Конкурсный текст №17
Паровозы красивее снаружи - eeriesusl
- Мне до Города Машин, - сказал я в узкое окошко тесной кассовой будки Кливленда.
- Туда и обратно? - откликнулся пустой голос.
- Нет, в один конец.
До отправления поезда еще оставалось время. Предстояло долгое путешествие, хотелось находиться и надышаться воздухом перед поездкой.
На низком выложенном брусчаткой перроне народу было совсем немного: у каждого вагона человек по 10. Сам поезд монументально возвышался над перроном и людьми как огромный вековой дуб над чистым полем. Мрачной тучей он как будто заполнял пространство вокруг себя пасмурной серостью. Хотя в этом городе ему было трудно: тут ему с успехом противостояли яркие клумбы, сочные сады и улыбчивые дома.
Прозвучал сигнал, и люди начали неторопливо погружаться в вагоны, зачастую меняя при этом улыбки на угрюмую серьезность поезда.
А внутри вагона все было не так плохо: деревянные сидения и светлые стены пытались дать бой своему хмурому хозяину. Если оказаться сразу внутри, то может быть задачу и можно считать выполнимой, но если вы видели поезд снаружи - попытка покажется отчаянной.
В купе я увидел своих первых попутчиков. Первым на глаза попался мужчина, сидевший у входа. Почти всего себя он загораживал огромным разворотом газеты. Нога закинута на ногу. Черные строгие брюки, из-под которых виднелись черные носки. И конечно, не менее черные туфли. Наверно подразумевалось все это одного цвета, но три черных цвета все же заметно отличались.
На противоположной стороне у окна, закинув ноги на сидение и поджав колени к подбородку, сидел молодой парень. Он уверенным взглядом смотрел в окно. Смотрел наверняка уже долгое время и будет смотреть так же долго. Вряд ли он замечал кого-то вокруг. Даже из тех, на кого он смотрел.
Что ж, раз внимание к моей персоне было ограниченным, то и здороваться не следует. Вот обратит кто-нибудь внимание, пока буду садиться - поздороваюсь. Я сел рядом с парнем и напротив мужчины. Нет. Ну что ж.
Смотреть было некуда, пришлось рассматривать узор сидений. Мужчина пошуршивал газетой, у парня ничего не менялось.
Наконец, подошел последний участник нашего дорожного квартета. Это был полноватый старичок. Он был в совершенно не запоминающейся обычной «старческой» одежде. Темно-коричневые штаны, светлая потрепанная рубашка, рыжеватая жилетка… Старичок? Нет. Лет-то немало уже позади, но и впереди еще много всего. Пусть будет старичок. Конечно, он был седым. Сальноватые волосы спускались до плеч, той же длины и кудрявая борода. Против возраста были его живые голубые улыбающиеся глаза. Будто один веселый глаз рассказал шутку другому, а хохочут во всю морщинки вокруг. И глазам весело.
- Здравствуйте, господа! - Улыбнулся старичок. Мужчина опустил газету, быстро, но не мимолетно взглянул в лицо старичку и поздоровался в ответ. После чего вернулся к газете. Поздоровался и я, парень у окна беседу проигнорировал. Так последнее место у окна напротив оказалось занятым.
Поезд тронулся. Вокзал остался позади, здания за окном уступали место деревьям.
В вагон зашла проводница и попросила предъявить билеты. Проверяя документы, она зачем-то вслух произносила название пункта назначения каждого пассажира, а возвращая билет в руки, желала счастливого пути.
Нарушившаяся было идиллия в купе снова овладела своими прочными позициями. Парень, все так же глубоко погруженный в свои мысли, смотрел в окно; старика, казалось, интересовали скорее породы деревьев за стеклом, нежели какие-то мысли; мужчина перевернул страницу газеты.
- Вроде бы маленький городок, а как перемалывает судьбы, - вдруг сказал старик, продолжая смотреть в окно. Казалось, он просто подумал об этом, но забыл «отключить» голос и сказал вслух. - Город Машин… Оттуда нет обратного пути. Там даже касс нет. - Остальные попутчики если и слышали, то не обратили особого внимания на мысли старика.
