Про ие-кыла и амагят
Давно искала этот источник, наконец-то нашла. Я лишь публикую несколько страниц книги (Серошевский В. Л. Якуты. Опыт этнографического исследования. Л., 1896.), но там много еще всего интересного. Скачать.
Всякий шаман - в сущности только одержимый могущественным духом маннерик, истеричный; никто не родится шаманом, но может сделаться им всякий, даже помимо воли и вопреки своему желанию. Вот рассказ шамана по прозвищу Тюсьпют, что значит «упавший с неба», о том, как он стал шаманом:
«Двадцати лет от роду я сильно захворал и стал видеть очами, слышать ушами то, чего не видели и не слышали другие: девять лет я перемогался и никому не говорил о том, что со мной творится, так как я опасался, что люди не поверят и будут надо мной смеяться: наконец я разболелся до того сильно, что угрожала мне неминуемая смерть; когда же я стал шаманить, мне стало легче; и теперь, если долго не шаманю, со мной бывает нехорошо, я хвораю!..»
Тюсьпюту шестьдесят лет от роду; девять лет он скрывал свой дар, а тридцать один год, как он шаманит. Он среднего роста, сухощавый, жилистый старик, когда-то, очевидно, сильный и ловкий: теперь еще он способен шаманить, прыгать и танцевать без устали всю ночь напролет; он терся по свету, бывал на юге, на приисках, бывал на севере, на берегу моря; лицо его темное и подвижное, очертаниями напоминает немного лицо тунгуса; зрачок глаз окружен двойным цветным, грязно-зеленоватым кольцом; во время чарования глаза эти приобретают какой-то особый неприятный тусклый блеск и выражение безумия, и их упорный взгляд, как я заметил, волнует и смущает тех, на кого он направлен. Это уже второй шаман с такими странными глазами, какого мне приходилось встречать в Якутской области. Вообще в фигуре шамана есть что-то особенное, что позволяло мне, после небольшой практики, отличать их среди присутствовавших почти безошибочно: они отличаются некоторой энергией и подвижностью лицевых мускулов, вообще у якутов довольно вялых; в движениях их замечается известная юркость и ловкость; кроме того, на севере все они без исключения носят длинные, падающие на плечи волосы, которые обыкновенно заплетают сзади головы в косичку или связывают в пучок. На юге, вблизи города Якутска, где их преследуют, где они принуждены скрываться, длинные волосы - редкость. Впрочем, Тюсьпют утверждал, что он сам не любит длинных волос: у него заводятся в них маленькие ёр, которые его мучают и которых можно извести только стрижкой волос. Есть шаманы, приверженные к своему призванию страстно, как пьяницы. Тюсьпюта уже несколько раз наказывали, жгли его платье и бубен, стригли волосы и заставляли в церкви бить многочисленные поклоны и поститься. «Это нам даром не проходит; наши господа (духи) сердятся всякий раз на нас, и плохо нам впоследствии достается, но мы не можем оставить этого, не можем не шаманить, - жаловался он мне, - а худого ведь мы не делаем!»
Старый, слепой якут рассказывал мне, что он был раньше шаманом, но, убедившись в том, что это грех, бросил шаманить, и вот, хотя другой могучий шаман снял с него «знак» амагят, духи за это все-таки ослепили его. В Баягантайском улусе, в местности Утюхтюй, проживал молодой еще, но пользовавшийся всеобщей известностью шаман. О нем говорили, что во время чарования «глаза у него выскакивают на лоб»; он человек зажиточный, не дорожит доходом с шаманства и много раз зарекался шаманить, но лишь только подвертывался «трудный случай», он уступал просьбам сородичей и нарушал обет. Тюсьпют беден и, конечно, дорожит своим шаманским доходом, как и репутацией колдуна; он сильно обижался, когда один живущий поблизости богач позвал к своей больной жене не его, а другого шамана; он утверждал, что позванный - невежда и вызывает не того черта, который мучит больную, а что он, Тюсьпют, знает этого черта, но теперь, хотя бы его и позвали, не пойдет.
