Конкурсный текст №26
День седьмой
Есть нечто особо жестокое в том как дети издеваются над своими сверстниками. Это какой-то глубинный атавизм, который взрослые научились сдерживать - а чаще скрывать - за своими манерами, заменяя жестокость поступков - тонкостью политики, лезвием иронии, ниточками интриг. Дети, естественные в своем эгоизме, не опускаются до подобного. Они просто жестоки. 12е августа, 90 года. Памятка для альтерсама.
Теперь они играли снаружи. Уроки на сегодня закончились, и дети рассеялись по пыльному двору приюта имени Моргана. Единственный, кто оставался внутри здания, был Сноб. Он был наказан за драку, а дрался он сегодня четвертый раз, все в свой первый день. Многовато даже для этого места, известного своими воспитанниками - большинство из которых приходили из воспитательной колонии для малолетних преступников.
Остальные ребята выглядели моложе своих лет. Они были слишком худыми, или наоборот толстыми. Некоторые совершенно лысые, у многих - следы умственной неполноценности.
Сноб наблюдал за ними глядя из узкого окна мужского туалета. Он устроился на заплеванном, покрытом пеплом и пылью подоконнике и задумчиво ощупывал языком ранку на губе. Ему удалось содрать верхнюю запекшуюся пленку, и вкус крови, смешанной со слюной, заполнил его рот.
Дверь приоткрылась, и зашел воспитатель, только что начавший свою смену. Сноб слышал насвистывание, журчание струи, разбивающейся о писсуар. Оправившись, воспитатель подошел к Снобу.
- Слезь с подоконника и ступай в свою комнату, - раздался его недовольный голос прямо за спиной у мальчика.
- Я хочу посмотреть на закат, - не оборачиваясь, ответил Сноб.
- Ты ведь новенький? Слезай с окна, иди в свою комнату, - вторично приказал воспитатель и положил ему руку на плечо.
Сноб, не вставая с подоконника, обернулся.
- Сегодня последний день моей жизни, - сказал Сноб. - Моего отца убили вчера, он никогда не переместится, не воспитает своего альтерсама... завтра я не рожусь. Пожалуйста, оставьте меня в покое.
Воспитатель, совсем молодой парень, вгляделся в заплаканное лицо Сноба.
- А, так ты сын Баджа, - утвердительно сказал воспитатель. Аккуратно убрав руку с плеча Сноба, пошел к выходу.
Когда дверь захлопнулась, мальчик вытер слезы и какое-то время смотрел на закат сквозь широкую раму. Затем, он спрыгнул на пол и зашел в кабинку. Попытался закрыться на неисправную защелку, затем осторожно приподнял крышку бачка и достал оттуда е-друга.
Это был очень хороший е-друг. Он заряжался от тепла тела хозяина и был непромокаем. В самой первой драке он упал на землю, и по нему наподдали ногой. Однако он все еще работал. Мальчик тщательно протер его, раскрыл, и е-друг засветился сверкающей картинкой - последним осколком прежней жизни. В углу экрана мигало последнее сообщение, полученное позавчера.
«Тимми, моя альтерсама не отвечает на звонки. Она осталась погостить у вас? Л».
У е-друга свинтили антенну связи, так что он больше не мог подключаться к сети. Губы Тимоти задрожали. Он торопливо закрыл письмо, и начал наговаривать воскресную запись:
- Памятка для альтерсама. День последний. Когда этот цикл закончится, меня не станет. Не имеет смысла извиняться перед вами. Но, пожалуйста, извините меня. Это я во всем виноват. Извини мама, извини п-п-па, извини папин альтерсам, я... - тут он снова расплакался.
Дверь туалета распахнулась.
- Сноб расклеился - сказал чей-то веселый голос.
- А ну давайте сюда эту нюню, - сказал голос повзрослее. - Сейчас мы его склеим, поганца...
- А-А-А...
Е-друг отлетел в сторону, и поехал по скользкому кафелю. От удара о пол по экранчику побежали цветовые волны, и записи замелькали одна за другой...
День Шестой
Джереми шел по коридору Министерства Времени.
Е-друг нашептывал ему наиболее короткий путь, заложенный в него местным швейцаром.
