстро доходят. Готовимся беженцев принимать, раненых лечить.
- А ты что будешь делать, принимать, или лечить?
- Я настоятель. - пробасил отец Акиус, мрачнея - А значит, и принимать, и лечить, и всё за троих дурных. "Личный пример" называется.
- Ты не настоятель, Акир. Ты воин.
- Я уже давно не Акир, Кудрявый. И не воин. Всё это я в миру оставил.
- Не всё. - Лигарр глазами указал на висящий на стене кельи громадный боевой топор. - А значит, я прав...
- Ничего это не значит. Врос я, Кудрявый. Корни пустил. Их-то я на кого оставлю. Сорок человек монахов, да служки храмовые, да страждущие...
- ... Да ещё люди в деревнях окрестных, бабы, дети, все те, кого арзары жечь и рубить будут, пока наконец до твоего монастыря не доберутся. Много ты здесь один навоюешь, даже с топором? А впрочем, сиди, если хочешь... Корни пускай. А я поеду. Соберу, кого смогу, кто не прирос, попробуем Рокайское ущелье перекрыть, хоть время дадим сбежать людям... к принимальщикам. - Лигарр порывисто встал, собираясь выйти из кельи.
Могучая лапища сгребла его за шиворот и швырнула на скамью.
- Сядь!!! - рявкнул гвардеец Акир по прозвищу Медведь, впрочем, быстро успокоившись, и снова становясь настоятелем отцом Акиусом.
- Неделю тому... - буркнул он - В селе одном, тут, неподалёку, просили меня мозги гуляке одному вправить. Из ветеранов, на арзаров копейщиком ходил. Ну а теперь пьёт горькую. А как выпьет - в драку. Лишь бы с кем. Ну, ко мне не стал, здесь народ такой... Священник для них - не пустое место. Но орал по-пьяни много. "Ты - орёт, - святой отец, жизни не видел, пока я за людей кровь проливал, ты у алтаря молитвы бормотал, и не понять тебе, чего вояки пьют так много".
- Ты ему сказал? - спросил Лигарр, улыбнувшись.
Отец Акиус покосился на него, затем уставился в пол, и тихо пробасил:
- А чем бы я тогда от него, дурака пьяного, отличался бы?
* * * * * * * *
Голос у герольда был звучный и хорошо поставленный.
- ...и по причине окончания боевых действий с вышеозначенными арзарами, распустить Особый Корпус Гвардии Его Величества Кронига Третьего, с выдачей наградных памятных медалей и назначением пожизненного пенсиона в размере: старший офицерский состав - сто семьдесят пять имперских крон в год, младший офицерский...
- Пошли отсюда - сплюнул сквозь зубы Кодрак.
- Погодь. - пробасил Акир - Пусть дочитает.
- Зачем, Медведь? - в глазах Кодрака разгоралась ярость, проблескивая сквозь начавший застывать пепел погребальных костров.
- А он когда дочитает, - всё так же спокойно прогудел Акир - я ему рыло набок сворочу.
* * * * * * * *
- Да накласть мне с высокой горки на всё это! - не выдержав, заорал Тургул Кривой, атаман Вольной Братвы. - И тебе, Кудрявый, накласть должно на них. Мало тебе? Забыл, как нам в тот раз спасибо сказали? Указ о роспуске и нищенский пенсион в рожу швырнули! А мне деньги в лицо швырять - все равно что перчатку. Всё, я этим сраным королям ничего не должен. И тебе советую возвращаться к своему князьку. До вас арзары все равно не докатятся.
- А вы?
- А нас из гор не выбить. Королевская, мать её срать, Новая Гвардия не сумела, арзары тем более не выбьют. А золото, Кудрявый, и с арзаров стричь можно. У них тоже обозы есть.
- Может, ты и прав. Только не поеду я к себе. Я в Рокайское ущелье поеду.
- Ну и дурень. Много ты там один навоюешь?
- Ты прав, немного. Ну, поехал я, навоёвывать. Бывай... сержант.