Величина гонорара, уплачиваемого за шаманство, бывает различна; выплачивают его только в случае, когда колдовство дает желательные результаты, - тогда он достигает иногда 25 рублей и более; обыкновенно платят один рубль и «угощают». Кроме того, шаман ест, а в некоторых местностях забирает на дом часть мяса жертвенной, убиваемой во время шаманства скотины. Шаманский волшебный дар не наследственный, хотя понятие о некотором кровном родстве между шаманами одной и той же местности замечается в том поверий, что «в роду, где раз объявился шаман, он уже не переводится; его амагят (дух-покровитель) после смерти последнего старается преимущественно поселиться в кого-либо, принадлежащего к роду покойника». Этот дух-покровитель - неотъемлемая часть каждого шамана; даже самый слабый и ничтожный среди них обладает амагят и ие-кыла - «духом-покровителем и сверху ниспосланным звериным образом, волшебным духом, дьявольским пожирателем». Ие-кыла, звериное воплощение шамана, старательно скрывается всяким из них. «Моего ие-кыла никому не найти, он лежит, скрытый, далеко, там - в горах камнях Эджиганских!» - хвастался Тюсьпют. Только один раз в году, когда растает последний снег и вся земля почернеет, шаманские ие-кыла появляются на земле; тогда души шаманов, воплощенные в них, рыщут везде; их видит только глаз колдуна, обыкновенные же люди их не замечают. Сильные и смелые из них пролетают с шумом и ревом, слабые - тихонько и крадучись; особенной драчливостью и задором отличаются шаманки, и действительно, если среди них встретится настоящая колдунья, то никому не уступит; неопытные или задорные шаманы часто вступают в драку, что ведет за собою болезнь или даже смерть того, чей ие-кыла был побит. Иногда сходятся на бой первоклассные силачи-шаманы и, сцепившись, лежат в продолжение нескольких месяцев, даже лет, не будучи в состоянии одолеть друг друга; тогда люди, собственники этих ие-кыла, сильно болеют, пока один из них не умрет и не освободит другого. Самые слабые и трусливые бывают «собачьи» шаманы; самые сильные и могущественные - те, у которых ие-кыла - громадный бык-порос, жеребец, орел, лось (сохатый), черный медведь. Самые несчастные шаманы - имеющие своим звериным воплощением волка, медведя или собаку; эти звери ненасытны, им все мало, сколько бы ни добывал для них шаман-человек; особенно собака не дает покоя своему двуногому двойнику: она «грызет зубами его сердце, рвет его тело». Тогда шаман сильно хворает и мучится. Ворон тоже плохой ие-кыла; орел и бык-порос называются «чертовскими» бойцами их титул самый лестный для шамана. Если является новый шаман, то другие шаманы сейчас же узнают об этом по появлению нового, не замеченного ими до сих пор ие-кыла.
Амагят - дух-покровитель - существо совершенно особое: это - по большей части, душа жившего некогда на земле шамана. В исключительных случаях - кто-либо из небожителей, но всегда второстепенных. Человеческое тело не может вынести мощи великих богов: дух-покровитель всегда витает поблизости от излюбленного им человека и охотно является всякий раз на его зов; в трудные минуты он помогает ему, заступается за него, дает совет. «Шаман видит и слышит только посредством своего амагят - поучал меня Тюсьпют, - я вижу и слышу через три наслега, а есть такие, которые видят и слышат гораздо дальше».
Приобретение ие-кыла и амагят, а вместе с тем и присущих им качеств, вовсе не зависит от воли шамана: оно или случайно, или предначертано свыше. Вот что рассказывал мне Тюсьпют о том, как он воспринял в себя амагят:
«Когда я путешествовал на севере, то раз в горах набрел на кучу дров, а нужно мне было как раз варить обед; я взял да и зажег эту кучу; между тем под кучей был похоронен знаменитый тунгусский шаман; вот его-то душа и пристала ко мне».
