Конкурсный текст №23
Автобус дальше не идёт - karetu
Привычным движением он поправил последнюю фигуру на доске.
- Начнем, пожалуй. Пешка Е2-Е4.
10:02
Лена совсем не хотела ругаться с мужем. И уж тем более глупо было уходить из дома прямо в ночь. Ну, не совсем ночь, но автобусы ходят только до десяти. Если бы он не забыл про годовщину… и если бы она не забыла напомнить ему про годовщину… слишком много если, и вот она стоит на пустой автобусной остановке, а ветер задувает ей в воротник наскоро, криво застегнутого пальто. А автобуса нет, и, может быть, он вовсе не придет. Конечно же, дурь, дурь беспомощная - так вот сгоряча убегать в ночь, без надежды на возвращение, цепляясь в последний, невозможный автобус, как в билет в один конец.
А ветер нашептывает что-то осеннее, болтает пожухлыми листьями в стылых лужах, как тогда, когда они познакомились. Почему у мужчин такая короткая память? Убежать, уйти, и стоять теперь в темноте - не сколько гордо, сколько жалко, одинокой пешкой на голой осенней шахматной доске, и знать, что он следом не побежал.
10:04
Из-за угла показывается грязно-желтый, раскачивающийся «Икарус», Лена даже не пытается рассмотреть в темноте номер, привычно плюхается в него. Все автобусы идут к метро, и, даже если ей некуда ехать, все равно лучше быть подальше от дома. Хотя, наверно, у нее больше нет никакого дома, есть только проездной в один конец - в вечность промозглой, октябрьской ночи.
Конечно, в это время автобус пуст, но в салоне горит свет, и быть где угодно лучше, чем стоять на улице и ждать того, кто за тобой не придет. Не придет.
10:03
Леша опоздал случайно. Просто так получилось, задержался с коллегами, Антон предложил отметить, кажется, именины, и закрутилось. Не хотел он ни задерживаться, ни тем паче пропускать Васькин день рождения.
Всякое бывает. Разве он виноват, что парень ревел два часа. Пора бы уже научиться быть взрослым. Чай, не пять лет, одиннадцать. Ну да, обещал придти, но так уж вышло, и бывшей совершенно не обязательно было захлопывать перед ним дверь. Ну, опоздал, но ведь пришел же, пришел. Вечно он в этих ваших тонких чувствах, как слон в посудной лавке.
И вот теперь надо как-то добраться до метро, а завтра он подумает, как говорить с сыном. Не сегодня, завтра. А сегодня - билет в один конец: не самый лучший день, и пусть он наконец закончится.
Если побежать, то он еще успеет в старенький автобус, распахнувший двери у остановки. Главное, не поскользнуться в этих лужах, еще немного и…
10:04
Леша впрыгивает в автобус и пытается отдышаться. Мышцы уже не те, сердечко шалит, лет пятнадцать тому догнать последний автобус было - раз плюнуть. Может быть, снова начать бегать по утрам? Да, конечно, с завтрашнего дня - новая жизнь. Леша отряхивает портфель и поудобнее устраивается на сиденье пустого «Икаруса».
10:05
- Ты можешь кричать сколько угодно, - нервно кусая нижнюю губу, цедит Виктория Павловна, - ори, сколько хочешь! Не поможет, милочка. Ты… просто никто, а у моего мальчика карьера, у него вся жизнь впереди… Ты действительно хочешь испортить Коле всю жизнь? Не выйдет.
На остановке пусто, и ответить Виктории Павловне некому. Только шквальный порыв ветра чуть ли не срывает шляпку, но Виктория Павловна вымученным высокомерным движением правит головной убор. Ей всего 72, а не уже 72, и ой как ошибается эта дурочка, решившая увести сына. Виктория Павловна так просто не отступит, не отдаст Вадика, и даже если эта так называемая жена закрывает перед ней двери, она все равно выиграет эту битву. Вадик вернется к маме, а Наталья… Нонна… Неля… Пусть будет Наталья - получит билет в один конец, к себе, в Тверь, или откуда она там. Виктория Павловна брезгливо обходит лужу. Поймать маршрутку? Что быстрее подойдет.
10:04
Нет, вот автобус, двери как раз открываются. Виктория Павловна, не глядя, заходит в пустой салон, привычным жестом достает удостоверение: «Пенсионный!»
