Как я попал на культовый фильм
Я вам про один фильм расскажу, вы его ни в коем случае не смотрите.
Дело было давно, в конце 80-х, вот что-то вспомнилось.
На излете СССР, когда по всей стране начали гулять сквозняки, но всем казалось, что это ветер свободы, и происходило много чего чудно́го, я как раз был студентом и учился в столице на синий поплавок.
Гена Вейцман, типичный представитель народа Израилева, учился на курс младше (чего его занесло в наш институт, я так и не понял). Если бы Гене одеть кипу и дать в руки скрипку, он бы был похож на то, как это рисуют нетолерантные карикатуристы. Я был человек советский, у меня предубеждения не было.
Мы не были даже приятелями, но факультет в общаге жил в плотном бурлящем водовороте, все знали всех с любого курса, все друг к другу за чем-нибудь обращались, поэтому когда Гена заглянул ко мне и сказал, что ищет компанию на сходить в кино на "культовый фильм", я, не долго думая, согласился. Москва - это как раз было то самое место, где можно было посмотреть очень много разных фильмов, не попадавших во всесоюзный прокат.
- Что за фильм? - спросил я.
Гена сказал, что фильм о-очень известного режиссера, о-о-очень культовый и каждый приличный человек обязательно должен это увидеть. А называется "Жидкое небо".
Среди журналов, которых выписывала моя семья, был "Советский экран", я его от корки до корки никогда не читал, но в каждом номере была страница, на которой печатались анонсы - два на отечественные фильмы и один на зарубежный. И эту страницу я читал регулярно, потому что кино было "наше всё" до такой степени, что сегодняшним студентам это не объяснить.
И про "Жидкое небо" я там читал. И этот анонс меня не то чтобы напряг, но я его запомнил.
И вот мы едем на автобусе из Медведково на Лосиноостровскую из общаги в кинотеатр (вот, хоть убейте, не помню, как он назывался, совсем рядом со станцией), и я Гене говорю: "Я что-то слышал про этот фильм. По-моему, он не ахти..."
Гена опять охать и ахать, рассказывать как важно приобщаться к передовой западной культуре и т.д. и т.п.
Ну, времени у меня было вагон, делать особо нечего, я пожал плечами и мы пошли приобщаться.
То, что вы можете прочесть в википедии, даже рядом не отражает того наркотического угара, который творился на экране. Под отвратительную какофонию люди на экране либо курили наркоту, либо насиловали главную героиню. Помните историю о том, как массовка спрашивала Михалкова, со своим оружием приходить или как? Так вот у меня сложилось впечатление, что здесь свой кокс несли на съемки никого не спрашивая. А все остальные безобразия творились сами по себе, просто мастера киноискусства это всё снимали на пленку.
Инопланетянин, питающийся закипающим от секса и наркоты человеческим мозгом, зрителю так показан и не был. А его тарелка, я это уже тогда понял, была сделана из двух склеенных одноразовых пластмассовых.
Я это пережил с трудом, но пережил. Думаю, Гена не мог встать и уйти по двум соображениям: он был инициатором похода и ему было неловко передо мной, но главное, он вложил в билет 30 копеек и 12 копеек в мороженое.
А вот стенал и плевался он громко. Всю обратную дорогу в Медведково.
Незабываемое ощущение прикосновения к мерзости (почти что по Чернышевскому) не оставляло меня до тех пор, пока спустя четверть века я не посмотрел "Трудно быть богом" Германа. Но про эту кучу испражнений я даже писать не буду.
Дело было давно, в конце 80-х, вот что-то вспомнилось.
На излете СССР, когда по всей стране начали гулять сквозняки, но всем казалось, что это ветер свободы, и происходило много чего чудно́го, я как раз был студентом и учился в столице на синий поплавок.
Гена Вейцман, типичный представитель народа Израилева, учился на курс младше (чего его занесло в наш институт, я так и не понял). Если бы Гене одеть кипу и дать в руки скрипку, он бы был похож на то, как это рисуют нетолерантные карикатуристы. Я был человек советский, у меня предубеждения не было.
Мы не были даже приятелями, но факультет в общаге жил в плотном бурлящем водовороте, все знали всех с любого курса, все друг к другу за чем-нибудь обращались, поэтому когда Гена заглянул ко мне и сказал, что ищет компанию на сходить в кино на "культовый фильм", я, не долго думая, согласился. Москва - это как раз было то самое место, где можно было посмотреть очень много разных фильмов, не попадавших во всесоюзный прокат.
- Что за фильм? - спросил я.
Гена сказал, что фильм о-очень известного режиссера, о-о-очень культовый и каждый приличный человек обязательно должен это увидеть. А называется "Жидкое небо".
Среди журналов, которых выписывала моя семья, был "Советский экран", я его от корки до корки никогда не читал, но в каждом номере была страница, на которой печатались анонсы - два на отечественные фильмы и один на зарубежный. И эту страницу я читал регулярно, потому что кино было "наше всё" до такой степени, что сегодняшним студентам это не объяснить.
И про "Жидкое небо" я там читал. И этот анонс меня не то чтобы напряг, но я его запомнил.
И вот мы едем на автобусе из Медведково на Лосиноостровскую из общаги в кинотеатр (вот, хоть убейте, не помню, как он назывался, совсем рядом со станцией), и я Гене говорю: "Я что-то слышал про этот фильм. По-моему, он не ахти..."
Гена опять охать и ахать, рассказывать как важно приобщаться к передовой западной культуре и т.д. и т.п.
Ну, времени у меня было вагон, делать особо нечего, я пожал плечами и мы пошли приобщаться.
То, что вы можете прочесть в википедии, даже рядом не отражает того наркотического угара, который творился на экране. Под отвратительную какофонию люди на экране либо курили наркоту, либо насиловали главную героиню. Помните историю о том, как массовка спрашивала Михалкова, со своим оружием приходить или как? Так вот у меня сложилось впечатление, что здесь свой кокс несли на съемки никого не спрашивая. А все остальные безобразия творились сами по себе, просто мастера киноискусства это всё снимали на пленку.
Инопланетянин, питающийся закипающим от секса и наркоты человеческим мозгом, зрителю так показан и не был. А его тарелка, я это уже тогда понял, была сделана из двух склеенных одноразовых пластмассовых.
Я это пережил с трудом, но пережил. Думаю, Гена не мог встать и уйти по двум соображениям: он был инициатором похода и ему было неловко передо мной, но главное, он вложил в билет 30 копеек и 12 копеек в мороженое.
А вот стенал и плевался он громко. Всю обратную дорогу в Медведково.
Незабываемое ощущение прикосновения к мерзости (почти что по Чернышевскому) не оставляло меня до тех пор, пока спустя четверть века я не посмотрел "Трудно быть богом" Германа. Но про эту кучу испражнений я даже писать не буду.