Когда Тюсьпют шаманит, сразу можно заметить, что его дух-покровитель тунгусского происхождения: он по временам бормочет тунгусские слова и делает тунгусские жесты. Во время шаманства приходят к нему, однако, и другие духи, как-то: русский дьявол, чертова дочь с чертовым парнем, а также тунгус-дух; первый объясняется по-русски, просит водки, пряников, девку; вторые тоже ведут себя чрезвычайно развязно и без церемоний спрашивают у присутствующих: есть ли у них половые органы? Отнюдь не следует отвечать утвердительно на этот вопрос, иначе человек, неосторожно выдавший себя, захворает на половую немощь: чертов парень похитит половые органы у женщин, а чертова девка - у мужчин; между прочим, отмечу, что «чертов парень слеп и постоянно ощупывает землю и окружающие предметы руками». Этих духов не следует смешивать с амагят, они называются калъаны и приходят ко всякому шаману во время шаманства, заставляя его от своего имени говорить и проделывать вышеупомянутые вещи. У Тюсьпюта благодаря случайности совпадает амагят тунгусского происхождения с четвертым по числу обычным шаманским кальаны, который тоже тунгус. Великие шаманы, умирая, уносят с собой иногда амагят на небо, и тогда превращаются навсегда в небесных духов; большинство послед-них - бывшие шаманы; если амагят не переселился на небо, то раньше или позже должен непременно проявиться на земле.
Сообразно силе своих амагят шаманы подразделяются на:
1) последние - это, собственно, не шаманы, а разные истеричные, полоумные, юродивые и тому подобные странные люди, обладающие способностью толковать и видеть вещие сны, ворожить, лечить более легкие болезни, прогонять мелких, пакостливых чертей; они лишены амагят и не могут справлять больших шаманств с барабанным боем, заклинаниями и принесением жертв;
2) средние шаманы - это обыкновенные чародеи, обладающие волшебной силой в разной степени, сообразно своему таланту и силе своих амагят;
3) великие шаманы, покровительствующий дух которых ниспослан самим Улу-тоёном, - это могучие чародеи; их зову благосклонно внимает сам властелин тьмы; таких шаманов, мне говорили, может быть одновременно только четыре во всей якутской земле, сообразно числу четырех впервые образовавшихся якутских улусов: один в Вилюйском улусе (?), один в Намеком, один в Татинском (Батурусском), один в Боро-гонском. В каждом из этих улусов есть особые роды, отмеченные волшебной силой, среди которых время от времени появляется «великий шаман». В Намеком улусе таким великим шаманом считался умерший недавно старик Федор, по прозвищу Мыччылла, Хатынгаринского наслега, рода Арчинга. В последние годы жизни он после смерти жены, всеми покинутый, жил одиноко вместе с такой же старой, дряхлой и волшебной, как и он сам, собакой; он никогда ничем не занимался, ничего не делал, и хотя жил небогато, но всего у него было вдоволь, а ел он и пил лучше богатого, хотя «не держал вовсе скота, все ему доставляли духи; достаточно ему было о чем-либо подумать, и сейчас же все являлось перед ним из воздуха». Тюсьпют хвастался не раз, что он тоже «всегда с табаком», на что соседи, улыбаясь, добавляли, что табак у него «не простой». «Ты заметь только: у листьев нет корешка; мы ведь знаем, как табак к нему попадает: он прилетает к нему с ветром - черт бросает ему его в лицо». Говорят, что Мыччылла в молодости был очень красив, но под старость стал безобразен, как сам дьявол, его покровитель; о могуществе его рассказывали чудеса; когда он шаманил, то, несмотря на его дряхлость и бессилие, от его прыжков, барабанного боя и рева дрожали стены юрты; в то время он совершенно преобразовывался, молодел и, обыкновенно угрюмый и молчаливый, делался речистым и страстным; все очень боялись его, и достаточно ему было сердито взглянуть на что-либо, уходя с негостеприимного двора, как предмет этот, будь то человек, скотина, конь, изба и т. д., портились и гибли; поэтому все, к кому он пожаловал, принимали его и угощали как «первейшего господина».
