(no subject)
Я, мокрая, облезлая, продрогшая, сижу на куче подушек, облокотившись на Кира, и, рассматривая собственные ноги, задранные на спинку дивана (что за дурная привычка, ставить угловые диваны посреди комнаты?), покрытую целлофаном (что за маразм, делать ремонт в самый разгар мая?), пью глинтвейн. Это - нечеловечно-здорово: вот так вот, замерзнув в великий праздник только потому, что хотелось пройтись пешком из точки А в точку В, а на улице дождь, тупо курить в потолок и пить глинтвейн. Это - нечеловечно-здорово: чувствовать лопатками не шершавость стены, а теплоту мужского тела и мурлыкать от ленивых поглаживаний сильных пальцев. Я сижу, пью глинтвейн, курю и рассматриваю новые тапочки (интересно, если мужчина дарит тебе на День Победы тапочки, что это значит?): спрятанная танкетка с каблуком-пятисантиметровкой, искуственный мех и смешная кошачья морда на мыске. Мне так хорошо и удобно, что обязательно надо ложку дегтя.
- А я, кстати, в печали, ты знаешь?
- Кругом одни козлы и ты ненавидишь английский?
- Как ты догадался?
- Это, лапа, не ново. Ты повторяешься.
- Ну, тогда, я пала смертью храбрых!
- Это уже интереснее. Как тебе удалось?
- Ну... меня сегодня забанили на форуме ИРИ™ - либералов и демократов...
- Ты снова проповедовала коммунистические идеи и предлагала оптовые поставки галоперидола?
- Нифига. Меня, в лучших традициях деспотии, уничтожили за отстаивание святынь и прав слабых.
- Это как?
- Я назвала мудака мразью.
- Барышня, кто был Вашим гувернером?
- Нет, серьезно, - я встаю на колени и заглядываю в серые глаза, в которых (о ужас, откуда только при таких корнях?) отражается вся грусть еврейского народа. - Было посягнуло на святыню. Мразенок сообщил общественности, что, де, фронтовиков не осталось, а все ветераны ВОВ - либо чекисты, либо из заградотрядов, либо каратели, либо типа защищали Ташкент. А все остальные, мол, сгнили в лагерях. Вот я и сказала честно: "мсье, Вы - мразь". И Даля процитировала, человечек, знаешь ли, матчасть не учил, Даля не читал, не знает, что такое "мразь".
- Да? И что же такое "мразь"?
- Мерзость, гадость, скверна.
- И тебя, в лучших традициях...
- Дада. На плаху. Как Мора. За резкое осуждение многоженства Генриха восьмого.
- Погоди, его же повесили...
- Дурак, чему тебя в институте учили? Ему отрубили голову.
- Как валету?
- Валету не отрубили, мне прям становится стыдно с тобой общаться! - Я встаю и начинаю расхаживать по комнате, переступая через банки с краской и рулоны обоев. Кир глядит на меня поверх грубой глиняной кружки и улыбается. - Кстати, напомни мне, чтобы я, когда закончу, сказала все, что я думаю об этих обоях. Так вот. Валету голову не отрубили потому, что все обратились в клоду карт и сказка кончилась. А Мору отрубили голову. А меня забанили, ага.
- Обидели мышку, написали в норку?
- Да не то, что б очень, но, знаешь ли, я думала, что они - умнее.
- Тебе больше думать не о чем? Поехали лучше 19-го в НЙ? Я устрою тебе визу...
- У меня суд двадцатого. Давай на Рождество? Хочу на Рождество в НЙ. Не спрашивай почему, просто хочу.
- Ладно, посмотрим. - Кир встает и, передразнивая меня, топает за мной шаг-в-шаг, имитируя мою новотапочную походку.
- Кончай издеваться! - Я плюхаюсь на скрипящий целлофан и, поджав губки, закидываю ногу на ногу. - У меня, может, трагедия!
- Ага. Забанили на форуме. Верю. Да.
- Не, ну хочешь, я сейчас заплачу?
- Ты можешь, я знаю, - он садится передо мной на корточки, прячет мои ладони в своих и заглядывает в мои глаза. - Ну, хочешь, я попрошу Викиного хахаля, он напишет заявление с просьбой закрыть этот серпентарий, папа рассмотрит, назначит проверку и устроит ребятам проблемы? Хочешь?
- Дурак, чтоли? - Выглядываю я из-под челки. - Почему Дэна?
- А он прописан в папином районе. В отличие от нас с тобой.
- Вика тоже прописана.
- Ага. Папочка идет на поводу у дочки. Очень либерально. - Кира душит смех. Меня тоже.
- Издеваешься?
- Разумеется. Но, если хочешь, давай напишем.
- А свобода слова?
- Девочка, - я понимаю, что еще немного, и Кир заржет так, как умеет только он: по-детски, от души, так, что все мировые проблемы кажутся фигней, - ребята плохо понимают, что такое свобода слова. В любой другой стране, они бы уже раз сто посетили соответствующие структуры на предмет разъяснения своей подрывной деятельности. Это только у нас анархия.
- Дурак ты, - я хохочу в его макушку, белобрысую, дорого остриженную, пахнущую сеном и детством.
- Ага, но, если хочешь, то все только ради тебя, - он обнимает мои колени и я снова чувствую себя ребенком рядом с ним, таким непонятно-родным, и снова не понимаю, чем же я заслужила такое счастье. - А то, если не передумала, поехали целоваться на эскалаторе?
