Как я провела день в обществе "рабов"
Девять часов утра. Я забираю "рабов" у соратника, предоставившего им временный приют. У дома меня ждет такси, в 10 мы должны быть в Нижнем Сусальном переулке - в единственной в городе поликлинике для бездомных, где их полноценно вымоют, осмотрят медики. Где с ним поговорит соцработник. Мужчины смотрят на меня непонимающе, говорят, сейчас докурят - и пойдем. И медленно-медленно, смакуя каждую затяжку, курят.
Они похожи даже не на подростков - на детей: наивный взгляд, застенчивая улыбка. Они и ведут себя, как дети - слушают строгого воспитателя, но при этом готовы улизнуть, как только воспитатель отвернется.
- Нет, - говорю, - не "докурим и пойдем", а сейчас же пойдем. Нас такси ждет.
Выходят за мной. Маленькие - с меня ростом, худые, грязные. Нет, не бомжацки-грязные, а просто грязные. На них плохая, "худая" одежда, у одного нет нормальной обуви - только резиновые тапочки из которых торчат обломанные грязные ногти. Один практически брит, другой - всклокочен. На голове явные следы ЧМТ. По голове били. Идут за мной молча, медленно. Когда оборачиваюсь, опускают глаза и улыбаются. Хочется что-то сделать, чтобы расшевелить, растолкать, убрать раболепие с лиц.
Десять утра. Мы стоим перед поликлиникой для бездомных. Современный кирпичный дом, бетонный двор, металлические скамейки под навесом. Автоматические решетчатые ворота. Охранник в будке. Ворота открывает охранник, пропуская строго по одному - большим числом просто не пройдешь.
- Мы к Роману, - говорю я охраннику.
- Тут все к Роману. По одному.
- Мы договаривались о встрече. Он нас ждет.
- Вот освободится Роман, я Вас пущу. Но по одному.
- У нас двое подопечных. И мы вдвоем - сопровождающие. Вы же не думаете, что лично мне нужна помывка?
Пожимает плечами. Внимательно на меня смотрит. Предлагает подождать.
Стоим, ждем. Я, Женя и "рабы". Мы с Женей обсуждаем расписание дня, мужчины снова судорожно курят. Выкуривают сигарету полностью, практически до фильтра, обжигая губы. Рядом группа деклассированных элементов - ждет бани. Это - одно из немногих в Москве мест, где бездомный человек без денег может помыться. И, наверное, единственное, которое дает справку о дезинфекции. Без справки не пускают в ночлежки и социальные столовки. Говорят, до недавнего времени можно было поесть в храме Косьмы и Дамиана в Столешниковом, вот туда пускали всех, только сажали за разные столы - мытых к мытым, грязных к грязным. Но обилие БОМЖей в самом центре пешеходной Москвы, напротив мэрии, очень не понравилось Собянину, и кормежку запретили. Теперь кормят волонтеры возле Казанского. Ну и, наверное, еще где-то. Те, кому очень надо поесть, точно знают где.
К моим подопечным подходит коренастый кавказец в кожанке. У него явно спортивное прошлое, совершенно киношный бандитский вид и цепкий взгляд. Мы не одни в очереди, но подходит он только к "рабам". Здоровается, просит закурить, что-то спрашивает.
- А не хотите ли поработать? - слышу.
Мужики мнутся, переглядываются, смотрят на вербовщика с интересом. Вот казалось бы: вы только что вырвались из дагестанского рабства, вас только что привезли в Москву, вас одели, накормили. Сейчас вас вымоют и осмотрят медики. Вечером вас отправят домой. У вас есть шанс на новую, нормальную, жизнь. Ан, нет: первый попавшийся вербовщик, прямо в очереди к соцработнику, далеко не отходя, и они уже развесили уши.
Два совершенно разных человека. Один - Вадим, молодой, из-под Калуги. Каменщик. Работал на рынке "Садовод". Подошли, заманили работой. Привезли в Дагестан. Отобрали паспорт. Запирали в подвале. Плохо кормили, заставляли много работать. Били. Сбежал. Скитался. Подобрала Альтернатива.