Всякий шаман - в сущности только одержимый могущественным духом маннерик, истеричный; никто не родится шаманом, но может сделаться им всякий, даже помимо воли и вопреки своему желанию. Вот рассказ шамана по прозвищу Тюсьпют, что значит «упавший с неба», о том, как он стал шаманом:
«Двадцати лет от роду я сильно захворал и стал видеть очами, слышать ушами то, чего не видели и не слышали другие: девять лет я перемогался и никому не говорил о том, что со мной творится, так как я опасался, что люди не поверят и будут надо мной смеяться: наконец я разболелся до того сильно, что угрожала мне неминуемая смерть; когда же я стал шаманить, мне стало легче; и теперь, если долго не шаманю, со мной бывает нехорошо, я хвораю!..»
Тюсьпюту шестьдесят лет от роду; девять лет он скрывал свой дар, а тридцать один год, как он шаманит. Он среднего роста, сухощавый, жилистый старик, когда-то, очевидно, сильный и ловкий: теперь еще он способен шаманить, прыгать и танцевать без устали всю ночь напролет; он терся по свету, бывал на юге, на приисках, бывал на севере, на берегу моря; лицо его темное и подвижное, очертаниями напоминает немного лицо тунгуса; зрачок глаз окружен двойным цветным, грязно-зеленоватым кольцом; во время чарования глаза эти приобретают какой-то особый неприятный тусклый блеск и выражение безумия, и их упорный взгляд, как я заметил, волнует и смущает тех, на кого он направлен. Это уже второй шаман с такими странными глазами, какого мне приходилось встречать в Якутской области. Вообще в фигуре шамана есть что-то особенное, что позволяло мне, после небольшой практики, отличать их среди присутствовавших почти безошибочно: они отличаются некоторой энергией и подвижностью лицевых мускулов, вообще у якутов довольно вялых; в движениях их замечается известная юркость и ловкость; кроме того, на севере все они без исключения носят длинные, падающие на плечи волосы, которые обыкновенно заплетают сзади головы в косичку или связывают в пучок. На юге, вблизи города Якутска, где их преследуют, где они принуждены скрываться, длинные волосы - редкость. Впрочем, Тюсьпют утверждал, что он сам не любит длинных волос: у него заводятся в них маленькие ёр, которые его мучают и которых можно извести только стрижкой волос. Есть шаманы, приверженные к своему призванию страстно, как пьяницы. Тюсьпюта уже несколько раз наказывали, жгли его платье и бубен, стригли волосы и заставляли в церкви бить многочисленные поклоны и поститься. «Это нам даром не проходит; наши господа (духи) сердятся всякий раз на нас, и плохо нам впоследствии достается, но мы не можем оставить этого, не можем не шаманить, - жаловался он мне, - а худого ведь мы не делаем!»
Старый, слепой якут рассказывал мне, что он был раньше шаманом, но, убедившись в том, что это грех, бросил шаманить, и вот, хотя другой могучий шаман снял с него «знак» амагят, духи за это все-таки ослепили его. В Баягантайском улусе, в местности Утюхтюй, проживал молодой еще, но пользовавшийся всеобщей известностью шаман. О нем говорили, что во время чарования «глаза у него выскакивают на лоб»; он человек зажиточный, не дорожит доходом с шаманства и много раз зарекался шаманить, но лишь только подвертывался «трудный случай», он уступал просьбам сородичей и нарушал обет. Тюсьпют беден и, конечно, дорожит своим шаманским доходом, как и репутацией колдуна; он сильно обижался, когда один живущий поблизости богач позвал к своей больной жене не его, а другого шамана; он утверждал, что позванный - невежда и вызывает не того черта, который мучит больную, а что он, Тюсьпют, знает этого черта, но теперь, хотя бы его и позвали, не пойдет.
