Конкурсный текст №29
Собачья жизнь - sunrein
Павел Николаевич стоял под балконом и ждал, когда закончится дождь. На лужах надувались и лопались пузыри, шумела вода из сливной трубы, неслась потоками по улице. Павел Николаевич грустил. Страшно хотелось домой, в тепло, в кропотливо и с боем созданный женой уют. Пусть даже орет, пусть черные слезы и воспаленные глаза, пусть перекошенный плаксивый рот, пусть.. не страшно уже. Да дочку бы еще повидать.
- Говорю же тебе, истинные чудеса творит! Вот те крест. Сама-то не ходила, но Матрена рассказывала, у нее сноха ходила, кудесник, говорит. Словом на ноги ставит, любую беду, любую хворь выведет. Я-то Матрену знаю, врать старая не будет, - бабка Галина, размахивая руками, ходила по кухне. Жена охала и мотала в ответ жиденькими кудряшками.
- Да он святой, спаси господи душу его пресветлую, святой он человек! Я тебе там адресок написала, на бумажку, на трельяж сложила. И бесплатно, говорю тебе, бесплатно она к нему ходила. Ни копейки не взял! Уж она плакалась-то, а он помог. И не взял. А твой то! - толстый, в грязных желтоватых трещинах палец чуть не ткнул Павлу Николаевичу в нос, от ее ладоней несло салом.
- И за кого только замуж выходила! В могилу он тебя сведет, кровопивец! - Павел вышел из кухни и прикрыл дверь. За рифленым стеклом продолжала размахивать и причитать смутная тень толстых сальных рук. В детской истерила дочка. Он устало привалился к стене и в который раз подумал, как ему все это осточертело - хоть в преисподнюю от них сбежать, и там душевней будет. Павел Николаевич улыбнулся своей мысли, потом быстро прошел в спальню, приторно пахнущую очередными духами жены, воровато огляделся, схватил исписанную крупными старухиными каракулями бумагу и, стараясь не шуметь, покинул дом.
В здании бывшей детской поликлиники были сумрачные коридоры, пахло борщом, помещения сдавались под офисы, и Павлу сделалось приятно, что никакой колдовской, знахарской атрибутики не было, а был чистый офисный стол и пожилой мужчина с густой кудрявой бородой и в джинсовом жилете.
- Но ничего уже исправить будет нельзя, понимаете? Делаю качественно - раз и навсегда.
- Да понимаю я. И говорите, совершенно бесплатно? А точно поможет?
- Бесплатно, молодой человек. - Старик ласково улыбнулся и отложил карандаш, который вертел в руках. - Повторите еще раз, чего же Вы все-таки хотите?
- Свободы! И чтобы никаких обязательств! И чтобы жена мне не указывала. Чтобы никто меня не упрекал, чтобы жить так, как мне хочется, чтобы идти туда, куда захочется, чтобы никто на шее не висел. - Павел перевел дух, облизнул разом пересохшие губы.
- Говорите, Паша, у Вас дети есть? Как же детки ваши?
- Дочка у меня, понимаете, сына хотел - а тут послал Бог наказание. Сына бы. А дочь - жена родила - пусть воспитывает, стерва. Хорошо им, бабскому племени, на шее у меня сидеть. Поможете, с сыном-то? - Павел заискивающе улыбнулся.
- Помогу. Во всем помогу. Как условились, без подвоха и без глупостей. - Чудо-целитель усмехнулся.
- Вот-вот, без глупостей, слышишь, за мной знаешь, какие люди стоят! Так что, если что…
- Да вы не волнуйтесь, Павлуша, - перебил его старик. - Я свое слово держу.
- И я держу! - он засмеялся, откуда-то появилась бесшабашный азарт и предчувствие чего-то восхитительного. - Вот сделайте! Спасибо вам говорить буду, в ноги кланяться. Век не забуду!
- Хорошо, прием окончен, Павел Николаевич, - целитель погладил и расчесал пальцами бороду, сдержано улыбнулся.
Жена плакала и в который раз пересматривала ту самую сводку новостей, любезно записанную соболезнующим соседом... «в реке выловили труп неизвестного» - все приметы совпадали с, царство ему небесное, утопшим Павлушей, только лицо обезображено было до полной неузнаваемости. Пришла в гости бабка Галина, и жена, обрадовавшись, что можно отвлечься, принялась пересказывать ей последние сплетни: «А еще, слышишь, Галь, вчера вокруг дочки опять пес лохматый, большой, страшилище, крутился. Бродячий. Блохастый, верно... а дочка, знай, хохочет, гладит его! Да он же больше Марьи, а вдруг укусит? Отогнала пса, отшлепала дочь, вон, в комнате своей ревет. Совсем власти не работают, стрелять этих дворняг надо».
Дождь утих, из-за туч грело солнце. Все было синим и блестящим от недавней воды. Скупая слеза скользнула вниз и повисла у Павла на подбородке. Он вздохнул, встряхнулся и побежал, клацая когтями по мокрому асфальту, по своим собачьим делам.