Министерство было громадным. Вокруг него, словно грибы вокруг грибницы, образовались комплексы перонов Перемещения. В одних, дети и их альтерсамы провожали в прошлое своих родителей. В других, приезжие альтерсамы проходили иммиграционный контроль.
Дальше располагалась вотчина чиновников. Сорокалетние пока-еще одножизни - Джереми в свои 48 подходил к крайнему сроку - оформляли свои права на Перемещение.
Наконец он прошел последнюю из очередей и оказался в самом сердце министерства. Перебросившись парой слов с блондинкой-секретаршей, одетой в форменную блузку и узенькие брюки, Джереми налил себе чашечку кофе и устроился в кресле для посетителей.
Сосед Джереми, скучающий, солидного вида мужчина, видимо обрадовался возможности пообщаться.
- Простите, вы не говорите по-русски? - вежливо спросил он.
Джереми с улыбкой покачал головой:
- Совсем не говорю.
- Вы выглядите славянином, - сказал мужчина.
- Румын. В третьем поколении. Джереми Бадж.
- Кытуйги Юрьевич Зайцев. Переводчик в консульстве Штатов Объединенной Сибири.
- А-а-а, и давно у нас? - вежливо осведомился Джереми.
- Только приехал, - ответил Зайцев. - Голубая мечта детства - побывать, а тем паче поработать в хроноцикличной стране.
- Так вы одножизн! - догадался Джереми. - Наверное, сейчас не очень уютно сейчас чувствуете.
Дипломат неловко улыбнулся:
- Будто вышел из дому, оставив конфорку включенной.
- Это от колебания циклов, - сказал Джереми. - Мир вокруг вас постоянно меняется, реагируя на хроно-изменения, вызванные семью миллиардами альтерсамов.
Зайцев кивнул.
- Нас предупреждали. Но одно дело это понимать, совсем другое испытать на себе. Я почему-то думал, что мир изменяется каждые 24 часа. Просыпаешься утром - а там уже другая реальность.
- Это правда, - ответил Джереми. - Вот только изменения происходят не скопом, а постоянно, маленькими дозами. Естественно, разумом вы не в состоянии их зарегистрировать. Но подсознание постоянно заставляет испытывать дежавю. В нецикличных странах одножизни испытывают тоже самое - временной поток ведь один на всех - но у себя в Сибири вы, конечно, не воспринимаете это с такой высокой интенсивностью.
- Простите, мистер Бадж, - спросил дипломат, - но почему вы называете нас «одножизнями»?
- Местный сленг, - обьяснил Джереми. - Одножизн - это человек с нецикличной жизнью, тот кто не возвращается в свое прошлое, чтобы дать себе правильное воспитание... Только осторожней с этим словом, - добавил он. - Оно может служить синонимом невозвращенцу. Человеку, лишенному права на перемещение.
- То есть преступнику?
- Преступнику, генетическому больному, социально неприспособленному человеку, - перечислил Джереми.
Увидев, что к ним идет секретарша, он отставил пластиковый стаканчик с кофе и поднялся.
- Извините, пора. Удачной акклиматизации, господин Зайцев! - Джереми пожал своему собеседнику руку и прошел за секретаршей в кабинет с табличкой «Хобард Джонсон. Секретарь Министра».
Внутри он обнаружил широкий, абсолютно пустой стол и повернутое вперед спинкой кресло, из которого торчали ноги. Человек в кресле что-то набивал в своего е-секретаря, повернувшись лицом к отделенному стеклом городу.
Не дожидаясь того, чтобы секретарша представила его, Джереми шагнул вперед и хлопнул по спинке кресла, так что сидящий человек едва не упал.
- Привет Хобби, как твои грязные делишки? - дружелюбно спросил он.
Кресло развернулось, и Джереми напоролся на холодный, острый взгляд хозяина кабинета.
- Простите, - удивленно сказал Джереми, - я думал что встречу вашего альтерсама.
- Альтер-Хобард сдал мне дела около недели назад, - ответил ему молодой человек.
- Надеюсь, сдал в хорошие руки, - сказал Джереми со смешком.
Хобард не улыбнулся в ответ.
