Конкурсный текст №3
Вертикальный мир - antimona
Ах, какая оеника уродилась в нынешнем году! Собирать её - чистое удовольствие! Кусты облепущие. Ягоды крупные, душистые, алыми каплями свисают с веток. Даже косточка видна на просвет.
Раньше городские не давали ягоде дозреть. Едва только она начинала румяниться, как налетали ордами и гребли загребали. Не столько соберут, сколько вытопчут.
А сейчас сидят по домам, боятся. Ая тоже сначала боялась. Потом зло стало брать - непонятное оно бесит страшно! А потом устала и злиться, и бояться. Ничего этим не изменишь. Только себя изводить.
Когда ж это началось? Да, почитай, уж год как. Тогда многие заметили, что-то странное, непонятное стало происходить в ночном небе. Шушукались, всякие догадки строили. Потом по телескрину рассказали, будто учёные зафиксировали в космосе фиолетовое смещение. Ая специально выходила на небо посмотреть. Ничего фиолетового там не нашла - небо черным-черно, звезды огоньками светятся. Только смещаются быстро. Пойдет, бывало, по темну Уёнку доить, а как из хлева выйдет, глядь, звёзды уже в совсем другой рисунок сложились. Иногда вспыхивает что-то и рассыпается искрами по всему небу. Жутко так, но красиво - глаз не отвесть! Ае хоть и некогда, дел-то столько, что ввек не переделать, но краем глаза на небо поглядывает, ждет, когда снова жахнет. Такое как увидишь - захолонет нутро, и мурашки как побегут, как побегут… А потом есть о чём поговорить по свободе. Кто пропустил - будет сидеть дурень дурнем, и сказать нечего. Ученые объясняют, так сталкиваются галактики.
А бабка Ауниха говорит, что это наказание за грехи наши. Ой, какие там у неё грехи! В деревне все на виду. Бабкиных грехов - разве что на лавочке за семечками обсудить.
- Ба, ты посмотри на себя - где ты, а где космос! Дотудать даже на ракетах никто долететь не может, а ты хочешь своими грехами Вселенную порушить. Ты, ба, спробуй для начала… А хотя бы вона ту бричку незапряженную своими грехами сдвинь. А уж потом за чужие галактики браться станешь. Что есмь грех - так то гордыня!
Обиделась. Поджала дряблые губы:
- Вот поживешь с моё…
Оно бы, конечно, хорошо, да только навряд. Ая вздыхает. Вокруг взрывается всё чаще, уже и не особенно выходит убедить себя, что беда обойдет стороной. Мир вдруг соскочил с тормозов и понесся невесть куда. Городские - те истомились в ожиданиях: кто митингует, кто переосмысливает, кто взялся озоровать, будто в последний день. А кое-кто уже дождался. У тех свой собственный конец света - разум померк, душа бродит в потемках, больше ничего не желает и ничего не боится.
Ае частенько приходится ездить в город, продавать молоко и огородину. Раньше нравилось. А теперь нет - страшно там нынче стало, тоскливо, промозгло как-то. И делается всё хуже.
Да еще и дома… Ай, с тех пор, как это началось, пытается спрятаться, забыться. Дозабывался до того, что Ая всё чаще думает - а может, скорее бы оно уже случилось? Сколько ж можно жилы тянуть! Пусть взорвется, полыхнет огнем, рассыплется искрами по небу. Кто-то на другом краю Вселенной заметит, захолонет нутром, изойдет мурашками, пожалеет… Да и вернется к своим делам-заботам.
Корзина уж полна ягод. Ая села передохнуть, прислонившись к стволу папоротника. Огляделась. Теплые солнечные лучи прямыми росчерками пронизывают лес. Цветы-живородки кружатся в брачных танцах. Комашки вокруг порхают, щебечут, дивными ароматами воздух раскрашивают. Млекоеды какие-то в чаще трав шебуршат, пощелкивают костяными пластинами, дитяток своих призывают. Пятна света мозаикой на ярких мхах плещутся. Вона, красота какая! Да как же можно, чтобы всё это сгинуло, превратилось в пыль, в ничто? А может, обойдется? Может, учёные чего не так поняли, неверно истолковали знаки, неправильную теорию про них придумали? Никто ж не может наперёд знать, случится или не случится, как оно будет. Вдруг мир возьмет, да и остановится. Не известно ж ведь, с чего он помчался куда-то против всех законов мироздания…
Ох! Внезапно что-то поддало снизу. Корзина подскочила, опрокинулась, ягоды алой дугой рассыпались по песку. Неужто началось? Домой надо бежать! Там Уёнка! Ей-то про конец света никто не рассказывал. Спужается, бедолага, молоко потеряет.
