(no subject)
Эта долгая-долгая, пыльная, заполненная старыми вещами ночь. Я так долго откладывал ее. Начав еще пять дней назад, я не смог закончить, уехал к отцу, попросту - сбежал.
Пять дней я прожил в квартире, выглядещей словно жилище помещика Плюшкина после внезапно налетевшего урагана, - с таким наверное сталкивались все, кто хоть когда-нибудь переезжал.Но я - тяжелый случай. Я - барахольщик.
Я поставил перед собой сложную цель - избавиться от всего того, чем не пользовался последние два месяца. Майка или свитер, джинсы или кеды, статуэтка или фотоаппарат, переносной динамик или удлинитель, массажер для спины или тренажер для кистей рук, - большой шкаф, словно толстый, ленивый обжора с неохотой отдавал мне вещи по одной.
А потом его вырвало. Подломилась одна из полок и целый ворох отмершего вывалился на меня скомканным ворохом. И тогда я сбежал к папе. И, вернувшись, пять дней прожил в разбомбленном Дрездене.
Сегодня вечером я зашел домой с толстой кипой сложенных коробок и мешком черных трупных пакетов для мусора.
Расчистив место посередине комнаты, я уселся и стал вытаскивать вещи из кучи по одной, одну за другой. И правда, сколько же ненужного барахла я собрал! Что привычно для меня, я даже не мог вспомнить, как ко мне домой попало большинство из этих предметов, когда я покупал эту одежду или кто мне ее дарил.
Где-то на середине раскопок я обнаружил небольшую красную коробку от какой-то спортивной обуви. "Она-то мне зачем понадобилась?!" - воскликнул я и попытался откинуть в сторону. Но она оказалась необычайно тяжелой.
Я откинул красную с серой полосой посередине крышку и вспомнил. Вспомнил, зачем же мне понадобилась эта коробка. Процедура избавления от всего ненужного повторяется в моей жизни далеко не в первый раз. Каждый раз, меняя ареал своего обитания, я садился посередине комнаты и разбирался в кучах барахла.
И каждый раз после раскопок оставалась небольшая груда полу-мусора необычайной ценности, расстаться с которой было просто необходимо, но сил не хватало, - у этих вещей ценность измерялась не в материальных единицах, а в сердечных.
Так и вышло, что от прошлых четырех переездов у меня и осталась эта красная коробка.
Красная металлическая коробка от конфет в форме сердца, маленький настенный барометр, бутылочка мыльных пузырей, электронный пропуск с чужой фамилией на нем, три визитные карточки с разными фамилиями на них, билет на электричку на 1-ое января 2010 года на станцию Троицкая, ворох мутных фотографий какого-то клоповника, детская тетрадь с рисунком "Папа купил мне Детский Обед!", контракт о приеме на работу, три новогодних открытки от которых вдруг начали дрожать руки, листок А-4 с расписанным эфиром выпуска факультетских новостей, конверт с моими первыми тремя публикациями, оранжевая расческая с несколькими застрявшими в ней волосами, книга Бориса Виана, кусок картона с нарисованными на нем от руки буквами "ВА", коробка от айпод Нано, два билета в кино и рваный кусок малинового воздушного шара с приклеенными к нему бумажными ботинками.
Словно человек, обнаруживший, что все это время прожил на уже затонувшем острове, я перебирал бумажки, коробки и фантики, внюхивался в запах, чихал, ухмылялся, вздыхал и судорожно пытался понять, как я мог не заметить, что остров пошел ко дну.
Все то время, пока я молился толи золотому тельцу, толи мычащей желтой корове, я не замечал подступающую все ближе к ногам воду. Даже когда щиколотки залило водой, когда в ботинках захлюпала влага, я продолжал бормотать привычные заклинания. Удивительная метафоричность - принести на заклание собственной жизни собственную жизнь.
"Можно быть таким, только если ты гений!" - воскликнул в сердцах один самый близкий человек. Мычание тельца почти заглушило его слова, но я успел, к счастью, успел расслышать обрывки фразы.
Я не гений, гений не я.
И потому я сложил обратно красную коробку и одну ее оставил около двери. Остальной ворох скомкал спешно в черные пакеты - их потом унесет дворник.
