Автор:
tetushka Лидина мама знает секрет вечной молодости:
- Не пытайся дважды войти в ту же реку. Не водись со старыми и грустными людьми. Умей вовремя уходить. Лучше даже немного заранее - на всякий случай.
Мама говорит, она в прошлой жизни была саламандрой и жила в огне. Они с Лидой бродят по красно-желтому лесу, мама смотрит вверх и вздыхает:
- Какой свет! Ах, какой свет.
Чемоданы уложены. Мама не хочет видеть, как облетает листва. И Лиде, говорит мама, это тоже ни к чему. Накануне листопада они уедут в другие широты. Лучше даже немного заранее - на всякий случай.
- Понимаешь, - говорит мама, - эти деревья сдались, они смирились с неотвратимостью зимы. Мы с тобой не такие, мы не сдадимся никогда!
Мама хватает Лиду за руки и они кружат по веранде, как две сестры: неуклюжая девочка четырнадцати лет и красивая сорокалетняя дама лет двадцати пяти на вид.
Они живут на вершине горы, в доме со стеклянными стенами. Точнее, в двух домах попеременно. Мама их сама придумала, два совершенно одинаковых проекта: один в Канаде, другой на юге Аргентины. Два раза в год мама с Лидой переезжают из осени в весну. На новом месте поначалу странно жить: дом и мебель те же, парк похож, а время года другое. И совершенно другие созвездия.
Мама улетает на гастроли. С Лидой остаются: гувернантка, учителя, экономка, повар, горничные, конюх и садовник - все красивые и молодые.
Весенний ветер качает гамак и шелестит листьями книги. Лида поднимает глаза и видит удивительное: мир, свободный от слов. Это длится всего мгновенье, затем цельный мир распадается на части. Сначала раскалывается пространство: низ, верх, близко, далеко. Затем память подсказывает имена форм. Это нежное, мягкое на вид - облако. Это большое - озеро. Это вертикальное, невероятно длинное - дерево. Чуть погодя всплывает имя «береза». Лида делает усилие, она хочет вернуть мир без имен, но мгновение ушло, ничего не получается.
Мама прилетает после гастролей. Дом наполняется букетами, гостями и музыкой. Когда мама поет, делается тихо, будто люди перестали дышать. Они замирают, вслушиваясь в себя: как задрожало что-то внутри, стало весело и грустно, захотелось взлететь или расплакаться. Люди не понимают, как такие вещи может делать с ними человеческий голос, и просят маму петь еще и еще.
Лида петь не умеет совсем. Зато она рисует и много читает. Она рисует дождь и думает, маме больше нравится радуга. Лида хочет нарисовать листопад, но она его ни разу в жизни не видела.
- Вылитый отец, - смеется мама. Лида хотела бы познакомиться с отцом. Она смотрит в зеркало и воображает седого мужчину со своими чертами, только крупнее и резче. Получается какое-то нелепое существо. Мама говорит, что Лида сможет поехать к отцу, когда окончит школу и начнет жить своей жизнью. А сейчас жизнь у них общая и в ней нет места грустному старому клоуну.
- Я и так, - говорит мама, - на него пять лет угробила. Мы с тобой веселые молодые клоуны, и мы будем жить весело!
Лида смотрит в зеркало и думает, что не прочь постареть. Она и так некрасивая, хуже не будет. Она находит в журналах фотографии стариков и подолгу их разглядывает.
Среди гостей бывают старые люди. Лида внимательно смотрит, как они встают, тяжело опираясь на ручки кресел, какие у них четкие носогубные складки, сетчатые шеи и пятнистые руки. Потом она рисует их в альбоме. Старые лица интересней молодых, гладких, где еще ничего не отпечаталось. Морщины как письмена, в них хочется вчитываться.
Лида лежит в постели и думает о знаменитой актрисе, сегодняшней гостье. Она должно быть тоже не спит, у стариков бывает бессонница. Старая женщина вольна сколько захочет вспоминать мужей и разных других мужчин из своей жизни, повторять прожитые любовные сцены, снова и снова крутить их в памяти как фильм.
Лиде вспоминать нечего, в ее жизни еще ничего такого не происходило. Она воображает, будто заблудилась в темном лесу, боится диких зверей и горько-горько плачет. На поляну выходит решительный юноша в бархатной шляпе с пером. Нет, не юноша, пусть это будет угрюмый тяжелый мужчина, седой, много повидавший, и пусть у него будет шрам через всю щеку. Он достает носовой платок из бархатного рукава камзола, молча вытирает Лиде слезы, поднимает ее сильными твердыми руками, сажает впереди себя на лошадь и увозит в свой замок.