Второй - Слава. Человек больной, с тяжелой судьбой, отбитым мозгом. И та же история: оказался в Москве, предложили поработать, оказлся в Дагестане, неоднократно продавался, неоднократно покупался, в конце концов сбежал. Или был отпущен за ненадобностью - уж больно больной, негодный раб. Пришел на блок-пост - подобрала Альтернатива.
Славу дома ждет сестра - нормальная русская женщиа. Которая любит брата. Которая заботится о нем. Которая искала его почти год, объявляла в розыск, педалировала ментов.
Вадима не ждет никто: у него есть брат и даже, кажется, мать. Его не было дома два года. В розыск его не объявил никто.
Такие разные - и такие одинаковые. Наивные. Глупые. Дети.
- Они не хотят поработать, - отвечаю вербовщику.
- Нет, ну я предлагаю хорошую работу.
- Брысь отсюда, они никуда с Вами не пойдут.
- А Вы тоже работу предлагаете?
- Я их после Ваших предложений спасаю.
Обижается.
- После моих? У нас работа! Хорошая!
- У Вас - рабство. Плохое. Брысь отсюда, сказала. Давай, до свиданья!
Стоит. Смотрит злобно. Может быть даже хочет ударить. Но рядом стоит Женя, над воротами висит камера, за воротами - охранник.
- До свиданья, говорю. Брысь отсюда.
- А я что? Я ничего! Я баню жду!
- Вот в другом месте подождешь. Что сказала не понятного? ДО СВИДАНИЯ!
Отворачивается, уходит. Вербовка явно не задалась.
Нас запускают внутрь, и за нами тут же ломится толпа БОМЖей.
- Это что? Все с Вами??? - удивляется охранник.
- Нет, с нами вот эти, двое. Остальных - впервые вижу.
"Не наши" изгоняются с территории, "наших" принимает соцработник. Я, вкратце, объясняю ситуацию, отдаю купленную одежду, говорю, что Женя останется с ними и заберет их после осмотра. Вечером получим справки об утере документов и отправим по домам. Выясняю, что, оказывается, здесь справку делают не три дня, а полчаса. Радуюсь. Договариваюсь о сотрудничестве. Уезжаю на работу.
Весь день вишу на телефоне - контролирую процесс. Мужчин вымыли, переодели в новое, осмотрели. Старая, "худая" одежда бережно сложена в пакетик и прижата к груди. Зачем им такая плохая одежда, когда я лично купила новую, хорошую? Все - от трусов и носков до ремней? Не понимаю. Славу отправили в офтальмологическую клинику в центр. Провели обследование. Один глаз слеп полностью, зрение на втором еще можно восстановить. Нужна срочная госпитализация. Госпитализацию предлагают прямо на месте, но стационар - дневной. У нас нет возможности держать его в Москве - просто негде. Славе отдают документы, снимки и настоятельно рекомендуют незамедлительно обратиться к врачу в Краснодаре. Медицинские документы Слава, конечно, забывает у нас - сегодня отправлю их Славиной сестре.
Ребята водят мужчин из точки в точку, мужчины ходят гуськом, друг за другом, повесив головы. Так они и перемещаются вчетвером: ведущий, двое "рабов", замыкающий.
В ОВД "Дрогомилово", где мужчинам должны были выдать справки, разумеется, нет сотрудника. Людей гоняют из одного кабинета в другой. Час. Второй. Скоро кончится рабочий день.
Муж, не выдержав, ловит за хвот пробегающую барышню в лейтенантских погонах и нежно говорит:
- Девушка, у меня тут двое "дагестанских рабов", которых освободили и привезли общественники, а не доблестные сотрудники органов внутренних дел. Вы им должны выдать сегодня справки об утере документов. Будьте так любезны, сделайте, что должны. Немедленно.
Барышня округляет глаза, мелко кивает и... тут же находит справки. Времени восемь вечера. Последний автобус в Краснодар ушел в семь. Вадима никто не ждет, отправлять его в Калугу сейчас не имеет смысла. И, вообще, не понятно, что с ним будет: если его никто не ждет, ему нужен кров и еда, пока он не встанет на ноги.