Ая ухватилась за папоротник, попробовала встать. Нет, не удержаться. Могучий ствол раскачивается как былинка.
Следующий толчок получился значительно мощнее. Уже падая, Ая увидела, поняла, попыталась отчаянным усилием сгруппироваться, увернуться. Но нет, куда ей тягаться с мощью природы. Брызнул оеничный сок. Вся облепленная давлеными ягодами, она покатилась по камням, оставляя за собой липкий красный след.
В нарастающем гуле солнце опрокинулось, выписало в ярко-белом небе затейливую фигуру и, стремительно увеличиваясь в размерах, двинулось на восток…
* * *
Простуженные тучи уныло смотрели на мокрый асфальт, на тощие ветви деревьев, раскисшие пятна не по сезону зеленых газонов, беспорядочное скопление невысоких серых корпусов. И с болезненным раздражением кропили всё это холодным зимним дождем. Пейзаж - так себе, но для Дэвида невозможно было выдумать более очаровательного и желанного вида из окна.
Натянутые нервы вибрировали струнами арфы. Только сейчас он осознал, сколько же у него нервов! Сколько дифференциальных уравнений понадобится, чтобы описать ту феерию, которая происходит в душе. Вот только лучше бы успокоиться, расслабиться и приготовиться к получению долгожданного удовольствия.
Распихав ногой неразобранные чемоданы, Дэвид пробрался к потертому креслу - не исключено, что оно еще помнит тепло нежных частей тел самых передовых умов современности - сел, проникся торжественностью момента, устроился поудобней, стряхнул искры напряжения с кистей рук, закрыл глаза. И вдруг вспомнил, с чего всё это началось…
…С толстенной книги про астрономию, которую его закадычный друг Том откопал в родительской библиотеке. Ребятам с трудом удалось прочитать введение и несколько первых страницах. Дальше пошли совершенно нечитабельные таблицы, формулы и графики. Но суть друзья уже ухватили - оказалось, что Вселенная бесконечна.
Это было настоящим потрясением! Детский разум с бесконечностью наотрез отказался справляться.
Подумав, Том предложил:
- А давай предположим, что Вселенная конечна. Тогда как выглядит её конец?
В воображении Дэвида возник забор из красного кирпича, подозрительно похожий на тот, что окружает дом фрау Кравец. Забор рос, вытягивался, пытаясь укрыть собою дальние пределы мироздания, кирпичи укладывались стройными рядами. Да только, вот беда - Дэвид вдруг понял, что не знает, с какой стороны забора он наблюдает за этой картиной: изнутри или снаружи. Привычнее был вид снаружи. Тогда выходит, что это никакой не конец Вселенной. За забором совершенно определенно что-то есть.
- Да, уж лучше пусть будет бесконечность, - пришлось согласиться Дэвиду.
А потом, когда друзьям открылось внутренне строение материи - молекулы, атомы, элементарные частицы, Том придумал такое!.. Ему вдруг пришло в голову, что Вселенная бесконечна не только по горизонтали, но и по вертикали.
- Понимаешь, Дэвид, - делился он с другом, - если мир может быть бесконечно большим, то он должна быть и бесконечно малым. Кто сказал, что нейтроны, протоны и электроны - элементарные частицы? Никакие они не элементарные, а очень даже сложные. Просто мы пока не знаем, из чего они состоят. Но когда-то обязательно узнаем, наука не стоит на месте. А что если каждый протон - для кого-то это целая галактика! Представляешь?! То, из чего он состоит, для той галактики это солнца, звездные системы, квазары, пульсары, блуждающие кометы. И черные дыры тоже, да… А может, там есть и обитаемые миры? Сидят какие-нибудь крохи на своей планете и морщат лобики - сумеет ли научная мысль их цивилизации однажды изобрести способ долететь до соседней галактики? Той, что для нас всего лишь нейтрон ядра того же атома…
- Том, ты что, совсем дурак? Тогда же получается, что в каждом атоме нашего тела запрятаны миллиарды таких миров. Да какие там миллиарды - бесконечное количество! Ведь в каждом этом твоем сморщенном крохе, и в его планете, и в его солнце вложены следующие по малости миры! - Дэвид напряженно замолчал, прислушиваясь к своему организму. - Фу, жуть какая!
