Генри III - 31: немного удачи в луже политики
В обычной жизни люди после обмена нелюбезными сентенциями, как бы цивильно те ни были выражены, стремятся друг с другом дела не иметь. Политики такой свободы позволить себе не могут. После того, как Генри III вволю потроллил своих епископов, они все всё-таки были вынуждены искать компромисс относительно новой Хартии.
Старая выпускалась слишком давно, в 1237 году, и все уже успели плотно забыть те тезисы, которые не вошли в обиход. Опять же, подписывая хартию король как бы признавал, что королевство - это не только он. В данном случае Генри III предложил епископам банальную сделку: он подписывает хартию, а они три года платят ему десятину с целью профинансировать поход в Святую землю.
Учитывая, что Хартия от 1253 года практически буквально повторяла Хартию от 1225 года, профит для церкви был, очевидно, в первом пункте об отлучении от церкви отступников от данного договора, единственном несколько дописанном: «И пусть тот, кто навлечет на себя это наказание, будет уничтожен и сгниет в аду!»
Гроссетест сделал всё возможное, чтобы распространить текст новой Хартии с добавкой как можно шире, явно не поняв того, что торжественно произнес король при подписании: «Всё это я клянусь блюсти буквально - как человек, как христианин, как рыцарь, и как коронованный и помазанный на царство король. Да поможет мне Бог!» Прелесть крылась в слове «буквально». Законодатели и светские судьи просто ограничили параграф об отлучении как применимый к членам церковной иерархии и к связанным с церковью администраторам. Всем прочим давалось, по старинным правилам, 15 дней на то, чтобы исправиться, о чем судил бы обычный, а не церковный суд.
В общем, в законодательство канцлерского суда параграф про отлучение от церкви не вошел вообще, потому что король пустил туда свою собственную версию, исключающую экклезиастическое право на отлучение, словно его и не было. Он также исключил продавливаемое церковью право оказывать влияние на светских судей в делах об отлучении в пункте о нарушении свободы церкви, пристегнув это нарушение к пункту о нанесении вреда королю и королевству. И повелел считать истинным и законным только свое законодательство.
Мэтью Льюис сделал по данному поводу несколько неожиданное для меня заключение, что своими действиями король прекратил всё это перетягивание одеяла между церковной и светской властями, которое началось с Томаса Бекета, и было настоящим шипом на троне Ангевинов. На мой взгляд, король обдурил высших представителей церкви своего государства на кругленькую сумму, умело и со вкусом пожонглировав словами и понятиями.
Почти сразу за этими событиями Генри III получил из Бордо письма с мольбами о помощи людьми и деньгами, чтобы они могли эффективно противостоять. Засидевшийся дома король сорвался в Гасконь самолично, оставив королевство на брата и архиепископа Йоркского. Брат Ричард был администратором от Бога, а Вальтер де Грей, в отличие от многих князей церкви, просто активно и честно работал свою работу, совершенно не вмешиваясь в политические интриги.
В Бордо короля встретили с восторгом. Три ключевых замка, в которых лорды, посаженные де Монфором, «правили неправедно», были покорены в едином порыве. Хотя суть конфликта от меня полностью ускользает.
Мэтью Льюис вскользь упоминает де Монфора, который посадил куда-то каких-то своих лордов, которые притесняли население, и немножко цитирует хронику Томаса Вайкса о взятии замков и о том, что сенешалем Бордо король назначил своего кузена, Стефана Лонгсворда.
Википедия указывает на короля Альфонсо X, который вмешался в дела Бордо, поддерживая брожения местного населения против политики Симона де Монфора. И говорит, что кампания была выиграна при содействии Лузиньянов, о чем Льюис не издает ни звука. Судя по тому, что на следующий год Генри III и Альфонсо X породнились через брак сына Генри и сестры Альфонсо, именно вмешательство Кастилии стало причиной появления английского короля в Гаскони, хотя он тратил на этот поход деньги, предназначенные для крестового похода, что было, строго говоря, незаконно.
В феврале 1254 года всё ещё находящийся в Аквитании Генри III сделал своего старшего сына герцогом Аквитании, отдал ему Честер, Пик, Стамфорд, Грантем, Бристоль, о-ва Канала, Гасконь и о-в Олерон. Эдвард также стал Лордом Ирландии и получил несколько замков в Уэльсе. Было понятно, что король готов потихоньку начинать делить власть с наследником престола, и заодно поднимал его статус перед чрезвычайно интересным браком, открывавшим массу перспектив и определенное количество проблем в будущем, не без того. Так что неудачи де Монфора в Гаскони обернулись полным профитом для короля, что не так уж часто с ним случалось. А де Монфор отсиживался во Франции, которая теперь оказалась в не самом выгодном положении перед объединившимися Англией и Испанией.
Пока король был на континенте, в Англии 9 октября умер епископ Гроссетест, проведший последние годы в состоянии более или менее перманентной склоки со всеми. Но Мэтью Парис оставил нам прекраснейшую эпитафию этому человеку: «he had been an open rebuker of pope and king, the corrector of bishops, the reformer of monks, the instructor of the clergy, the support of scholars, the preacher of the people, the persecutor of the incontinent, a careful reader of the scriptures, the hammer of the Romans whom he despised. At the table of bodily food he was liberal, plentiful, courteous, cheerful, affable; at the table of spiritual food devout, tearful, penitent; as a prelate sedulous, venerable, indefatigable» («он был открытым обличителем папы и короля, надзирателем над епископами, реформатором монахов, наставником духовенства, поддержкой ученых, проповедником народа, гонителем невоздержанных, внимательным читателем Священных Писаний, молотом римлян, которых он презирал. За столом телесной пищи он был щедрым, хлебосольным, учтивым, веселым, приветливым; за столом духовной пищи набожым, чувствителеным, готовым к раскаянию; как святитель усердным, авторитетным, неутомимым»).