Я еду из Зеленограда домой и думаю, что же делать. Звоню в фонд Милосердие. Спрашиваю оператора, есть ли у них какие-то программы для людей в подобной ситуации. Мне предлагают обратиться в усадьбу Мураново - там могут жить и кормиться люди, помогающие в храме. Или в Христианский дом трудолюбия Ной. Я созваниваюсь с основателем проекта "Ной" Емельяном. Да, если человек готов работать и не пить, его примут. Ему предоставят кров и еду. Предоставят работу. Половину заработка возьмут на содержание общины, половину - отдадут на руки. Испытательный срок - месяц, через месяц делают документы. За пьянство выгоняют. Емельян, в принципе, работает с другой целевой аудиторией: его подопечные - бездомные, опустившиеся маргиналы. Почти все - пьющие. Под них и выстроены условия. У нашего ситуация другая, но положение очень похожее.
Вспоминаю про реабилитационный центр. Звоню. Тоже готовы помочь. Хотя бы понятно, как жить дальше.
После полуночи приезжаю домой. У меня дома оба: и Вадим, и Слава. Едят макароны по-флотски. Все еще смотрят в пол. Вадим уже как-то относительно адекватно воспринимает действительность, Слава, если к нему обращаешься, заучено вскакивает и принимает покорную позу - так в советских фильмах про адский царизм изображали крепостных на приеме у барина: ноги вместе, носки в стороны, спина сгорблена, голова опущена, руки сложены под животом. Взгляд исподлобья. Страшно.
Утром муж отправит Вадима в Калугу. К ночи он, таки, доберется до брата, отзвонится и скажет, что у него все хорошо. Надолго ли - не знаю. Хотелось бы верить, что навсегда.
Вечером в Краснодар отправят Славу. Его там встретят брат и сестра. У него уже не будет "все хорошо" - его надо серьезно лечить. Но у него есть родные, которые готовы этим заниматься. Мы попробуем им в этом помочь.
В пятницу я многое поняла.
Я поняла, почему именно эти люди оказались в Дагестане. Они - дети. Которые до сих пор, даже пройдя через ад, верят в сказки. Они очень похожи на жертв сектантов. Это не повод делать их рабами - рабству не место в XXI веке. Да, они виноваты сами. Но осуждать их за это нельзя - им надо помогать.
Я поняла, что вряд ли подобное случится со мной: если я пропаду, меня будут искать. Муж, сестра, мать, друзья. Продавливать милицию и поднимать волонтеров. Я буду очень-очень неудобным рабом. Но пробовать не хочу.
Я поняла, что мы все, наверное, делали не правильно: вместо хождения по органам, надо было сразу отвезти мужчин к социальному работнику Роману. И уже вечером того же дня, мы могли отправить их домой.
Я поняла, что мы, в желании помочь, не одиноки: мне предлагали помощь совершенно посторонние, не знакомые люди, когда у нас выходили накладки, готовые поменять свой график и опрокинуть свои планы. Только для того, чтобы сделать вместе с теми, кому не повезло, несколько шагов к нормальной жизни. Со мной готовы были разговаривать в любой организации, занимающейся обустройством и помощью бездомным, делиться со мной информацией и составлять мне протекции.
Я поняла, что люди, которым мы помогаем, могут не нравиться лично мне. Что они могут быть сами виноваты в своих проблемах. Но всегда надо помнить, что не важно, кем человек был "до". Важно, кем он может стать "после". И, если не мы, то этого самого "после" у него, скорее всего, не будет никогда.
Спасибо всем, кто принимал участие. Спасибо всем, кто готов принять участие. Спасибо тем, кто готов помочь Альтернативе или нам.
Мы - общественники. Мы существуем на то, что нам дают не равнодушные люди. И на то, что сами вкладываем. Если Вы готовы помочь, мы с удовольствием примем помощь. Если готовы помочь деньгами - мы готовы принять Ваши деньги. И все они пойдут на благие дела.
Пожалуйста, помогите нам сделать мир лучше.
ПЦ РОД:
Яндекс-кошелёк: 41001224599346
Киви-кошелёк: 89031718356
Карта Сбербанка: 67619600 0062397337
Телефон для пожертвований: 8-968-646-48-51
Альтернатива:
ЯД 410011569894386
R305103454198
ПыСы. И напоминю о марафоне: все средства, собранные ПЦ РОД с 18 по 25 июля, за исключением целевых пожертвований, будут направлены на помощь политическим заключенным. Также будет организован сбор наличных денежных средств. О местах сбора будет сообщено дополнительно.
