Конкурсный текст №6
Вавилон - holrich_holl
Я даже имени его не знаю. Но у меня нет ни единого шанса, а времени никогда и не было… Помню, как я проснулся в поезде, как раз, когда он проезжал через дождь, такой чёрный, как если бы небо истекало землёй. Но проснулся я не от храпа мертвецов, покоившихся подо мной, на нижних полках, ни от духоты или тяжёлых капель, вдребезги разбивающихся о стекло, я проснулся именно от острой нехватки времени. Где-то над головой я чувствовал горячий водоворот, стремительно увлекающий все мои мысли… Я помню, как выскочил из вагона, как спешил покинуть вокзал, как перепрыгивал лужи, надеясь, что моё собственное отражение не схватит меня и не утащит к себе, вниз… Наверное, я всегда так делал…
Город оказался сырым и серым. Бывший здесь до меня дождь не только не смыл грязь с его улиц, но напротив, испачкал все стены уродливой торопливой усмешкой… словно высморкался… Может, тогда я и почувствовал, что мне противен этот город. А может, это из-за запаха, такого густого, что достаточно сжать кулак и тут же возникает ощущение, будто раздавил паука или свернул шею призраку. Запах денег и рыбы… как лопнувший сон спившейся шлюхи, как протухшее молчание или того хуже - когда одежда срастается с кожей…
Я быстро устал и долго сидел на скамейке, остывая посреди матерных слов, нацарапанных чьим-то кровоточащим лезвием - повсюду, на спинке, на щите с рекламой, разве что на луне, осторожно выглядывающей из-за облезлого облака, их не было - впрочем, я мог и не заметить, я не очень хорошо вижу. А потом подошёл трамвай, заполненный тёплым светом, даже немного приторным, но вполне приятным для моих расплывающихся глаз. Я зашёл в него, втиснулся в маленькое, неудобное кресло и снова уснул. Меня разбудил кондуктор. Он протягивал мне билет и говорил мне что-то страшное и даже хорошо, что я не понимал его. Вдруг он перестал говорить и схватил меня за уши - соблюдая пугающую синхронность, обеими руками и с одинаковой силой. И потащил меня по всему салону, стараясь зацепить мною как можно больше сидений. При этом, скорее всего, третьей рукой, он шарил по моим карманам и, ничего не найдя, выбросил меня из вагона. Если бы всё это не происходило ночью, то я подумал бы, что ночь настала именно теперь. Или ночь в этом городе сменяет ночь…
Я лежал на земле, перетекая из одной ночи в другую, пока вдруг не понял, что лежу не один. И без одежды, вернее, одежда была, но не на мне, а подо мной. Тот, кто лежал рядом, тоже был без одежды и, наверняка, он когда-то был женщиной… Мои пальцы находились во рту этого существа и я испугался, что оно откусит их и резко выдернул руку. Зря я так поступил, потому что оно проснулось и стало что-то требовать от меня, не менее страшное, чем тот, в трамвае… Но существо было не таким сильным, как кондуктор, и я ушёл от него, и даже смог забрать свою одежду… Тогда я вообще ушёл из города, а через несколько километров меня подобрала одинокая шаланда и мы поехали туда, где утро.
Утром кошмар рассеялся, но началось то, что ещё хуже…
Мы ехали достаточно долго, чтобы солнце успело взойти, упасть и снова подняться. Водитель шаланды, схожий лицом с собакой, всю дорогу рассказывал мне о чём-то сугубо своём, улыбался через каждое слово, обнажая огромные зубы. На третью ночь мы остановились у одной из заправок. Одной из тех, что стоят посредине лишнего мира, где нет ничего, кроме дороги и горизонта. Мы поужинали и легли спать, а наутро я вновь ощутил запах рыбы и денег. Я вылез из грузовика и посмотрел туда, где должен был находиться город. И я увидел его. На ещё вчера пустом горизонте появились силуэты его кривых башен и низкорослых домов. Город приближался. Дома подрастали прямо на глазах, а перед ними, словно из-под земли, вылезали новые постройки, похожие на груды мусора. Город постепенно заглатывал их, подбираясь всё ближе - медленно, но эта медлительность была условной, я прикинул, что городу потребуется всего лишь несколько часов, чтобы доползти до нас - до меня. Никакого сомнения, я понимал, что он не оставит меня в покое. Я был должен ему - только теперь до меня дошло то, о чём говорили и кондуктор, и проститутка. Они хотели, чтобы я расплатился с ними. А я сбежал. И плевать этот город хотел, что я оказался там случайно, что у меня не было ни денег, ни рыбы… Что я ничего не хотел от него… Он знал, что я ему должен и всё. Более громоздкого проклятия и не сочинишь. Он превратил моё сердце в счётчик и теперь каждое мгновение моей жизни стало процентом и немедленно прибавлялось к долгу.
