Сценки из прошлого
Все герои вымышлены, а совпадения - случайны!
Утро. Пыльное, жаркое, несвежее утро общежития. Катя слышала, как просыпалась Шашкина и Валя, как они собирались в «Арлекино», это было быстро с криками, смехом, шумом бегущей воды из ванной…
- Дверь закрывайте! Пожалуйста! Я еще не хочу просыпаться!
Она слышала все будильники Стрельцовой и Бестужева. Стрельцова все-таки укатила, а Бестужев отмазался. Она слышала, как унесся Толик, крепко хлопнув дверью. Все это было в полусне…
Когда квартира оказалась пустой, она встала. Натянула штаны, пошла смывать тушь, чистить зубы…
Потом села на кухне, все стояло на столе со вчерашнего дня. Съела кусочек сыра. Вскипятила чайник, налила себе кофе, закурила… Пусто…
Вся квартира, все ее вещи состояли из одной общей органики: все вилки, чайники, сыр, постельное белье, книги, мыло, унитаз, полотенца, одежда, зубные щетки, ковер, обувь - все это принадлежало только ей, этой квартире, и ее жители тоже. Органика эта была похожа на старые, но самые любимые джинсы. Она была складом всего, вместилищем всех вещей и новостей на свете. Здесь была самая новая музыка, книги, кино, разговоры об этом обо всем, они повисали в воздухе. Все новые вещи очень быстро замещали свои молекулы на те, которые обитали в квартире, и тем самым быстро становились своими, ее. Здесь каждый день проходило около 10-ти человек в самые тихие дни, и 20-ть - в обычные. Но это не был проходной двор. Это квартира всех манила, она ждала новостей, она была жадиной. Начиная с раннего утра и до… тоже утра на кухне были люди, чайник редко остывал.
Она пила кофе и знала, что скоро кто-нибудь придет. Надо было подготовиться к экзамену по Культуре речи. Заданием было выучить пару абзацев из философского трактата. В идеале, конечно, надо было пойти в библиотеку, взять книгу любимого философа, что уже означает, что таковой имеется, выписать пару самых сильных абзацев, это надо было сделать хотя бы за неделю, и выучить наизусть, и рассказывать так, чтоб все поверили. Все в Катиной группе делали все всегда в идеале. Они были москвичами, жили дома с родителями, их кормили, одевали, мыли, любили и помогали. Единственное, что Катя себе разрешала - не работать. Раз в неделю поездка к маме за баблом.
Катя вошла в комнату, прищурилась, посмотрев на глаза Бестужева: «Открыты», «Не спишь уже?» Залезла под стол, нашла там среди своих «коробочек» журналы «Наше наследие», 5 штук, за 89 год, родители выписали всего 5 штук, одни из самых ценных раритетов, которые у нее есть. Пошла с ними на кухню.
Бестужев очнулся, сел на кровати. На экзамен не пошел, завтра сходит, с другой группой. Встал, одел шорты, пошел в ванную, потом сигарета, туалет.
- Сегодня репетиция…
- … круто!.. будешь кофе?
- Да, - пошел в комнату, включил телевизор.
Катя нашла Бердяева, главы из «Самопознания», она давно мечтала их прочитать… Не читалось… Репетиция, репетиция, репетиция, дерьмо! Ткнула пальцем в абзацы, начала их читать… Сигареты кончаются… «Я осознал глубокое отталкивание от обыденности. Но жизнь мира, жизнь человека в значительной своей части, это обыденность… Надо сходить в магазин…. Меня отталкивал всякий человеческий быт, и я стремился к прорыву за обыденный мир…. 12-ть уже есть, магазин открыт… Сравнительно слабое развитие во мне самолюбия и честолюбия, вероятно, объясняется этим моим сознанием чуждости мира и невозможности занять в нем твердое положение…. Про меня, черт побери! То, что надо!
Встала, пошла в магазин. Магазин находился в соседнем общежитии. Лето, можно и не одеваться. В лифте встретила Кошелеву с Капустиным, они опять вместе, счастливы. На улице встретила Кари… Купила Winston Light. И Бестужеву LD красный. Семечек. Два пакетика. Пришла домой. Лежит на кровати, смотрит фильм какой-то.
- Спасибо.
Принесла с кухни миски, пепельницу. Подсела к нему, дала ему один пакетик семечек и миску, и себе взяла. Закурила. Окна все открыты - можно и в комнате.
- А во сколько репетиция?
- В семь.
Звонок в дверь.
- Это Тапалов.
Открыла.
- Бестужев проснулся?
- У меня есть «День Рожденья», пойдем-послушаем? Несведенный…
Вскочили, побежали на кухню.
…Бердяев, блин!
Заиграло…
- Нравится? - Тапалов улыбался, радостный, как ребенок. - Можно сахару у вас отсыпать?
- А че так глухо?
- Несведенка.
- А кто сводить будет?
- Костик.
- Ну он насводит….
- Да он нормально сводит.
- Давай лучше в Айхал отправим, там у меня ребята, у них студия там офигенная.
- Давай, а кто? Когда?
- Ну вот Ромка поедет через неделю, отдадим, а там кто-нибудь перешлет обратно.