Я не гений, гений не я. Но я хочу быть человеком.
Пять дней я прожил в квартире, выглядещей словно жилище помещика Плюшкина после внезапно налетевшего урагана, - с таким наверное сталкивались все, кто хоть когда-нибудь переезжал.Но я - тяжелый случай. Я - барахольщик.
Я поставил перед собой сложную цель - избавиться от всего того, чем не пользовался последние два месяца. Майка или свитер, джинсы или кеды, статуэтка или фотоаппарат, переносной динамик или удлинитель, массажер для спины или тренажер для кистей рук, - большой шкаф, словно толстый, ленивый обжора с неохотой отдавал мне вещи по одной.
А потом его вырвало. Подломилась одна из полок и целый ворох отмершего вывалился на меня скомканным ворохом. И тогда я сбежал к папе. И, вернувшись, пять дней прожил в разбомбленном Дрездене.
Сегодня вечером я зашел домой с толстой кипой сложенных коробок и мешком черных трупных пакетов для мусора.
Расчистив место посередине комнаты, я уселся и стал вытаскивать вещи из кучи по одной, одну за другой. И правда, сколько же ненужного барахла я собрал! Что привычно для меня, я даже не мог вспомнить, как ко мне домой попало большинство из этих предметов, когда я покупал эту одежду или кто мне ее дарил.
Где-то на середине раскопок я обнаружил небольшую красную коробку от какой-то спортивной обуви. "Она-то мне зачем понадобилась?!" - воскликнул я и попытался откинуть в сторону. Но она оказалась необычайно тяжелой.
Я откинул красную с серой полосой посередине крышку и вспомнил. Вспомнил, зачем же мне понадобилась эта коробка. Процедура избавления от всего ненужного повторяется в моей жизни далеко не в первый раз. Каждый раз, меняя ареал своего обитания, я садился посередине комнаты и разбирался в кучах барахла.
И каждый раз после раскопок оставалась небольшая груда полу-мусора необычайной ценности, расстаться с которой было просто необходимо, но сил не хватало, - у этих вещей ценность измерялась не в материальных единицах, а в сердечных.
Так и вышло, что от прошлых четырех переездов у меня и осталась эта красная коробка.
Красная металлическая коробка от конфет в форме сердца, маленький настенный барометр, бутылочка мыльных пузырей, электронный пропуск с чужой фамилией на нем, три визитные карточки с разными фамилиями на них, билет на электричку на 1-ое января 2010 года на станцию Троицкая, ворох мутных фотографий какого-то клоповника, детская тетрадь с рисунком "Папа купил мне Детский Обед!", контракт о приеме на работу, три новогодних открытки от которых вдруг начали дрожать руки, листок А-4 с расписанным эфиром выпуска факультетских новостей, конверт с моими первыми тремя публикациями, оранжевая расческая с несколькими застрявшими в ней волосами, книга Бориса Виана, кусок картона с нарисованными на нем от руки буквами "ВА", коробка от айпод Нано, два билета в кино и рваный кусок малинового воздушного шара с приклеенными к нему бумажными ботинками.
Словно человек, обнаруживший, что все это время прожил на уже затонувшем острове, я перебирал бумажки, коробки и фантики, внюхивался в запах, чихал, ухмылялся, вздыхал и судорожно пытался понять, как я мог не заметить, что остров пошел ко дну.
Все то время, пока я молился толи золотому тельцу, толи мычащей желтой корове, я не замечал подступающую все ближе к ногам воду. Даже когда щиколотки залило водой, когда в ботинках захлюпала влага, я продолжал бормотать привычные заклинания. Удивительная метафоричность - принести на заклание собственной жизни собственную жизнь.
"Можно быть таким, только если ты гений!" - воскликнул в сердцах один самый близкий человек. Мычание тельца почти заглушило его слова, но я успел, к счастью, успел расслышать обрывки фразы.
Я не гений, гений не я.
И потому я сложил обратно красную коробку и одну ее оставил около двери. Остальной ворох скомкал спешно в черные пакеты - их потом унесет дворник.
Я не гений, гений не я. Но я хочу быть человеком.