- Я очень рад что вы смогли уделить мне время, - сказал Джереми после неловкой минуты молчания. Он машинально проводил глазами обтянутую юбкой попку уходящей брюнетки, подождал, пока она не закрыла за собой дверь, и продолжил:
- Мне требуется допуск к Архиву. К закрытым делам. Разряд: Список Ошибок.
- Вы прекрасно знаете, что я не имею права предоставить вам эту информацию, - ответил молодой человек. - Я собственно даже не знаю, что такое Список Ошибок. Если это единственная причина вашего...
- Дело идет о моем сыне, - торопливо продолжил Джереми. - Мальчик является одножизнем, но я знаю, что он не мог попасть в списки Невозвращенцев. Мне нужен кратковременный доступ к Списку Ошибок. И тогда я...
- Не могу предоставить информацию, - с нажимом повторил чиновник, положив руку в опасной близости от кнопки, вделанной в столешницу.
- Я работал на министерство много лет. Мы были большими друзьями с Хобардом, - тоскливо сказал Джереми.
- С альтер-Хобардом, - сухо поправил его Хобард младший. - Дверь находится за вашей спиной.
- Хорошо, - Джереми пожал плечами. - Не хотел я этого говорить, но... Я знаю как ты получил это место в министерстве.
Хобард побледнел. - Кто...
- Ты, - ответил ему Джереми. - Джонсон-старший рассказал мне и о взятке, и о связи с Начальницей Комиссии.
- Нет, не расскажет. Не в следующем цикле, - лицо молодого человека налилось кровью.
- Быть может, и нет, - спокойно сказал Джереми. - А быть может, с годами ты станешь меньшим сукиным сыном, и все-таки расскажешь мне об этом. Но в данном цикле ты должен будешь удовлетворить мои требования.
Хобард с ненавистью посмотрел на своего посетителя.
- Заприте дверь, - приказал он. Пока Джереми возился с замком, чиновник массировал виски, его губы беззвучно шевелились.
- Вы не можете знать наверняка, - сказал он. - Что бы у вас ни было на моего альтерсама, это не обязательно сработает против меня. Вы блефуете.
- Рискнешь проверить? - спросил Джереми, возвращаясь к столу. Он смахнул со стола бумаги и уселся на край. - Рискнешь своей драгоценной карьерой? Давай, мальчишка, нажимай на кнопочку!
Хобард выругался и, подключив е-секретаря к разьему, начал выводить на экран данные. Когда Джереми подключился через е-друга и начал копировать информацию, он все же сделал слабую попытку вмешаться:
- Подождите, как вас там... Эти данные...
- ... нужны мне в полном обьеме, - спокойно ответил Джереми. - Мне нужно будет хорошенько прочесать информацию без того, чтобы мне дышали в затылок. Вы можете уделить мне несколько часов? Так я и думал.
С щелчком он захлопнул е-друга и довольно улыбнулся.
- Вот и все. Хорошего вам дня, мистер Джонсон. В конце месяца мы с женой перемещаемся, и ваша тайна уходит со мной. Надеюсь вас утешит то, что вы сделали сегодня доброе дело.
Хобард дал ему уйти, продолжая массировать виски. Он знал, что несанкционированный вход в Архив вряд ли будет замечен, но может и привлечь внимание. Конечно, проще всего подождать до следующего цикла - но Хобард Джонсон делал карьеру отнюдь не пассивным путем. Он любил власть и патологически ненавидел, когда на него давили. Сейчас, в своем кресле, ощущая свою силу и практически полную безнаказанность чина, Хобард не мог позволить себе подобных демаршей.
В принципе, этот идиот не оставил ему никакого выбора.
Он все же прождал несколько минут - дань Хобарду-старшему. На то, чтобы прочитать досье агента Джереми Баджа (48 лет, женат), ему потребовалось еще примерно четверть часа.
Затем он настроил е-секретаря на связь.
- Отдел безопасности, - приказал он. И продолжил диктовать:
- Операция «Крот-одиночка». Опознан экс-оперативник систематично, потрошивший Архив с целью сбора и продажи секретной информации Министерства. Имя: Джереми Бадж. Приговор: Перевод в Невозвращенцы. Все свободные оперативники должны быть брошены на поимку предателя.
- Хорошо, сэр, - отозвался связной. - Брать живым?
