Демографическое пике теократии
Многие знают, что по сравнению с прочими мусульманскими государствами в Иране рождаемость упала до типичных для западного мира показателей за рекордно короткий исторический строк.
Если в 1980-е сразу после исламской революции среднестатистическая иранская супружеская пара имела 6-7 детей, то буквально спустя поколение иранские родители имеют в среднем одного или двух детей.
Суммарный коэффициент рождаемости в Иране с 2016 по 2018 годы по провинциям
Такое резкое снижение связано не в последнюю очередь с политикой иранских властей. Изначально после революции новая власть в Иране стремилась придерживаться консервативной социальной политики, поскольку того требовал Коран и нормы введенного шариатского законодательства. Власть исходила из того, что «исламу и Ирану требовалось большое население», поэтому в начале 80х был принят ряд законов, таких как снижение брачного возраста до девяти лет для девочек и четырнадцати лет для мальчиков, легализация многоженства, искусственное десятикратное завышение цены на противозачаточные таблетки, а также создание иранского фонда брака, который предоставил молодоженам мебель и прочие предметы быта.
Тем не менее, спустя какие-то 10 лет, правящие Ираном аятоллы были вынуждены сменить свой курс. Что же случилось?
Дело в том, что ключевая причина исламской революции 1979 года заключалась в неравномерном развитии страны. С одной стороны, Иран имел одни из самых высоких на тот момент в мире темпов экономического развития, а огромные доходы от экспорта нефти позволяли построить современную промышленность (от производства автомобилей до создания мирного атома), а также наладить систему массовой медицины, образования и науки. С другой стороны, основная часть иранцев (прежде всего жители сельской местности, а также недавно прибывшие оттуда в города) оставалась лишенной большинства благ технического прогресса. С учетом, что модернизация последнего шаха Ирана, Мухаммада Резы Пехлеви, носила отчетливо прозападный и светский характер, неудивительно, что недовольство народа властью вылилось в протест, который возглавило мусульманское духовенство.
Однако положение иранских аятолл, взявших власть в ходе революции, к началу 1990х годов было еще более шатким, чем ранее у шаха. В условиях санкций и разорения страны из-за длящейся на протяжении 8 лет войны с Ираком, падение уровня жизни населения вкупе со стремительным ростом его численности могло привести к новому социальному конфликту. Поэтому, понимая, что новая революция все еще возможна, иранские власти пришли к политике сокращения рождаемости, чтобы, во-первых, создать ситуацию, при которой экономика страны развивалась бы быстрее, чем росло ее население, а, во-вторых, снизить долю протестной молодежи в стране.
В итоге была принята программа по планированию семьи, а Министерство здравоохранения Ирана запустило общенациональную кампанию по внедрению в массы противозачаточных средств - таблеток, презервативов, ВМС, имплантатов и вазэктомии, а официальная пропаганда в области семейной политики Ирана той эпохи руководствовалась лозунгом «двух детей достаточно». Трудно сказать, как данная политика сочеталась с шариатскими законами, но объяснения оной можно найти в интервью с тогдашним министром здравоохранения Хусейном Афзали, который на вопросы журналистов ответил емкой фразой: «Ислам - гибкая религия».
Таким образом, уже в 00е годы суммарный коэффициент рождаемости (далее - СКР) в Иране упал ниже порога простого воспроизводства населения. Несмотря на то, что впоследствии иранские политики снова стали призывать к увеличению рождаемости и свернули большинство программ по планированию семьи, к ощутимым результатам это уже не привело, и тренд на сокращение среднего числа детей в семье продолжился.
По обнаруженным мною данным, география распределения рождаемости в Иране в последние годы весьма занимательна.
На первый взгляд, рождаемость в Иране не сильно зависит от этнического состава провинций страны. Так, фертильность ниже среднего по стране имеют курды, азербайджанцы, гилянцы, мазандеранцы и персы столичного региона. При этом фертильность выше среднего наблюдается в восточных провинциях, населенных этническими персами, а также в смешанных регионах таких как Хузестан (населенный тремя крупными этническими группами - персами, лурами и арабами), Хормозган (где помимо персов немало и арабов) и Систан и Белуджистан (где треть населения персы, а большинство - белуджи). Единственный этнос, чья рождаемость явно сильно превышает средний уровень по стране - это архаичные и слабо встроенные в иранскую нацию сунниты-белуджи.
Вместе с тем, рождаемость в Иране удивительным образом совпадает с картой последних конкурентных президентских выборов в Иране, когда два главных кандидата имели большую группу поддержки среди населения страны.
Выборы президента в Иране (Рухани Vs. Раиси), 2017, результаты по провинциям
Речь идет о президентских выборах 2017 года, где консервативный кандидат Ибрагим Раиси (нынешний президент Ирана, вошедший в должность в 2021 году) проиграл своему сопернику-реформисту Хасану Рухани. Программа последнего включала налаживание диалога с Западом (прежде всего речь шла о «ядерной сделке»), смягчение отдельных исламских норм, регулирующих быт населения, предоставление прав этническим меньшинствам обучаться на родном языке и т.п.
Если присмотреться к более подробной электоральной карте 2017 года, мы увидим, что Рухани нашел особенную поддержку в тех регионах, которые осенью 2022 года оказались наиболее протестными - т.е. в крупных городах и на некоторых национальных окраинах (прежде всего населенных курдами, белуджами, туркменами, гилянцами и мазандеранцами).
Выборы президента в Иране (Рухани Vs. Раиси), 2017, результаты по избирательным округам
В то же время проигравший на тот момент Раиси опирался на три хорасанские провинции (северо-восток Ирана), а также на Кум, Зенджан и Хамадан. Закономерность состоит в том, что именно эти провинции являются наиболее религиозными: именно тут находятся ключевые шиитские святыни Ирана, проживает высокий процент духовенства, здесь же сосредоточены многочисленные исламские медресе и академии. Причем многие из этих регионов (Северный Хорасан, Южный Хорасан и Хорасан-Резави, а также Кум) обладают фертильностью не только выше среднего по стране, но и выше порога простого воспроизводства.
Таким образом, можно говорить о наличии двух Иранов. Первый объединяет крупные города, где основное население - персы и азербайджанцы, с большим процентом светского и либерального населения, не очень довольного режимом аятолл, с этническими окраинами, населенными суннитами - курдами, белуджами и туркменами. За исключение белуджей, этот электорат имеет относительно низкую рождаемость (в Гиляне и Мазандеране, например, СКР и вовсе близок единице). Второй же Иран состоит из нескольких консервативных и религиозных провинций, некоторые из которых имеют расширенное демографическое воспроизводство (СКР серьезно выше 2). Именно они и являются сегодня опорой шиитской теократии Ирана.
Именно в этом заключался главный просчет аятоллы Хаменеи и президента Рафсанджани в начале 1990х. Базой социальных протестов в Иране стала вовсе не религиозная и сельская молодежь, сделавшая революцию 1979 года возможной и с высокой рождаемостью которой иранская власть пыталась бороться с 1990 по 2005 годы, а городская и светская молодежь, воспитанная уже в XXI веке на ценностях диалога культур и глобализации. Именно в этой среде молодых светских иранцев принято с ностальгией любоваться фотографиями шахского Ирана 1970х годов, вестернизированной страны, которую они потеряли. Правда, такие «мелочи» как бедность большинства населения тогдашнего Ирана и весьма жесткие методы правления шаха Мухаммада Резы Пехлеви в расчет не берутся, но это уже совершенно другая история.