Они похожи даже не на подростков - на детей: наивный взгляд, застенчивая улыбка. Они и ведут себя, как дети - слушают строгого воспитателя, но при этом готовы улизнуть, как только воспитатель отвернется.
- Нет, - говорю, - не "докурим и пойдем", а сейчас же пойдем. Нас такси ждет.
Выходят за мной. Маленькие - с меня ростом, худые, грязные. Нет, не бомжацки-грязные, а просто грязные. На них плохая, "худая" одежда, у одного нет нормальной обуви - только резиновые тапочки из которых торчат обломанные грязные ногти. Один практически брит, другой - всклокочен. На голове явные следы ЧМТ. По голове били. Идут за мной молча, медленно. Когда оборачиваюсь, опускают глаза и улыбаются. Хочется что-то сделать, чтобы расшевелить, растолкать, убрать раболепие с лиц.
Десять утра. Мы стоим перед поликлиникой для бездомных. Современный кирпичный дом, бетонный двор, металлические скамейки под навесом. Автоматические решетчатые ворота. Охранник в будке. Ворота открывает охранник, пропуская строго по одному - большим числом просто не пройдешь.
- Мы к Роману, - говорю я охраннику.
- Тут все к Роману. По одному.
- Мы договаривались о встрече. Он нас ждет.
- Вот освободится Роман, я Вас пущу. Но по одному.
- У нас двое подопечных. И мы вдвоем - сопровождающие. Вы же не думаете, что лично мне нужна помывка?
Пожимает плечами. Внимательно на меня смотрит. Предлагает подождать.
Стоим, ждем. Я, Женя и "рабы". Мы с Женей обсуждаем расписание дня, мужчины снова судорожно курят. Выкуривают сигарету полностью, практически до фильтра, обжигая губы. Рядом группа деклассированных элементов - ждет бани. Это - одно из немногих в Москве мест, где бездомный человек без денег может помыться. И, наверное, единственное, которое дает справку о дезинфекции. Без справки не пускают в ночлежки и социальные столовки. Говорят, до недавнего времени можно было поесть в храме Косьмы и Дамиана в Столешниковом, вот туда пускали всех, только сажали за разные столы - мытых к мытым, грязных к грязным. Но обилие БОМЖей в самом центре пешеходной Москвы, напротив мэрии, очень не понравилось Собянину, и кормежку запретили. Теперь кормят волонтеры возле Казанского. Ну и, наверное, еще где-то. Те, кому очень надо поесть, точно знают где.
К моим подопечным подходит коренастый кавказец в кожанке. У него явно спортивное прошлое, совершенно киношный бандитский вид и цепкий взгляд. Мы не одни в очереди, но подходит он только к "рабам". Здоровается, просит закурить, что-то спрашивает.
- А не хотите ли поработать? - слышу.
Мужики мнутся, переглядываются, смотрят на вербовщика с интересом. Вот казалось бы: вы только что вырвались из дагестанского рабства, вас только что привезли в Москву, вас одели, накормили. Сейчас вас вымоют и осмотрят медики. Вечером вас отправят домой. У вас есть шанс на новую, нормальную, жизнь. Ан, нет: первый попавшийся вербовщик, прямо в очереди к соцработнику, далеко не отходя, и они уже развесили уши.
Два совершенно разных человека. Один - Вадим, молодой, из-под Калуги. Каменщик. Работал на рынке "Садовод". Подошли, заманили работой. Привезли в Дагестан. Отобрали паспорт. Запирали в подвале. Плохо кормили, заставляли много работать. Били. Сбежал. Скитался. Подобрала Альтернатива.
Второй - Слава. Человек больной, с тяжелой судьбой, отбитым мозгом. И та же история: оказался в Москве, предложили поработать, оказлся в Дагестане, неоднократно продавался, неоднократно покупался, в конце концов сбежал. Или был отпущен за ненадобностью - уж больно больной, негодный раб. Пришел на блок-пост - подобрала Альтернатива.