Когда стук копыт утих, Тургул Кривой покосился на присутствовавшего при разговоре Сквира Культяпого - своего ближайшего помощника:
- Ну, чего молчишь? Обычно умности пудами выдаёшь, а тут задумался.
- Знаешь, Тургул, не хочется говорить. Утереться хочется, как после плевка.
- И ты туда же? Ты ж со мной и с Кучерявым на Горелом поле был, руку, вон, там оставил. Вместе ж в горы ушли, сам же говорил, мол, пошли они, короли-бароны сратые, со своими медальками.
- ... и деньги в рожу швырнули. Как перчатку. - усмехнулся Сквир - Любишь ты это повторять. Так я тебе вот что скажу: тебе сегодня не деньги, тебе сегодня звание твоё сержантское, не королями данное, в рожу швырнули.
* * * * * * * *
"Примечательно то, что все историки, описывавшие Первую Арзарскую войну, при всём разнообразии толкований и взглядов, сходятся в одном: переломным моментом войны, отправной точкой контрнаступления войск Кронига Третьего, является битва при Гродахе (она же - битва при Горелом поле). Именно тогда чаша весов качнулась в сторону Кронига Третьего, сумевшего использовать победу при Гродахе (пусть даже обошедшуюся столь великой ценой), как рычаг для морально-психологического воздействия на противника."
* * * * * * * *
Лигарр ещё раз проверил, легко ли выходят мечи из ножен, и присел на камень. До рассвета оставалось полчаса. Справа и слева вздыбились отвесные стены Рокайского ущелья - единственного прохода через неприступную стену Гаррийских гор. Узкий каньон, тридцати футов в ширину, через который утром пойдут войска арзаров. Войска, не забывшие поражение семилетней давности. Жаждущие реванша. А он встретит их здесь. Один. Как распоследний идиот. Смешно, чёрт возьми...
- Смешно-то как получается. - раздался позади Лигарра голос, и Кодрак, опустив на землю палицу, присел рядом - Помнишь, я говорил тебе, что умер ещё там, на Горелом поле, вместе с Ланой. Так это, значит, получается, что здесь я вроде как воскресну... А значит...
- А значит и Лана тоже воскреснет. - прогудел, подходя, Акир, - Считай, с нами здесь встанет. Это я тебе как священник говорю...
Помолчав, Акир продолжил:
- Монахов я по сёлам разослал. Чтоб уводили людей. Тихо, быстро, без паники. Пока мы здесь...
- Как три идиота...
Послышался нарастающий грохот. Три идиота обернулись. К ущелью, с воплями, гиком и свистом, неслось около сорока всадников.
- Братва, значит... Вольная... - со странной интонацией констатировал Акир.
- Идиотов прибывает - улыбнулся Лигарр.
- Р-р-разговорчики, воевода! - рыкнул, осаживая жеребца, сержант Тургул Кривой. - Я с тобой, мать его срать, ещё поговорю после боя, с глазу на глаз. О том как словами в рожу швыряться. А тебе, Медведь, так скажу: настоятелем стал, а ума как не было, так и нет. Далеко твои селюки от конных по равнине уйдут? Я своих послал, пусть селюков в горы заворачивают. Оттуда, мать его срать, их никакая силища не выбьет.
- Эт точно... - хмыкнул гвардейский лучник Сквир Культяпый, прикрепляя к культе левой руки хитроумную держалку, и вставляя в неё лук.
* * * * * * * *
Розоватый свет восходящего солнца коснулся стен Рокайского ущелья, заливая их лёгким румянцем. Холодный утренний ветер забирался под одежду, холодя кожу. Нарастающий гул копыт приближающейся Арзарской Орды не мог заглушить слов повторяемых стоящими в ущелье людьми. Слов, похожих на молитву. Слов, ставших гимном и молитвой. Написанных семь лет назад невысокой смуглолицей женщиной с взъерошенными короткими волосами. Прозвучавших первый раз на Горелом поле. И названных ею...
* * * * * * * *
Послышался хриплый рёв боевой трубы.
Шли арзары.