- Крот не сможет сообщить нам ничего нового, - задумчиво сказал секретарь министра. - А вот он, пожалуй, знает слишком многое. Для дальнейшей разработки бесполезен... - Он почесал себе за ухом и добавил:
- Вырубите его и доставьте ко мне для допроса. В случае сопротивления - ликвидируйте. Отбой.
«Ничего не бывает более глупым, чем бездействие. Когда к земле приближается гигантский астероид, земля стонет от землетрясений, а друг сгнивает от неизлечимой болезни, сердце и разум отказываются верить, что человек - это все лишь жалкая тварь из глины, не способная на чудо. 11е августа, 90 года. Памятка для альтерсама.»
Мальчик не знал, чем себя занять. Рано встав, он почистил зубы, сделал зарядку и начал ждать. От нечего делать долго сидел в душе, а потом забрался с ногами на кровать, и сделал две новых картинки на е-друге.
Его начал мучить голод.
Спустившись в фойе гостиницы, он накупил картофельных хлопьев и кока-колы из автомата, потратив всю мелочь в своем кошельке.
Конечно лучше было бы выйти наружу и где-нибудь перекусить, но папа строго настрого приказал ему не выходить из гостиницы, а тем паче заходить в е-сеть. Забрав по дороге пару журналов, он поднялся назад в номер и долго хрустел чипсами. Когда это ему наскучило, он наговорил субботнюю заметку и принялся составлять письмо:
«Дорогая Лес, позавчера нас навестила твоя альтерсама. Как это ни банально - она очень похожа на тебя. Такая же веселая и энергичная. И блондинка! Вот уж бы никогда не подумал, что ты решишь покрасить свои волосы в этот цвет. Или это твое затаенное желание, а, мисс Я-презираю-поп-звезд?
Мне было очень жалко узнать, что она так и не стала инженером в этом цикле. Не разочаровывайся! Папа говорит, что в среднем альтерсам меняет пять профессий, пока не получает работы, о которой мечтает. Самое главное - продолжать желать, и добиваться желаемого».
Подумав, он стер письмо. Запаковал вещи в рюкзак, и снова начал ходить взад-вперед по комнате.
Стемнело. (Продолжение следует...)
Есть нечто особо жестокое в том как дети издеваются над своими сверстниками. Это какой-то глубинный атавизм, который взрослые научились сдерживать - а чаще скрывать - за своими манерами, заменяя жестокость поступков - тонкостью политики, лезвием иронии, ниточками интриг. Дети, естественные в своем эгоизме, не опускаются до подобного. Они просто жестоки. 12е августа, 90 года. Памятка для альтерсама.
Теперь они играли снаружи. Уроки на сегодня закончились, и дети рассеялись по пыльному двору приюта имени Моргана. Единственный, кто оставался внутри здания, был Сноб. Он был наказан за драку, а дрался он сегодня четвертый раз, все в свой первый день. Многовато даже для этого места, известного своими воспитанниками - большинство из которых приходили из воспитательной колонии для малолетних преступников.
Остальные ребята выглядели моложе своих лет. Они были слишком худыми, или наоборот толстыми. Некоторые совершенно лысые, у многих - следы умственной неполноценности.
Сноб наблюдал за ними глядя из узкого окна мужского туалета. Он устроился на заплеванном, покрытом пеплом и пылью подоконнике и задумчиво ощупывал языком ранку на губе. Ему удалось содрать верхнюю запекшуюся пленку, и вкус крови, смешанной со слюной, заполнил его рот.
Дверь приоткрылась, и зашел воспитатель, только что начавший свою смену. Сноб слышал насвистывание, журчание струи, разбивающейся о писсуар. Оправившись, воспитатель подошел к Снобу.
- Слезь с подоконника и ступай в свою комнату, - раздался его недовольный голос прямо за спиной у мальчика.
- Я хочу посмотреть на закат, - не оборачиваясь, ответил Сноб.
- Ты ведь новенький? Слезай с окна, иди в свою комнату, - вторично приказал воспитатель и положил ему руку на плечо.
Сноб, не вставая с подоконника, обернулся.
- Сегодня последний день моей жизни, - сказал Сноб. - Моего отца убили вчера, он никогда не переместится, не воспитает своего альтерсама... завтра я не рожусь. Пожалуйста, оставьте меня в покое.