Славу дома ждет сестра - нормальная русская женщиа. Которая любит брата. Которая заботится о нем. Которая искала его почти год, объявляла в розыск, педалировала ментов.
Вадима не ждет никто: у него есть брат и даже, кажется, мать. Его не было дома два года. В розыск его не объявил никто.
Такие разные - и такие одинаковые. Наивные. Глупые. Дети.
- Они не хотят поработать, - отвечаю вербовщику.
- Нет, ну я предлагаю хорошую работу.
- Брысь отсюда, они никуда с Вами не пойдут.
- А Вы тоже работу предлагаете?
- Я их после Ваших предложений спасаю.
Обижается.
- После моих? У нас работа! Хорошая!
- У Вас - рабство. Плохое. Брысь отсюда, сказала. Давай, до свиданья!
Стоит. Смотрит злобно. Может быть даже хочет ударить. Но рядом стоит Женя, над воротами висит камера, за воротами - охранник.
- До свиданья, говорю. Брысь отсюда.
- А я что? Я ничего! Я баню жду!
- Вот в другом месте подождешь. Что сказала не понятного? ДО СВИДАНИЯ!
Отворачивается, уходит. Вербовка явно не задалась.
Нас запускают внутрь, и за нами тут же ломится толпа БОМЖей.
- Это что? Все с Вами??? - удивляется охранник.
- Нет, с нами вот эти, двое. Остальных - впервые вижу.
"Не наши" изгоняются с территории, "наших" принимает соцработник. Я, вкратце, объясняю ситуацию, отдаю купленную одежду, говорю, что Женя останется с ними и заберет их после осмотра. Вечером получим справки об утере документов и отправим по домам. Выясняю, что, оказывается, здесь справку делают не три дня, а полчаса. Радуюсь. Договариваюсь о сотрудничестве. Уезжаю на работу.
Весь день вишу на телефоне - контролирую процесс. Мужчин вымыли, переодели в новое, осмотрели. Старая, "худая" одежда бережно сложена в пакетик и прижата к груди. Зачем им такая плохая одежда, когда я лично купила новую, хорошую? Все - от трусов и носков до ремней? Не понимаю. Славу отправили в офтальмологическую клинику в центр. Провели обследование. Один глаз слеп полностью, зрение на втором еще можно восстановить. Нужна срочная госпитализация. Госпитализацию предлагают прямо на месте, но стационар - дневной. У нас нет возможности держать его в Москве - просто негде. Славе отдают документы, снимки и настоятельно рекомендуют незамедлительно обратиться к врачу в Краснодаре. Медицинские документы Слава, конечно, забывает у нас - сегодня отправлю их Славиной сестре.
Ребята водят мужчин из точки в точку, мужчины ходят гуськом, друг за другом, повесив головы. Так они и перемещаются вчетвером: ведущий, двое "рабов", замыкающий.
В ОВД "Дрогомилово", где мужчинам должны были выдать справки, разумеется, нет сотрудника. Людей гоняют из одного кабинета в другой. Час. Второй. Скоро кончится рабочий день.
Муж, не выдержав, ловит за хвот пробегающую барышню в лейтенантских погонах и нежно говорит:
- Девушка, у меня тут двое "дагестанских рабов", которых освободили и привезли общественники, а не доблестные сотрудники органов внутренних дел. Вы им должны выдать сегодня справки об утере документов. Будьте так любезны, сделайте, что должны. Немедленно.
Барышня округляет глаза, мелко кивает и... тут же находит справки. Времени восемь вечера. Последний автобус в Краснодар ушел в семь. Вадима никто не ждет, отправлять его в Калугу сейчас не имеет смысла. И, вообще, не понятно, что с ним будет: если его никто не ждет, ему нужен кров и еда, пока он не встанет на ноги.