- Но ведь барышня с таким маникюром и мужчина в пальто за штуку баксов, в нашем возрасте, целующиеся на эскалаторе, смотрятся нелепо... м?
- А какая, нафиг, разница?
- Лениво.
Через час он, все же, напоминает мне, что я должна сказать все, что думаю, о его новых обоях. А мне уже, как водится, все равно.
Счастье - это сиюмоментное состояние. Через секунду оно может кончится, потому, господа, экономьте счастье. Для себя. Сейчас. И никогда после.
- А я, кстати, в печали, ты знаешь?
- Кругом одни козлы и ты ненавидишь английский?
- Как ты догадался?
- Это, лапа, не ново. Ты повторяешься.
- Ну, тогда, я пала смертью храбрых!
- Это уже интереснее. Как тебе удалось?
- Ну... меня сегодня забанили на форуме ИРИ™ - либералов и демократов...
- Ты снова проповедовала коммунистические идеи и предлагала оптовые поставки галоперидола?
- Нифига. Меня, в лучших традициях деспотии, уничтожили за отстаивание святынь и прав слабых.
- Это как?
- Я назвала мудака мразью.
- Барышня, кто был Вашим гувернером?
- Нет, серьезно, - я встаю на колени и заглядываю в серые глаза, в которых (о ужас, откуда только при таких корнях?) отражается вся грусть еврейского народа. - Было посягнуло на святыню. Мразенок сообщил общественности, что, де, фронтовиков не осталось, а все ветераны ВОВ - либо чекисты, либо из заградотрядов, либо каратели, либо типа защищали Ташкент. А все остальные, мол, сгнили в лагерях. Вот я и сказала честно: "мсье, Вы - мразь". И Даля процитировала, человечек, знаешь ли, матчасть не учил, Даля не читал, не знает, что такое "мразь".
- Да? И что же такое "мразь"?
- Мерзость, гадость, скверна.
- И тебя, в лучших традициях...
- Дада. На плаху. Как Мора. За резкое осуждение многоженства Генриха восьмого.
- Погоди, его же повесили...
- Дурак, чему тебя в институте учили? Ему отрубили голову.
- Как валету?
- Валету не отрубили, мне прям становится стыдно с тобой общаться! - Я встаю и начинаю расхаживать по комнате, переступая через банки с краской и рулоны обоев. Кир глядит на меня поверх грубой глиняной кружки и улыбается. - Кстати, напомни мне, чтобы я, когда закончу, сказала все, что я думаю об этих обоях. Так вот. Валету голову не отрубили потому, что все обратились в клоду карт и сказка кончилась. А Мору отрубили голову. А меня забанили, ага.
- Обидели мышку, написали в норку?
- Да не то, что б очень, но, знаешь ли, я думала, что они - умнее.
- Тебе больше думать не о чем? Поехали лучше 19-го в НЙ? Я устрою тебе визу...
- У меня суд двадцатого. Давай на Рождество? Хочу на Рождество в НЙ. Не спрашивай почему, просто хочу.
- Ладно, посмотрим. - Кир встает и, передразнивая меня, топает за мной шаг-в-шаг, имитируя мою новотапочную походку.
- Кончай издеваться! - Я плюхаюсь на скрипящий целлофан и, поджав губки, закидываю ногу на ногу. - У меня, может, трагедия!
- Ага. Забанили на форуме. Верю. Да.
- Не, ну хочешь, я сейчас заплачу?
- Ты можешь, я знаю, - он садится передо мной на корточки, прячет мои ладони в своих и заглядывает в мои глаза. - Ну, хочешь, я попрошу Викиного хахаля, он напишет заявление с просьбой закрыть этот серпентарий, папа рассмотрит, назначит проверку и устроит ребятам проблемы? Хочешь?
- Дурак, чтоли? - Выглядываю я из-под челки. - Почему Дэна?
- А он прописан в папином районе. В отличие от нас с тобой.
- Вика тоже прописана.
- Ага. Папочка идет на поводу у дочки. Очень либерально. - Кира душит смех. Меня тоже.
- Издеваешься?
- Разумеется. Но, если хочешь, давай напишем.
- А свобода слова?
- Девочка, - я понимаю, что еще немного, и Кир заржет так, как умеет только он: по-детски, от души, так, что все мировые проблемы кажутся фигней, - ребята плохо понимают, что такое свобода слова. В любой другой стране, они бы уже раз сто посетили соответствующие структуры на предмет разъяснения своей подрывной деятельности. Это только у нас анархия.
- Дурак ты, - я хохочу в его макушку, белобрысую, дорого остриженную, пахнущую сеном и детством.
- Ага, но, если хочешь, то все только ради тебя, - он обнимает мои колени и я снова чувствую себя ребенком рядом с ним, таким непонятно-родным, и снова не понимаю, чем же я заслужила такое счастье. - А то, если не передумала, поехали целоваться на эскалаторе?
- Но ведь барышня с таким маникюром и мужчина в пальто за штуку баксов, в нашем возрасте, целующиеся на эскалаторе, смотрятся нелепо... м?
- А какая, нафиг, разница?
- Лениво.
Через час он, все же, напоминает мне, что я должна сказать все, что думаю, о его новых обоях. А мне уже, как водится, все равно.
Счастье - это сиюмоментное состояние. Через секунду оно может кончится, потому, господа, экономьте счастье. Для себя. Сейчас. И никогда после.