- Точно! - развил промелькнувшую мысль Том. - Тогда, возможно, и то, что мы считаем Вселенной, для какого-то супергиганта - это всего лишь молекула в его мизинце. Или пылинка на его планете… Нет, всё-таки молекула в мизинце - палец растет, Вселенная расширяется.
Дэвид сочувственно смотрел на Тома, вздыхал, бурчал, перерывая кипы книг и журналов в поисках чего-то похожего на эту безумную теорию. Да только что искать - в серьезной литературе просто не могло быть ничего, близкого к такому бреду.
- Тебе бы стать писателем-фантастом, - чтобы не слишком обидеть друга, заключил Дэвид.
Том стал юристом. Работает в какой-то небольшой строительной компании.
А Дэвид так погрузился в предмет, что посвятил себя физике…
Сейчас даже вспоминать об этом смешно. С тех пор Дэвид прошел большой путь. Стал профессором, преподает в университете. Узнал самую главную тайну науки - то, чего они с Томом по своему мальчишескому максимализму даже и предположить не могли - насколько мизерны, приблизительны и неоднозначны человеческие представления о мироздании.
Ну что ж, зато есть, куда двигаться…
Он бережно вынул из нагрудного кармана свои новенькие документы: карточку с фотографией, текстом по-французски и голограммой в углу - удостоверение дипломата, аккредитованного в Швейцарии, и удостоверение сотрудника Европейского центра по ядерным исследованиям, ЦЕРНа. На ближайшие 12 месяцев это будут главные удостоверения его личности.
А всё-таки он везунчик! Сколько талантливых физиков об этом могут только мечтать, а ему выпало счастье целый год работать в крупнейшей в мире лаборатории физики высоких энергий. Да какой год! Переломный для всей истории человеческого знания. Когда старые теории доживают свои последние дни, в любой момент готовые освободить научный пьедестал, и навеки упокоиться в пыли дальних книжных полок. А новые столпились на пороге и ждут, кто их заметит, подберет, озвучит и даст имя.
Дэвид невольно затаил дыхание. Будто мог услышать, как на глубине сотни метров под землей на детекторах Большого адронного коллайдера прямо в этот момент сталкиваются миллиарды адронов, одаривая человечество пентабайтами драгоценной информации. Остаётся только её расшифровать, прочитать, истолковать и сделать шажок к пониманию устройства мира.
А может быть, прямо сейчас в коллайдере рождается сама «частичка Бога» - легендарный бозон Хиггса. Или мифический… Совсем скоро должно открыться, что это - гениальное предвидение или убогая затычка для дыры в очередной несостоятельной теории. А для этого всего-то надо, чтобы случилась удача редкостной вероятности: нужно, чтобы в точке наблюдения не только протоны, но и входящие в их состав кварки врезались точно «лоб в лоб». Не пропустить бы этого уникального события и посмотреть, что произойдет. Или, чего не произойдет.
Как же Дэвиду не терпелось скорее приступить к работе! А еще ему ужасно хотелось пригласить в Женеву своего старинного друга. Нет-нет! Не прямо сейчас! Он обживется, войдет в рабочий ритм. Глядишь, к весне пойдут настоящие открытия. Вот тогда и надо будет непременно выписать сюда на уикенд Тома. Показать ему коллайдер, провести экскурсию по ЦЕРНу. А потом они будут гулять по городу, любоваться Монбланом, в уютном ресторанчике на берегу Женевского озера есть устриц, запивая их белым вином, и разговаривать обо всём. Так уж повелось еще с детства, что их все разговоры не способны долго удерживаться возле простеньких общечеловеческих тем. Они неизменно уходят в сферу высоких материй. После десерта из лучших швейцарских сыров Том не преминет поднять свою любимую тему: есть ли жизнь на кварках…
Дэвид засмеялся - чудной, всё-таки, у него друг. Но тем он и ценен!