- Уважьте стариковское любопытство, молодой человек. Скажите, зачем вам туда? - старик все так же смотрел в окно, поэтому трудно было понять, кому адресуется вопрос. Адресуется ли вообще кому-то из присутствующих. По смыслу вопрос мне, но очень уж не по себе отвечать в пустоту.
После нескольких мгновений молчания старик оторвался от деревьев и взглянул на меня, подтверждая правильность моей догадки.
- Ну, - я на секунду задумался, что ответить. Милый старичок, пусть знает правду. - Хочется, что называется, испытать себя. Узнать ту свою сторону, которую никогда не увидишь в тихой спокойной жизни.
Он еще секунду изучал меня, потом снова отвернулся к окну. Как только я решил, что беседа закончена, старик снова заговорил.
- А почему именно Город Машин? У вас там знакомые?
- Нет, я сам по себе.
Он опять замолчал. Казалось, что каждый вопрос он продумывал очень тщательно.
- Уж простите старика, но вы не производите впечатление сильного физически человека, - он повернулся ко мне. - Тогда у вас должны быть очень серьезные козыри в рукаве, молодой человек. Потому что без них в том городе не выжить. Да… - старик уставился в окно, но на этот раз деревья его, похоже, не интересовали. Он витал где-то в облаках. - Не сомневаюсь, что вы знаете, куда едете и на что идете. Уверен, у вас есть козыри. Да, уверен.
И замолчал. Старик ушел в себя, и теперь они с сидящим напротив парнем у окна составляли занимательную, почти симметричную композицию. Воцарилась тишина, нарушаемая только мерным и тихим стуком колес да шуршанием бумаги переворачивающейся страницы газеты.
Я уже начал подумывать о сне, как в купе снова раздался голос старика.
- Пыльные грязные улицы: там никогда не было дворников. Дома все отдельно стоят, больше похожи на бункеры. - Я взглянул на него: он по-прежнему невидящим взглядом смотрел в окно и как будто думал вслух. - Ночью все дома закрываются на тысячу замков. Ночью на улице творится что-то ужасное, мало кто знает что именно. Днем там нет солнца. Все друг друга боятся и ненавидят… Остановись, поезжай обратно.
Он замолчал, все так же глядя в окно. А у меня козырей в рукаве не было, кроме уверенности в своей избранности и уникальности. Хватит ли их, если все так сложно, как говорят? А если нет?
- Вы бывали там?
Старик какое-то время не реагировал, потом проснулся, как будто его тыкнули палочкой.
- Нет, молодой человек, не был, - он с грустью взглянул мне в глаза. Взгрустнул он то ли от того, что так терялась убедительность его тирады, то ли по иным причинам. Складывалось ощущение, что ему тяжело было смотреть на меня, потому что он то и дело отворачивался обратно к окну. - Но у меня есть основания вас предостеречь… Это не мое дело… Но мой вам совет… Аа, тьфу!
Он снова ушел в себя, в купе снова вернулась тишина. Снова стук колес гипнотизировал своей монотонностью, снова от этого спасал лишь шорох страниц газеты.
Скоро бумага в руках мужчины стала шуметь чаще, в конце концов он отложил газету в сторону и произнес:
- Я был там.
Теперь я смог разглядеть его. Это был мужчина лет 45. За газетой не было видно, что с черными брюками и ботинками он носил темно-голубую рубашку со слегка закатанными рукавами и расстегнутыми верхними пуговицами. Загорелое лицо человека, часто путешествующего по долгу службы, иссечено морщинами, придававшими ему весьма благородный вид. Едва заметная щетина покрывала щеки.
- Я там был, это действительно место, где нужно выживать. Причем, сделать это очень непросто. - Когда он сказал это, стало отчетливо ясно, что надо выживать и что это очень сложно. Как будто сам там был и все ощутил на себе. Старик оторвался от окна и теперь изучал мужчину. - Все правильно вы сказали, так и есть. - Он обратился к старику, чем заставил его улыбнуться. - Туда дорога только прожженным жизнью насквозь. Обратно дороги нет. Последний шанс для тех, у кого ничего не осталось, в том числе и внутри. Да и то весьма спорный шанс. Зато загубить жизнь проще простого. Гиблое место.