Воспитатель, совсем молодой парень, вгляделся в заплаканное лицо Сноба.
- А, так ты сын Баджа, - утвердительно сказал воспитатель. Аккуратно убрав руку с плеча Сноба, пошел к выходу.
Когда дверь захлопнулась, мальчик вытер слезы и какое-то время смотрел на закат сквозь широкую раму. Затем, он спрыгнул на пол и зашел в кабинку. Попытался закрыться на неисправную защелку, затем осторожно приподнял крышку бачка и достал оттуда е-друга.
Это был очень хороший е-друг. Он заряжался от тепла тела хозяина и был непромокаем. В самой первой драке он упал на землю, и по нему наподдали ногой. Однако он все еще работал. Мальчик тщательно протер его, раскрыл, и е-друг засветился сверкающей картинкой - последним осколком прежней жизни. В углу экрана мигало последнее сообщение, полученное позавчера.
«Тимми, моя альтерсама не отвечает на звонки. Она осталась погостить у вас? Л».
У е-друга свинтили антенну связи, так что он больше не мог подключаться к сети. Губы Тимоти задрожали. Он торопливо закрыл письмо, и начал наговаривать воскресную запись:
- Памятка для альтерсама. День последний. Когда этот цикл закончится, меня не станет. Не имеет смысла извиняться перед вами. Но, пожалуйста, извините меня. Это я во всем виноват. Извини мама, извини п-п-па, извини папин альтерсам, я... - тут он снова расплакался.
Дверь туалета распахнулась.
- Сноб расклеился - сказал чей-то веселый голос.
- А ну давайте сюда эту нюню, - сказал голос повзрослее. - Сейчас мы его склеим, поганца...
- А-А-А...
Е-друг отлетел в сторону, и поехал по скользкому кафелю. От удара о пол по экранчику побежали цветовые волны, и записи замелькали одна за другой...
День Шестой
Джереми шел по коридору Министерства Времени.
Е-друг нашептывал ему наиболее короткий путь, заложенный в него местным швейцаром.
Министерство было громадным. Вокруг него, словно грибы вокруг грибницы, образовались комплексы перонов Перемещения. В одних, дети и их альтерсамы провожали в прошлое своих родителей. В других, приезжие альтерсамы проходили иммиграционный контроль.
Дальше располагалась вотчина чиновников. Сорокалетние пока-еще одножизни - Джереми в свои 48 подходил к крайнему сроку - оформляли свои права на Перемещение.
Наконец он прошел последнюю из очередей и оказался в самом сердце министерства. Перебросившись парой слов с блондинкой-секретаршей, одетой в форменную блузку и узенькие брюки, Джереми налил себе чашечку кофе и устроился в кресле для посетителей.
Сосед Джереми, скучающий, солидного вида мужчина, видимо обрадовался возможности пообщаться.
- Простите, вы не говорите по-русски? - вежливо спросил он.
Джереми с улыбкой покачал головой:
- Совсем не говорю.
- Вы выглядите славянином, - сказал мужчина.
- Румын. В третьем поколении. Джереми Бадж.
- Кытуйги Юрьевич Зайцев. Переводчик в консульстве Штатов Объединенной Сибири.
- А-а-а, и давно у нас? - вежливо осведомился Джереми.
- Только приехал, - ответил Зайцев. - Голубая мечта детства - побывать, а тем паче поработать в хроноцикличной стране.
- Так вы одножизн! - догадался Джереми. - Наверное, сейчас не очень уютно сейчас чувствуете.
Дипломат неловко улыбнулся:
- Будто вышел из дому, оставив конфорку включенной.
- Это от колебания циклов, - сказал Джереми. - Мир вокруг вас постоянно меняется, реагируя на хроно-изменения, вызванные семью миллиардами альтерсамов.
Зайцев кивнул.
- Нас предупреждали. Но одно дело это понимать, совсем другое испытать на себе. Я почему-то думал, что мир изменяется каждые 24 часа. Просыпаешься утром - а там уже другая реальность.