Я побежал.
Я бежал двадцать лет. Мне казалось, я хорошо бегаю, хорошо прячусь, хорошо растворяюсь в темноте, практически стопроцентно. Мне и теперь так кажется, ведь ему ни разу не удалось припереть меня к стенке. Потому что я избегал стен, за все эти годы я не коснулся ни одной стены, ни мыслью, ни тенью. Все эти двадцать лет - чистый транзит, без оглядок и остановок… Я отрастил себе хвост, чтобы заметать следы, потом ещё два - чтобы было чем заменить ноги, если они подведут меня. Он не спешил, но расстояние между нами всегда сокращалось, я чувствовал это, всегда чувствовал, как он дышит мне в спину. Даже странно, что я успевал в последний момент выскользнуть из его объятий.
Я никогда больше не смотрел в его сторону. Просто знал, что он приближается. Приближается быстрее, чем смерть - возможно, что и умереть он мне не позволит, пока я не выплачу долг, ставший за эти годы почти бесконечным. Я знал, что если потребуется, город покроет собой всю землю и даже более того - сколько понадобится. Ни рай, ни ад, никакая бездна не смогли бы стать для меня надёжным укрытием. И всё же я нашёл такое место. Через двадцать лет бега и пряток я оказался на берегу того самого моря, которое все моря. Я нашёл лодку, перегрыз цепь, лёг в неё, и течение понесло нас прямиком в небо…
В океане я провёл, наверное, ещё лет двадцать. Я научился обходиться тем, что есть и не желать ни большего, ни, упаси Господь, меньшего. Иногда мне снилось, что счёты уже сведены и город давно вернулся на своё прежнее место, оставив после себя миллионы пустующих, мёртвых улиц. Но, просыпаясь, я знал, что он не оставил меня. Ветер исправно доносил его запах, словно квитанции.
И в одно, более пустое, чем обычно, утро, я проснулся и увидел, что море исчезло. Моя лодка лежит на суше, как распахнутый гроб и чайки кружатся вокруг неё, потому не над чем больше кружиться. На следующий день всё небо пошло мелкими трещинками и они росли, ветвились, из неба посыпался мелкий, будто песок, мусор. А на третий день я услышал его приближающиеся шаги.
Лодки хватило на то, чтобы сделать из неё кресло, чашку кофе с марицей и длинную, чуть изогнутую сигарету. Горизонт оставался всё еще чист и я смотрел вдаль, как в зеркало… и не мог остановиться. Я прикладывал ухо к земле и слушал. Я знал, что мне уже не спрятаться от него - как бы быстро я не бежал, он всё равно догонит меня, как черепаха - Ахиллеса. Поэтому я просто сидел в кресле, курил и ждал.
Через несколько дней небо над нами пожелтеет и стечёт вниз. Ещё через несколько дней на горизонте появится первая щетина из одно- и двухэтажных домов, они будут расти, разбрасывая вокруг семена новых зданий и так, пока город не окажется прямо перед моим носом. Я уверен, что город теперь везде. С него станется… и всё это ради одного единственного человека, который не расплатился по глупому, в сущности, счёту. Проехал зайцем одну остановку, сбежал от безумной мегеры, с кем-то не поздоровался, с кем-то не попрощался...
Будь, что будет. Я твёрдо решил не отдавать ему ни долга, ни процентов. Даже интересно, как он сможет заставить меня расплатиться - человека, у которого нет ничего, даже времени. Какой смысл разбавлять пустоту пустотой, словно пустота от этого станет жирнее и гуще… Что ему вообще от меня нужно… Впрочем… Благодаря мне он стал почти бесконечен. Может быть, я и есть это почти…