Кажется, ее часы спешат. На тех, над остановкой, еще только 10:04. Виктория Павловна холодно пожимает плечами и переводит стрелки. Точность - вежливость королев.
В 17:37 Николай Кузьмич понимает, что получки сегодня не будет, не будет и завтра. Ему страшно хочется напиться, нализаться до чертиков, так чтоб ни видеть ничего вокруг и совсем ничего не помнить. Но напиться одному тоже не на что. Пары рублей в кармане на бутылку не хватит.
В 20:26 Николай Кузьмич все еще не дома. В квартиру он не хочет. Не зачем, не к кому. И, когда во дворе к нему подходят и спрашивают: «Третьим будешь?», Коля молча кивает головой. Да, обещал завязать, но денег нет, и какие тут завязки. Когда ты напьешься - все пустяк, пара стаканов, и ты уже кум королю. Ну, или сам король.
В 22:08 Николай Кузьмич вяло пытается шагнуть на тротуар с проезжей полосы, оступается и, как в замедленной съемке, плюхается на холодный, мокрый от дождя асфальт.
Кто-то тормошит его, но он ничего не слышит, ему снится какой-то очень цветной сон: фиолетовый тоннель и, кажется, свет - или снег.
22:08
Из-за угла появляется трясущийся от старости желтый, с размывами осенней грязи по левому боку «Икарус».
В такую ненастную погоду трудно что-то разглядеть, лишь октябрьский шквал рвет фонари, раскачивает, играет пятнами света в лужах.
На дороге неподвижно лежит Николай Кузьмич. Заметить его в тени совершенно невозможно, и подняться он уже вряд ли успеет.
Водитель не видит лежащего человека, и, даже если заметит, вряд ли успеет затормозить.
Вдруг пассажиров резко встряхивают, как провинившихся щенков. Машина тяжело останавливается, мотор глохнет.
- Сломались. Автобус дальше не идет, - сообщает недовольный бас водителя. Двери со скрипом открываются, и несколько пассажиров, вдруг осознав, что они в салоне не одни, поеживаясь, медленно выползают на свежий воздух.
В метре от автобуса ошарашено трясет головой Николай Кузьмич.
- Старик, подбросишь до метро, - спрашивает он водителя, пожилого, грузного и седого мужика в очках. Тот пожимает плечами:
- Не видишь, что ли, сломались. Шел бы ты отсюда, счастливчик. И не забудь, день рождения у тебя сегодня, понял, да?
Николай Кузьмич плетется по тротуару, пытаясь стереть с куртки разводы грязной воды. Потом протрезвевшим взглядом смотрит на автобус, на асфальт, на след от человеческой фигуры. С завтрашнего дня - ни капли.
Дождь перестает, а с неба начинает сыпать первый в этом году снег.
- Лена, ты где? Слышишь меня, где ты? Ну извини, я не хотел… Ну что же ты рыдаешь в трубку, стой, где стоишь, я сейчас за тобой выеду.
- Вера? Да, я знаю, что поздно, но не бросай трубку, не о тебе же речь, дай мне, пожалуйста, Васю. Нет, я знаю, что не спит. Вася, ну что же ты… да-да, конечно, да, я сейчас приеду, ты подожди, сынок, все будет хорошо.
- Как вы, мама? Это Нина. Мы с Вадимом очень волнуемся. Сейчас я дам ему трубку. Мам, я не успел тебе рассказать, но скоро у тебя будет внучка… Будешь через 15 минут?
На пустой остановке в пелене невозможного в этой темной глуши летящего первого снега медленно заводится автобус. Водитель мрачно бухтит что-то про себя. Наконец двигатель начинает тарахтеть, автобус трогается, оставляя черные следы шин на растворяющемся в воде снегу.
Машина постепенно набирает скорость и растворяется среди кружащихся в ночи тающих снежинок.
А ветер рисует на промокшем асфальте белую паутину, и вскоре след старенького :Икаруса» полностью заносит. Ранняя в этом году зима.
- F7. Детский мат! - почти незаметно, краешком губ улыбается он и аккуратно складывает доску, - завтра - еще партию?
- Я паршиво играю в шахматы, - легко пожимает она плечами и откидывает за ухо длинную, завивающуюся прядь волос, - Но так, ради интереса, почему же детский, среди них не было ни одного ребенка. Взрослые знают, на что идут, покупая билет в вечность.
- Ты знаешь, - смущенно пожимает он плечами, - все они мои дети…