- Это правда, - ответил Джереми. - Вот только изменения происходят не скопом, а постоянно, маленькими дозами. Естественно, разумом вы не в состоянии их зарегистрировать. Но подсознание постоянно заставляет испытывать дежавю. В нецикличных странах одножизни испытывают тоже самое - временной поток ведь один на всех - но у себя в Сибири вы, конечно, не воспринимаете это с такой высокой интенсивностью.
- Простите, мистер Бадж, - спросил дипломат, - но почему вы называете нас «одножизнями»?
- Местный сленг, - обьяснил Джереми. - Одножизн - это человек с нецикличной жизнью, тот кто не возвращается в свое прошлое, чтобы дать себе правильное воспитание... Только осторожней с этим словом, - добавил он. - Оно может служить синонимом невозвращенцу. Человеку, лишенному права на перемещение.
- То есть преступнику?
- Преступнику, генетическому больному, социально неприспособленному человеку, - перечислил Джереми.
Увидев, что к ним идет секретарша, он отставил пластиковый стаканчик с кофе и поднялся.
- Извините, пора. Удачной акклиматизации, господин Зайцев! - Джереми пожал своему собеседнику руку и прошел за секретаршей в кабинет с табличкой «Хобард Джонсон. Секретарь Министра».
Внутри он обнаружил широкий, абсолютно пустой стол и повернутое вперед спинкой кресло, из которого торчали ноги. Человек в кресле что-то набивал в своего е-секретаря, повернувшись лицом к отделенному стеклом городу.
Не дожидаясь того, чтобы секретарша представила его, Джереми шагнул вперед и хлопнул по спинке кресла, так что сидящий человек едва не упал.
- Привет Хобби, как твои грязные делишки? - дружелюбно спросил он.
Кресло развернулось, и Джереми напоролся на холодный, острый взгляд хозяина кабинета.
- Простите, - удивленно сказал Джереми, - я думал что встречу вашего альтерсама.
- Альтер-Хобард сдал мне дела около недели назад, - ответил ему молодой человек.
- Надеюсь, сдал в хорошие руки, - сказал Джереми со смешком.
Хобард не улыбнулся в ответ.
- Я очень рад что вы смогли уделить мне время, - сказал Джереми после неловкой минуты молчания. Он машинально проводил глазами обтянутую юбкой попку уходящей брюнетки, подождал, пока она не закрыла за собой дверь, и продолжил:
- Мне требуется допуск к Архиву. К закрытым делам. Разряд: Список Ошибок.
- Вы прекрасно знаете, что я не имею права предоставить вам эту информацию, - ответил молодой человек. - Я собственно даже не знаю, что такое Список Ошибок. Если это единственная причина вашего...
- Дело идет о моем сыне, - торопливо продолжил Джереми. - Мальчик является одножизнем, но я знаю, что он не мог попасть в списки Невозвращенцев. Мне нужен кратковременный доступ к Списку Ошибок. И тогда я...
- Не могу предоставить информацию, - с нажимом повторил чиновник, положив руку в опасной близости от кнопки, вделанной в столешницу.
- Я работал на министерство много лет. Мы были большими друзьями с Хобардом, - тоскливо сказал Джереми.
- С альтер-Хобардом, - сухо поправил его Хобард младший. - Дверь находится за вашей спиной.
- Хорошо, - Джереми пожал плечами. - Не хотел я этого говорить, но... Я знаю как ты получил это место в министерстве.
Хобард побледнел. - Кто...
- Ты, - ответил ему Джереми. - Джонсон-старший рассказал мне и о взятке, и о связи с Начальницей Комиссии.
- Нет, не расскажет. Не в следующем цикле, - лицо молодого человека налилось кровью.
- Быть может, и нет, - спокойно сказал Джереми. - А быть может, с годами ты станешь меньшим сукиным сыном, и все-таки расскажешь мне об этом. Но в данном цикле ты должен будешь удовлетворить мои требования.
Хобард с ненавистью посмотрел на своего посетителя.
- Заприте дверь, - приказал он. Пока Джереми возился с замком, чиновник массировал виски, его губы беззвучно шевелились.
- Вы не можете знать наверняка, - сказал он. - Что бы у вас ни было на моего альтерсама, это не обязательно сработает против меня. Вы блефуете.
- Рискнешь проверить? - спросил Джереми, возвращаясь к столу. Он смахнул со стола бумаги и уселся на край. - Рискнешь своей драгоценной карьерой? Давай, мальчишка, нажимай на кнопочку!