После его речи никто не решился заговорить. Как будто все уже сказано и все стоит на своих местах. Я почувствовал себя маленьким мальчиком, который серьезно напортачил, и вновь нависшая тишина лишь усиливала это ощущение.
Мрачное настроение старика по-видимому испарилось: теперь в его взгляде в окно читалась не обреченная тоска, а какая-то добрая грусть. А мужчина отложил газету в сторону и закрыл глаза.
Гипнотическому стуку колес теперь ничто не мешало. По-моему я уснул.
Когда я проснулся, то не обнаружил напротив себя старика. Видимо я спал долго. Мужчина теперь смотрел в окно, а парень все так же не менял ни позы, ни взгляда.
Уход старика немного огорчил. Даже не хочется размышлять почему. Теперь их в купе трое, а до Города Машин все ближе и ближе. Все разговоры будто бы остались во сне. Мол, все, что было тогда, хорошо и правильно, но теперь мы вернулись в реальность, и ничего не меняется. Или меняется? Насколько прав старик, мечущийся между вежливостью и желанием помочь, насколько прав мужчина, не лезущий в чужую душу, лишь оголяющий факты и свои знания? А главное - насколько эти чужие правды сочетаются с моей личной правдой, с моей жизнью и моим мироощущением?
Непросто нащупать грань между своим путем и опытом других людей. Непросто принять верное решение, особенно когда в молодости свой путь куда ценнее чужого опыта. Но и молодой может быть мудрым, и старый может мудрым не быть. Еще есть время подумать…
Пейзаж за окном, похоже, действительно чарующий, потому что теперь он захватил и мужчину, и парня. За поездом загорался закат. Стоило взглянуть туда, как попался в эту пучину и я. От такой красоты не оторваться. Случайно зашедший в вагон увидел бы замечательную картину: трое пассажиров завороженно наблюдают за закатом и лицо каждого подсвечено мягкими розовыми лучами угасающего солнца. В эту секунду я вдруг почувствовал ясное единение со всеми присутствующими, абсолютное равенство. Этот харизматичный мужчина, которому веришь с первого взгляда и с первого слова, который был везде и знает все; этот парень, который может оказаться кем угодно; и я, выбирающий свой путь. Все равны, и нет никого ровнее.
Зычный голос объявляющего остановки пробудил мужчину. Он сложил газету в свой кейс, накинул пальто, пожелал нам счастливого пути и вышел.
Вот и все, я остался практически один. Догорает закат, снаружи уже темнеет. Впереди ночь и Город Машин. Немного не по себе, жутковато. Но зато таковой будет моя жизнь. Не хочу быть серым человеком. Эта мысль придала немного уверенности.
Выбора нет, придется снова смотреть в окно, хотя эти пейзажи уже поднадоели. Время шло, за окном темнело.
Вновь прозвучал голос объявляющего остановки. Еще совсем немного и поезд доберется до последней остановкой перед Городом Машин, перед конечной. После этого пути назад не будет.
- У меня билет до сюда, - вдруг проговорил парень, не отрываясь от окна.
Впервые за все время поездки он пошевелился - из кармана куртки он достал свой билет, положил его на столик и легонько подтолкнул ко мне. Я увидел его глаза, которые наполнялись слезами. На меня он не смотрел.
Не знаю, что меня толкнуло, но я достал свой билет и положил его на столик рядом с другим.
Поезд остановился. Человек снаружи еще раз выкрикнул название станции и предупредил, что остановка короткая.
В глазах парня скопилось достаточно жидкости, чтобы она начала стекать по его щекам крупными каплями. После того, как он достал билет, он больше не шевелился. Я взял его билет и вышел из поезда. Он так на меня и не посмотрел.
Почти сразу же, как я вышел, двери поезда закрылись, и его стало необратимо затягивать во мглу ночи. Последними в темноту он утащил два красных фонаря.
Единственный тусклый фонарь освещал пустую платформу. Под ним тенью очерчивалось маленькое окошко.
Правильность выбора проверяется необходимостью сделать его еще раз. Я закрыл глаза на секунду, выдохнул…
- До Кливленда.
- Туда и обратно?
- Нет, в один конец.