Я еду из Зеленограда домой и думаю, что же делать. Звоню в фонд Милосердие. Спрашиваю оператора, есть ли у них какие-то программы для людей в подобной ситуации. Мне предлагают обратиться в усадьбу Мураново - там могут жить и кормиться люди, помогающие в храме. Или в Христианский дом трудолюбия Ной. Я созваниваюсь с основателем проекта "Ной" Емельяном. Да, если человек готов работать и не пить, его примут. Ему предоставят кров и еду. Предоставят работу. Половину заработка возьмут на содержание общины, половину - отдадут на руки. Испытательный срок - месяц, через месяц делают документы. За пьянство выгоняют. Емельян, в принципе, работает с другой целевой аудиторией: его подопечные - бездомные, опустившиеся маргиналы. Почти все - пьющие. Под них и выстроены условия. У нашего ситуация другая, но положение очень похожее.
Вспоминаю про реабилитационный центр. Звоню. Тоже готовы помочь. Хотя бы понятно, как жить дальше.
После полуночи приезжаю домой. У меня дома оба: и Вадим, и Слава. Едят макароны по-флотски. Все еще смотрят в пол. Вадим уже как-то относительно адекватно воспринимает действительность, Слава, если к нему обращаешься, заучено вскакивает и принимает покорную позу - так в советских фильмах про адский царизм изображали крепостных на приеме у барина: ноги вместе, носки в стороны, спина сгорблена, голова опущена, руки сложены под животом. Взгляд исподлобья. Страшно.
Утром муж отправит Вадима в Калугу. К ночи он, таки, доберется до брата, отзвонится и скажет, что у него все хорошо. Надолго ли - не знаю. Хотелось бы верить, что навсегда.
Вечером в Краснодар отправят Славу. Его там встретят брат и сестра. У него уже не будет "все хорошо" - его надо серьезно лечить. Но у него есть родные, которые готовы этим заниматься. Мы попробуем им в этом помочь.
В пятницу я многое поняла.
Я поняла, почему именно эти люди оказались в Дагестане. Они - дети. Которые до сих пор, даже пройдя через ад, верят в сказки. Они очень похожи на жертв сектантов. Это не повод делать их рабами - рабству не место в XXI веке. Да, они виноваты сами. Но осуждать их за это нельзя - им надо помогать.
Я поняла, что вряд ли подобное случится со мной: если я пропаду, меня будут искать. Муж, сестра, мать, друзья. Продавливать милицию и поднимать волонтеров. Я буду очень-очень неудобным рабом. Но пробовать не хочу.
Я поняла, что мы все, наверное, делали не правильно: вместо хождения по органам, надо было сразу отвезти мужчин к социальному работнику Роману. И уже вечером того же дня, мы могли отправить их домой.
Я поняла, что мы, в желании помочь, не одиноки: мне предлагали помощь совершенно посторонние, не знакомые люди, когда у нас выходили накладки, готовые поменять свой график и опрокинуть свои планы. Только для того, чтобы сделать вместе с теми, кому не повезло, несколько шагов к нормальной жизни. Со мной готовы были разговаривать в любой организации, занимающейся обустройством и помощью бездомным, делиться со мной информацией и составлять мне протекции.
Я поняла, что люди, которым мы помогаем, могут не нравиться лично мне. Что они могут быть сами виноваты в своих проблемах. Но всегда надо помнить, что не важно, кем человек был "до". Важно, кем он может стать "после". И, если не мы, то этого самого "после" у него, скорее всего, не будет никогда.
Спасибо всем, кто принимал участие. Спасибо всем, кто готов принять участие. Спасибо тем, кто готов помочь Альтернативе или нам.
Мы - общественники. Мы существуем на то, что нам дают не равнодушные люди. И на то, что сами вкладываем. Если Вы готовы помочь, мы с удовольствием примем помощь. Если готовы помочь деньгами - мы готовы принять Ваши деньги. И все они пойдут на благие дела.
Пожалуйста, помогите нам сделать мир лучше.
ПЦ РОД:
Яндекс-кошелёк: 41001224599346
Киви-кошелёк: 89031718356
Карта Сбербанка: 67619600 0062397337
Телефон для пожертвований: 8-968-646-48-51
Альтернатива:
ЯД 410011569894386
R305103454198
ПыСы. И напоминю о марафоне: все средства, собранные ПЦ РОД с 18 по 25 июля, за исключением целевых пожертвований, будут направлены на помощь политическим заключенным. Также будет организован сбор наличных денежных средств. О местах сбора будет сообщено дополнительно.