Хобард выругался и, подключив е-секретаря к разьему, начал выводить на экран данные. Когда Джереми подключился через е-друга и начал копировать информацию, он все же сделал слабую попытку вмешаться:
- Подождите, как вас там... Эти данные...
- ... нужны мне в полном обьеме, - спокойно ответил Джереми. - Мне нужно будет хорошенько прочесать информацию без того, чтобы мне дышали в затылок. Вы можете уделить мне несколько часов? Так я и думал.
С щелчком он захлопнул е-друга и довольно улыбнулся.
- Вот и все. Хорошего вам дня, мистер Джонсон. В конце месяца мы с женой перемещаемся, и ваша тайна уходит со мной. Надеюсь вас утешит то, что вы сделали сегодня доброе дело.
Хобард дал ему уйти, продолжая массировать виски. Он знал, что несанкционированный вход в Архив вряд ли будет замечен, но может и привлечь внимание. Конечно, проще всего подождать до следующего цикла - но Хобард Джонсон делал карьеру отнюдь не пассивным путем. Он любил власть и патологически ненавидел, когда на него давили. Сейчас, в своем кресле, ощущая свою силу и практически полную безнаказанность чина, Хобард не мог позволить себе подобных демаршей.
В принципе, этот идиот не оставил ему никакого выбора.
Он все же прождал несколько минут - дань Хобарду-старшему. На то, чтобы прочитать досье агента Джереми Баджа (48 лет, женат), ему потребовалось еще примерно четверть часа.
Затем он настроил е-секретаря на связь.
- Отдел безопасности, - приказал он. И продолжил диктовать:
- Операция «Крот-одиночка». Опознан экс-оперативник систематично, потрошивший Архив с целью сбора и продажи секретной информации Министерства. Имя: Джереми Бадж. Приговор: Перевод в Невозвращенцы. Все свободные оперативники должны быть брошены на поимку предателя.
- Хорошо, сэр, - отозвался связной. - Брать живым?
- Крот не сможет сообщить нам ничего нового, - задумчиво сказал секретарь министра. - А вот он, пожалуй, знает слишком многое. Для дальнейшей разработки бесполезен... - Он почесал себе за ухом и добавил:
- Вырубите его и доставьте ко мне для допроса. В случае сопротивления - ликвидируйте. Отбой.
«Ничего не бывает более глупым, чем бездействие. Когда к земле приближается гигантский астероид, земля стонет от землетрясений, а друг сгнивает от неизлечимой болезни, сердце и разум отказываются верить, что человек - это все лишь жалкая тварь из глины, не способная на чудо. 11е августа, 90 года. Памятка для альтерсама.»
Мальчик не знал, чем себя занять. Рано встав, он почистил зубы, сделал зарядку и начал ждать. От нечего делать долго сидел в душе, а потом забрался с ногами на кровать, и сделал две новых картинки на е-друге.
Его начал мучить голод.
Спустившись в фойе гостиницы, он накупил картофельных хлопьев и кока-колы из автомата, потратив всю мелочь в своем кошельке.
Конечно лучше было бы выйти наружу и где-нибудь перекусить, но папа строго настрого приказал ему не выходить из гостиницы, а тем паче заходить в е-сеть. Забрав по дороге пару журналов, он поднялся назад в номер и долго хрустел чипсами. Когда это ему наскучило, он наговорил субботнюю заметку и принялся составлять письмо:
«Дорогая Лес, позавчера нас навестила твоя альтерсама. Как это ни банально - она очень похожа на тебя. Такая же веселая и энергичная. И блондинка! Вот уж бы никогда не подумал, что ты решишь покрасить свои волосы в этот цвет. Или это твое затаенное желание, а, мисс Я-презираю-поп-звезд?
Мне было очень жалко узнать, что она так и не стала инженером в этом цикле. Не разочаровывайся! Папа говорит, что в среднем альтерсам меняет пять профессий, пока не получает работы, о которой мечтает. Самое главное - продолжать желать, и добиваться желаемого».
Подумав, он стер письмо. Запаковал вещи в рюкзак, и снова начал ходить взад-вперед по комнате.
Стемнело. (Продолжение следует...)