Старая выпускалась слишком давно, в 1237 году, и все уже успели плотно забыть те тезисы, которые не вошли в обиход. Опять же, подписывая хартию король как бы признавал, что королевство - это не только он. В данном случае Генри III предложил епископам банальную сделку: он подписывает хартию, а они три года платят ему десятину с целью профинансировать поход в Святую землю.
Учитывая, что Хартия от 1253 года практически буквально повторяла Хартию от 1225 года, профит для церкви был, очевидно, в первом пункте об отлучении от церкви отступников от данного договора, единственном несколько дописанном: «И пусть тот, кто навлечет на себя это наказание, будет уничтожен и сгниет в аду!»
Гроссетест сделал всё возможное, чтобы распространить текст новой Хартии с добавкой как можно шире, явно не поняв того, что торжественно произнес король при подписании: «Всё это я клянусь блюсти буквально - как человек, как христианин, как рыцарь, и как коронованный и помазанный на царство король. Да поможет мне Бог!» Прелесть крылась в слове «буквально». Законодатели и светские судьи просто ограничили параграф об отлучении как применимый к членам церковной иерархии и к связанным с церковью администраторам. Всем прочим давалось, по старинным правилам, 15 дней на то, чтобы исправиться, о чем судил бы обычный, а не церковный суд.
В общем, в законодательство канцлерского суда параграф про отлучение от церкви не вошел вообще, потому что король пустил туда свою собственную версию, исключающую экклезиастическое право на отлучение, словно его и не было. Он также исключил продавливаемое церковью право оказывать влияние на светских судей в делах об отлучении в пункте о нарушении свободы церкви, пристегнув это нарушение к пункту о нанесении вреда королю и королевству. И повелел считать истинным и законным только свое законодательство.
Мэтью Льюис сделал по данному поводу несколько неожиданное для меня заключение, что своими действиями король прекратил всё это перетягивание одеяла между церковной и светской властями, которое началось с Томаса Бекета, и было настоящим шипом на троне Ангевинов. На мой взгляд, король обдурил высших представителей церкви своего государства на кругленькую сумму, умело и со вкусом пожонглировав словами и понятиями.
Почти сразу за этими событиями Генри III получил из Бордо письма с мольбами о помощи людьми и деньгами, чтобы они могли эффективно противостоять. Засидевшийся дома король сорвался в Гасконь самолично, оставив королевство на брата и архиепископа Йоркского. Брат Ричард был администратором от Бога, а Вальтер де Грей, в отличие от многих князей церкви, просто активно и честно работал свою работу, совершенно не вмешиваясь в политические интриги.
В Бордо короля встретили с восторгом. Три ключевых замка, в которых лорды, посаженные де Монфором, «правили неправедно», были покорены в едином порыве. Хотя суть конфликта от меня полностью ускользает.
Мэтью Льюис вскользь упоминает де Монфора, который посадил куда-то каких-то своих лордов, которые притесняли население, и немножко цитирует хронику Томаса Вайкса о взятии замков и о том, что сенешалем Бордо король назначил своего кузена, Стефана Лонгсворда.
Википедия указывает на короля Альфонсо X, который вмешался в дела Бордо, поддерживая брожения местного населения против политики Симона де Монфора. И говорит, что кампания была выиграна при содействии Лузиньянов, о чем Льюис не издает ни звука. Судя по тому, что на следующий год Генри III и Альфонсо X породнились через брак сына Генри и сестры Альфонсо, именно вмешательство Кастилии стало причиной появления английского короля в Гаскони, хотя он тратил на этот поход деньги, предназначенные для крестового похода, что было, строго говоря, незаконно.
В феврале 1254 года всё ещё находящийся в Аквитании Генри III сделал своего старшего сына герцогом Аквитании, отдал ему Честер, Пик, Стамфорд, Грантем, Бристоль, о-ва Канала, Гасконь и о-в Олерон. Эдвард также стал Лордом Ирландии и получил несколько замков в Уэльсе. Было понятно, что король готов потихоньку начинать делить власть с наследником престола, и заодно поднимал его статус перед чрезвычайно интересным браком, открывавшим массу перспектив и определенное количество проблем в будущем, не без того. Так что неудачи де Монфора в Гаскони обернулись полным профитом для короля, что не так уж часто с ним случалось. А де Монфор отсиживался во Франции, которая теперь оказалась в не самом выгодном положении перед объединившимися Англией и Испанией.
Пока король был на континенте, в Англии 9 октября умер епископ Гроссетест, проведший последние годы в состоянии более или менее перманентной склоки со всеми. Но Мэтью Парис оставил нам прекраснейшую эпитафию этому человеку: «he had been an open rebuker of pope and king, the corrector of bishops, the reformer of monks, the instructor of the clergy, the support of scholars, the preacher of the people, the persecutor of the incontinent, a careful reader of the scriptures, the hammer of the Romans whom he despised. At the table of bodily food he was liberal, plentiful, courteous, cheerful, affable; at the table of spiritual food devout, tearful, penitent; as a prelate sedulous, venerable, indefatigable» («он был открытым обличителем папы и короля, надзирателем над епископами, реформатором монахов, наставником духовенства, поддержкой ученых, проповедником народа, гонителем невоздержанных, внимательным читателем Священных Писаний, молотом римлян, которых он презирал. За столом телесной пищи он был щедрым, хлебосольным, учтивым, веселым, приветливым; за столом духовной пищи набожым, чувствителеным, готовым к раскаянию; как святитель усердным, авторитетным, неутомимым»).