Величина гонорара, уплачиваемого за шаманство, бывает различна; выплачивают его только в случае, когда колдовство дает желательные результаты, - тогда он достигает иногда 25 рублей и более; обыкновенно платят один рубль и «угощают». Кроме того, шаман ест, а в некоторых местностях забирает на дом часть мяса жертвенной, убиваемой во время шаманства скотины. Шаманский волшебный дар не наследственный, хотя понятие о некотором кровном родстве между шаманами одной и той же местности замечается в том поверий, что «в роду, где раз объявился шаман, он уже не переводится; его амагят (дух-покровитель) после смерти последнего старается преимущественно поселиться в кого-либо, принадлежащего к роду покойника». Этот дух-покровитель - неотъемлемая часть каждого шамана; даже самый слабый и ничтожный среди них обладает амагят и ие-кыла - «духом-покровителем и сверху ниспосланным звериным образом, волшебным духом, дьявольским пожирателем». Ие-кыла, звериное воплощение шамана, старательно скрывается всяким из них. «Моего ие-кыла никому не найти, он лежит, скрытый, далеко, там - в горах камнях Эджиганских!» - хвастался Тюсьпют. Только один раз в году, когда растает последний снег и вся земля почернеет, шаманские ие-кыла появляются на земле; тогда души шаманов, воплощенные в них, рыщут везде; их видит только глаз колдуна, обыкновенные же люди их не замечают. Сильные и смелые из них пролетают с шумом и ревом, слабые - тихонько и крадучись; особенной драчливостью и задором отличаются шаманки, и действительно, если среди них встретится настоящая колдунья, то никому не уступит; неопытные или задорные шаманы часто вступают в драку, что ведет за собою болезнь или даже смерть того, чей ие-кыла был побит. Иногда сходятся на бой первоклассные силачи-шаманы и, сцепившись, лежат в продолжение нескольких месяцев, даже лет, не будучи в состоянии одолеть друг друга; тогда люди, собственники этих ие-кыла, сильно болеют, пока один из них не умрет и не освободит другого. Самые слабые и трусливые бывают «собачьи» шаманы; самые сильные и могущественные - те, у которых ие-кыла - громадный бык-порос, жеребец, орел, лось (сохатый), черный медведь. Самые несчастные шаманы - имеющие своим звериным воплощением волка, медведя или собаку; эти звери ненасытны, им все мало, сколько бы ни добывал для них шаман-человек; особенно собака не дает покоя своему двуногому двойнику: она «грызет зубами его сердце, рвет его тело». Тогда шаман сильно хворает и мучится. Ворон тоже плохой ие-кыла; орел и бык-порос называются «чертовскими» бойцами их титул самый лестный для шамана. Если является новый шаман, то другие шаманы сейчас же узнают об этом по появлению нового, не замеченного ими до сих пор ие-кыла.
Амагят - дух-покровитель - существо совершенно особое: это - по большей части, душа жившего некогда на земле шамана. В исключительных случаях - кто-либо из небожителей, но всегда второстепенных. Человеческое тело не может вынести мощи великих богов: дух-покровитель всегда витает поблизости от излюбленного им человека и охотно является всякий раз на его зов; в трудные минуты он помогает ему, заступается за него, дает совет. «Шаман видит и слышит только посредством своего амагят - поучал меня Тюсьпют, - я вижу и слышу через три наслега, а есть такие, которые видят и слышат гораздо дальше».
Приобретение ие-кыла и амагят, а вместе с тем и присущих им качеств, вовсе не зависит от воли шамана: оно или случайно, или предначертано свыше. Вот что рассказывал мне Тюсьпют о том, как он воспринял в себя амагят:
«Когда я путешествовал на севере, то раз в горах набрел на кучу дров, а нужно мне было как раз варить обед; я взял да и зажег эту кучу; между тем под кучей был похоронен знаменитый тунгусский шаман; вот его-то душа и пристала ко мне».
