Разговоры в ночи
Посмотреть на Яндекс.Фотках
Хорошо на селе летом и не очень хорошо на селе зимой. Летом вся округа - твой дом родной, и днём, и ночью. Днём хорошо бегать по окрестным горкам, купаться в ручье - сооружая запруду, ходить со старшими ребятами на рыбалку к дальшему пруду. А иногда дед берёт с собой в поездку на хутор Солёный, что на берегу страшно солёного и большого озера. Которое лежит меж двух высоких горок, берега его из чёрной целебной грязи сложены, а вода так солона, что утонуть в ней нельзя. Садишься рядом с дедом в бидарку - повозку на двух колёсах. дед говорит: Ноо, поехала! И гордо катишь себе сначала по улице Красной(под плачь младшей сестрёнки - не взяли!!!), а потом выезжаешь за околицу станицы и долгие семь вёрст - то вверх, то вниз, по дороге, тянущейся по склону зелёных весной и желтых летом холмов, до самого момента, когда блеснёт вдали озеро и покажутся мазанки хутора...
Но это - летом, а зимой, зимой совсем другое дело.
Зимой холодно, да и не то, чтобы холодно очень, но в Ставрополье такая дурная есть особенность, что зимой начинают дуть ветры, да такие, что просто сдувает с ног. А уж тепло из-под ветхой одежонки(а у кого она не ветхая после войны?) выдувает настолько, что сложно даже дойти до школы, не то, чтобы после окончания уроков собраться гулять. А детям надо собираться вместе, пусть нет игрушек, и что?
Детям тоже надо поговорить, обсудить своё, детское. Поэтому собирались дети вечерами, не каждый день вестимо, а когда разрешали, в стареньком клубе, у натопленной кизяками печи. Сторож, дед Семён, позволял - он добрый, дед Семён.
И сидели дети на полу у печки - жарко топил печку дед Семён, и разговаривали дети о своём. Дед Cемён не мешал - он либо курил свой доморощенный на огороде табак, либо просто спал на лавке, подоткнув под голову кулак.
Посмотреть на Яндекс.Фотках
Так о чём же говорили дети в 1949 году, почти сразу после отечественной войны?
Про еду - это была самая популярная тема. Про то, что мамка наварила, про то, что хотелось бы, чтоб наварила. Про то, что ели когда-то, про то, о чём слышали, про зелёные яблоки, что будут весной, про майскую кашку - цветы белой акации, коей заросло всё село, и которая в начале мая сладка как почти невиданный детьми сахар...
А вот про что ещё?
Разговоры сбивались на тему трагическую - рядом росло много ядовитых растений. тут и беладонна, с её сытными для голодных детей плодами, и косточки незрелых(да и зрелых, тут фифти-фифти абрикос), много малышни погибло от поедания всякой дряни с голодухи. Кто-то вспоминал немцев, давно уже покинувших село, их завлекательные деликатесы в банках и прозрачных бумажках, рассказывал, как угостил его старшего друга немец шоколадкой. Кто-то рассказывал про Юрку, коему отец привёз из Америки(вот уж сказочная страна) мешок жевачек - мальки не оценили её - важна была сытность, много важнее вкуса.
Но постепенно дети всё-таки уходили от темы еды, это было конечно сложно - голодны они были постоянно и говорить о еде могли долго.
Кизяк горит не так. как полено. Полено горит треща и быстро, отдавая свой жар печи. А кизяк тлеет себе, постепенно прощаясь с своим теплом. накопленным коровкой на зелёных лугах и на кошеном сене, дымя, светя тусклым светом. медленно-медленно...
Дети сидели у печи. Пахло не говном - пахло жжёной травой, чем-то горьковатым и терпким. пахло поздним летом и осенью, которая давно миновала, но вот тебе - опять напоминала о себе.
- Петь, ну расскажи! - воскликнул самый младшенький, Серёжка, названный по предвоенной моде, без отца, сгинувшего неизвестно где, а по воле матери Матрёны, этого отца любящей и желающей видеть в сыне его.
Петька, тринадцатилетний, в возрасте стыдном уже для дружбы с малышнёй, затягивался в тот момент цыгаркой от дед Сёмки, спавшего на лавке в углу, неправильно конечно, но ведь так желанно в детстве приблизить юность!
- Что, Серёжка, про ведьму хочешь?
Серёжка лишь моргнул чёрненькими глазками, татарской породы. что не удивительно в этих краях.