Лида засыпает и видит во сне, что кобыла Руда ожеребилась арфой. Арфа энергично сосет молоко и вертит тощим рыжим хвостом.
* * *
Мама снова улетает на гастроли. В последний вечер они с Лидой пьют чай на веранде. За холмами восходит большая оранжевая луна. Лида вдруг решается спросить:
- Мам, ты боишься?
- Чего, рыжий?
- Ну... времени? Что все стареют?
- Как можно бояться того, чего нет? Старости нет и смерти нет! Заруби это на своем курносом веснушчатом носу!
Мама щелкает Лиду по кончику носа, та чихает, обе смеются.
Лида смотрит в мамины глаза, видит в них маленькое отражение луны и больше ничего. Все равно что смотреть в глаза оленю или инопланетянину. Она не знает, что мама видит, когда вот так глядит на нее: Лиду с ее особенными мыслями и чувствами - или просто девочку четырнадцати лет? Любит ли она Лиду - или просто свою дочку? Непонято и невозможно спросить.
Перед сном Лида чистит зубы и фантазирует:
- А что если мама заколдована? Я состарюсь, буду сидеть в кресле, трясти головой, а она, ступая легкими шагами, принесет плед и укроет мне колени. А может мы обе выпьем чудо-эликсир и будем жить вечно? Все умрут, учитель музыки умрет, деревья упадут и истлеют, а мы все так же будем сидеть на веранде, улыбаясь таинственно и печально, пока не погаснет солнце и не сойдет с орбиты Земля.
- А может, - вздыхает Лида, - мама боится стареть и куражится так, для виду? Со временем она свыкнется, примет неизбежное, станет важной красивой старухой, - иногда Лида чувствует себя маминой старшей сестрой.
- А что если... нет, не может быть. Что если она задумала страшное? У нее есть маленький пистолет с перламутровой ручкой. Лида замирает с зубной щеткой во рту.
- Вот проснусь однажды утром, а на столе записка: «Прости, рыжий. Не скучай! Будь хорошей девочкой» - и внизу кривыми цифрами приписан телефон отца. Дрожащей рукой я наберу номер, ошибусь, наберу еще, наконец мужской голос ответит... Нет, не так. Я читаю мамину прощальную записку и слышу звонок в парадную дверь. Сбегаю по лестнице, распахиваю створки. На крыльце стоит отец с двумя чемоданами в руках.
- Лида? Я тебя сразу узнал!
В руках у него телеграмма «Приезжай срочно. Позаботься о нашей дочери. С неизменной любовью, бывшая жена». Отец остается со мною жить в стеклянном доме. Мы сидим на веранде, пьем чай и смотрим листопад.
В Лидиных фантазиях есть крамольный горько-сладкий вкус свободы. Она читала, дети порой воображают смерть родителей, и это не чудовищно, это такой этап взросления. Лида сомневается, не покривил ли автор книги душой, не смягчил ли тяжесть преступления - просто так, бескорыстно, чтобы людям легче было жить.
* * *
На рассвете мама заходит попрощаться. Лиду будят ее щекотные волосы.
- Я поехала, малыш.
- Мам, ты скоро вернешься?
- Спи, рыжий. Не скучай! Будь хорошей девочкой.
Лида лежит с открытыми глазами. Спать не хочется. Восходит солнце, потолок медленно меняет цвет. Удивительно, как густы тени в углах по сравнению с белой серединой. За окном машина шуршит по бетону, увозит маму в аэропорт. Трещат под колесами нападавшие за ночь желуди, как частые выстрелы из маленького пистолета.
Лиду прожигает страшная догадка. Она вскакивает, путается в простыне, бросается к столу, ищет записку. Сбегает босиком по лестнице в гостиную, твердит шепотом:
- Не надо, нет, не надо, пожалуйста!
Заглядывает под столики, под диваны. Записки нигде нет.
Лида опускается на пол и ложится спиной на холодный паркет, раскинув руки. Сердце колотится в необычном месте - в самом низу живота. За стеклянной стеной висят в зеленом небе желтые, мягкие на вид облака.
- Все хорошо, - уговаривает себя Лида. - Все будет очень, очень хорошо.