Когда Тюсьпют шаманит, сразу можно заметить, что его дух-покровитель тунгусского происхождения: он по временам бормочет тунгусские слова и делает тунгусские жесты. Во время шаманства приходят к нему, однако, и другие духи, как-то: русский дьявол, чертова дочь с чертовым парнем, а также тунгус-дух; первый объясняется по-русски, просит водки, пряников, девку; вторые тоже ведут себя чрезвычайно развязно и без церемоний спрашивают у присутствующих: есть ли у них половые органы? Отнюдь не следует отвечать утвердительно на этот вопрос, иначе человек, неосторожно выдавший себя, захворает на половую немощь: чертов парень похитит половые органы у женщин, а чертова девка - у мужчин; между прочим, отмечу, что «чертов парень слеп и постоянно ощупывает землю и окружающие предметы руками». Этих духов не следует смешивать с амагят, они называются калъаны и приходят ко всякому шаману во время шаманства, заставляя его от своего имени говорить и проделывать вышеупомянутые вещи. У Тюсьпюта благодаря случайности совпадает амагят тунгусского происхождения с четвертым по числу обычным шаманским кальаны, который тоже тунгус. Великие шаманы, умирая, уносят с собой иногда амагят на небо, и тогда превращаются навсегда в небесных духов; большинство послед-них - бывшие шаманы; если амагят не переселился на небо, то раньше или позже должен непременно проявиться на земле.
Сообразно силе своих амагят шаманы подразделяются на:
1) последние - это, собственно, не шаманы, а разные истеричные, полоумные, юродивые и тому подобные странные люди, обладающие способностью толковать и видеть вещие сны, ворожить, лечить более легкие болезни, прогонять мелких, пакостливых чертей; они лишены амагят и не могут справлять больших шаманств с барабанным боем, заклинаниями и принесением жертв;
2) средние шаманы - это обыкновенные чародеи, обладающие волшебной силой в разной степени, сообразно своему таланту и силе своих амагят;
3) великие шаманы, покровительствующий дух которых ниспослан самим Улу-тоёном, - это могучие чародеи; их зову благосклонно внимает сам властелин тьмы; таких шаманов, мне говорили, может быть одновременно только четыре во всей якутской земле, сообразно числу четырех впервые образовавшихся якутских улусов: один в Вилюйском улусе (?), один в Намеком, один в Татинском (Батурусском), один в Боро-гонском. В каждом из этих улусов есть особые роды, отмеченные волшебной силой, среди которых время от времени появляется «великий шаман». В Намеком улусе таким великим шаманом считался умерший недавно старик Федор, по прозвищу Мыччылла, Хатынгаринского наслега, рода Арчинга. В последние годы жизни он после смерти жены, всеми покинутый, жил одиноко вместе с такой же старой, дряхлой и волшебной, как и он сам, собакой; он никогда ничем не занимался, ничего не делал, и хотя жил небогато, но всего у него было вдоволь, а ел он и пил лучше богатого, хотя «не держал вовсе скота, все ему доставляли духи; достаточно ему было о чем-либо подумать, и сейчас же все являлось перед ним из воздуха». Тюсьпют хвастался не раз, что он тоже «всегда с табаком», на что соседи, улыбаясь, добавляли, что табак у него «не простой». «Ты заметь только: у листьев нет корешка; мы ведь знаем, как табак к нему попадает: он прилетает к нему с ветром - черт бросает ему его в лицо». Говорят, что Мыччылла в молодости был очень красив, но под старость стал безобразен, как сам дьявол, его покровитель; о могуществе его рассказывали чудеса; когда он шаманил, то, несмотря на его дряхлость и бессилие, от его прыжков, барабанного боя и рева дрожали стены юрты; в то время он совершенно преобразовывался, молодел и, обыкновенно угрюмый и молчаливый, делался речистым и страстным; все очень боялись его, и достаточно ему было сердито взглянуть на что-либо, уходя с негостеприимного двора, как предмет этот, будь то человек, скотина, конь, изба и т. д., портились и гибли; поэтому все, к кому он пожаловал, принимали его и угощали как «первейшего господина».