-Ну слушай, - Петька заплевал окурок и упрятал его в карман телогрейки, серой конечно и со свалявшейся ватой, учитель уж давно ругал его мать за неподобающую зимнюю одёгу мальца, но откуда взять отца для правильной зимней одёги? Откапать его со рва под Днепропетровском?
- Фёклу-бабу знаешь? -Серёжка мигнул. - Так вот, моя бабка давно замечала, что как пройдёт Фёкла мимо нашего двора - молоко киснет. А дед вспомнил, что раньше. когда молод был, к Фёкле не сватались.
- А чего? - жарко спросил Серёжка.
- Так у неё прабабка из татар, дед её помнит - сгорбленная, с палкой ходила. С палкой да с палкой, однако все горки пролазила.
- И что? - Серёжкины глазки блестели.
- А то, что под калаус-камнем клад собран, татарами, что отсюда бежали, когда казаки в степь пришли. Слышал о каменных сараях? Так там тоже был клад, да казаки его взяли. А под калаус-камнем что не копали - всё зола да песок. А почему? Его ведьма хранила. А померла - внучку на оберег камня поставила, ту самую Фёклу.
- А клад тот взять? - Серёжка жарко дышал, - и что там спрятано?
Петька сплюнул в огонь. - Ничего там не взять, сказано тебе - при кладе ведьма. А вот ежели.... Петька улыбнулся, нашёлся бы казак, что ведьму смог обороть, то многое для хозяйства бы взял...
- А как её обороть?
- Да никак. пока травку нужную на горушке не найдёшь. Так её хошь саблей сечи - ничего ей не станет, а вот травку найдёшь...
- Тогда что, - выдохнул Серёжка.
- Сам ведьмаком станешь, - рассмеялся Петька.
А Андрейка, постарше Серёжки, возразил:
- Не трепись, Петь, мне мамка сказывала, что бабки эти по горушкам лазают, шиповник чёрный добывают. Он, на водке настоянный, сердце лечит. А сердце - главная бабья болезнь на селе - все о мужьях плачут, сердце рвут.
Петька было замахнулся, но сдержал себя:
- Дурак ты, Андрюха! Ведьма - она не лечит, она ...
- Что она, - отвечал Андрейка. - Вон у моя прабабушка была ведьма, и что? сколько она людям добра сделала? Молчи уж....
- А что, правда была?, - выпучив глаза спросил Серёжка.
- Так и есть, она и меня от "детской" вылечила, и у соседа коровку, и вообще, она была добрая...
- А клады?
- Слушай больше Петьку....
Тут Пётр не выдержал и замахнулся... Но проснулся тут же дед Семён и драка была предотвращена. Под угрозой быть выгнанными дети помирились, решили не ссориться, и не говорить о ведьмах.
- Давайте лучше о колдунах, - примирительно предложил Андрюшка. Это действительно было нейтрально - колдунов на селе не было. Последнего вывели в расход ещё до войны - он порчи на скот наводил. Это все знали, и поэтому тема была вполне себе академическая.
- А как колдуны колдуют? - серёжка опять влез со своим интересом.
Андрюшка засмеялся - Брось, колдуют они. Как опера к деде Пашке в дом вошли, всё колдовство и рухнуло наземь!
- Как это? - Серёжка шмыгнул носом, сказавалась зима и дрянные чоботы.
- Да так, - отвечал Андрюха, вынесли у него с хаты книжки да сушку - из трав, с тех пор нет у нас колдунов!
- А я слыхал, - Серёжа замялся. подбирая слова. - что дядя Игнат....
- Хватит! - Петька аж подпрыгнул на лавке. - кому сказано, о этом говорить нельзя!
Дети сразу замолчали. Сквозь приоткрытую дверцу печи лица их обнимал тёплый травяной свет, Петька опять достал из рукава окурок цыгарки...
- Давай, хлопцы, о цыганах поговорим, предложил он достав с печки уголёк, прикурив и бросив уголёк опять в печь - живущих в даже саманных хатах детей не надо было учить пожарной безопасности. запахло опять самосадом, это был не нынешний пластмассовый запах табака. а опять-таки, нечто более похожее на летний костёр, когда в огороде сжигают бурьян и так хочется вернуть прошедшее лето!
-Цыганы, они мне многое сказывали, - прокашлявшись сказал Петька сплюнув, и добавил - Я знаю, старший брат мой брат с ихней Машкой ебётся!
-Да ну? - выдохнул Андрюха.
- Знаю, - повторил Петька. - Про это не скажу - брат прибьёт. а вот про то, что Машка Федьке сказывала расскажу.