- Давай! Отлично! А у вас еще есть сахар? А можно печеньку? Слава уже едет.
Сидят, пьют кофе. Бердяев, Бердяев. Надо написать на бумажечку! Где бумажечки? Чья это тетрадка? Валина… не обидится… Оценки людей могли оцарапать лишь поверхностные слои моего существа, лишь оболочки души, не задевая ядра… ядра… не задевая ядра…
- Давай нажарим картошки!
- Ну тут Стрельцова что-то наготовила… Борщей своих…
- Слава последний раз сказал про Катькин суп: «Тут и первое, и второе, и компот!» - Смеются.
- Во-во! Тут курица, - мешает половником в утятнице, - капуста…
- Не-е, давай картошки нажарим!
- Ты чистишь!
- Ты готовишь!
- А есть картошка?
Бестужев пнул ящик Стрельцовой, достал.
- Ну тут есть немного, лук… Хватит, - Бестужев с длинными черными волосами, с двумя татуировками на руках. Очень похож на Антонио Бандераса, не тушил сигарету, а тыкал с размаху ее в пепельницу, и зажигалку не клал на стол, а кидал, тоже самое делал с ложками и вилками, даже летом ходил в кожаных штанах и казаках, на лице растил аккуратные баки и бородку.
Тапалов принялся за картошку. Катя наблюдала, смеялась с ними, но… Меня любили отдельные люди, иногда даже восторгались мной, но мне всегда казалось, что меня не любило «общественное мнение», не любило светское общество, потом не любили марксисты, не любили широкие круги русской интеллигенции, не любили представители официальной академической философии и науки, не любили литературные круги, не любили церковные круги…
- А Лелю звонил?
- Да, они со Стасом тоже едут.
- Стас у Варум подживает?
- Не, у Леля, у него родители уехали в деревню.
… Я всегда был не способен к приспособлению и коллаборации. Я постоянно был в оппозиции и конфликте…
- А к Капустину заходил?
- Да, их дома нет.
- Я видела их. Они в лифте спускались. На рынок они пошли.
- Помирились опять?
- Да, они даже к родителям Лехиным собираются в Смоленск.
- Придурок…
… Я восставал против дворянского общества, против революционной интеллигенции, против литературного мира, против коммунизма, против эмиграции, против французского общества. Меня всегда больше любили женщины, чем мужчины.
- А? Да у меня экзамен завтра… надо выучить - НА-И-ЗУСТЬ!
- О! Я уже и слово-то такое забыл: НА-И-ЗУСТЬ! Матюх, а ты учил в школе НА-И-ЗУСТЬ?
- Да ты чё! - играются, смешные, здесь всегда смешно, сейчас еще Стрельцова придет, и пи… - Белая Береза! Под моим окном! Принакрылась кем-то там! Словно пиздецом! И, бля, ветками своими! Запорошила - ха-ха! - порошу! Запорошила…
- Парашу!
- Блин, не сбивай меня!
- Да-да! И меня!
… Но эта их любовь омрачила мою молодость. Я слишком отстаивал свою судьбу. Я всегда обманывал все ожидания.
Звонок в дверь. Капустин!
- Ты парашу порошишь?
- Парашу? Ох, порошу-у, еще как порошу! А ты, порошишь?-шишь?
- Порошишь-шишь? Да я сам весь как параша, еще порошить буду. Ты опять ТАМ?
- Ага, - улыбается.
- Ну и дурак.
- А вы чё тут делаете? Можно кофе? Сигаретку возьму?
- Картошку жарим!
- О! Леха! Хочешь «День Рожденья» послушать?
- О! Давай, конечно, быстрее, давай, блин, Тапалов, молчит-сидит, сука! Ага, спасибо, - взял кружку с кофе.
Заиграла. А Катя слышит только один голос.
- Офигено! Офигенно! Несведенка? А можно я Гальку приведу? Поставите ей, а?
- …
- …
- …
- …
- Ну веди, давай.
- Ага, щас, дверь не закрывайте!
… Так же обманывал и ожидания всех идейных направлений, которые рассчитывали, что я буду их собственным человеком. Я всегда был ничьим человеком, был лишь своим собственным человеком, человеком своей идеи, своего призвания, своего искания истины…. Все! Своим собственным человеком… Теперь надо выучить… НА-И-ЗУСТЬ. Ага! Хуй!
Утро. Пыльное, жаркое, несвежее утро общежития. Катя слышала, как просыпалась Шашкина и Валя, как они собирались в «Арлекино», это было быстро с криками, смехом, шумом бегущей воды из ванной…
- Дверь закрывайте! Пожалуйста! Я еще не хочу просыпаться!
Она слышала все будильники Стрельцовой и Бестужева. Стрельцова все-таки укатила, а Бестужев отмазался. Она слышала, как унесся Толик, крепко хлопнув дверью. Все это было в полусне…
Когда квартира оказалась пустой, она встала. Натянула штаны, пошла смывать тушь, чистить зубы…
Потом села на кухне, все стояло на столе со вчерашнего дня. Съела кусочек сыра. Вскипятила чайник, налила себе кофе, закурила… Пусто…
Вся квартира, все ее вещи состояли из одной общей органики: все вилки, чайники, сыр, постельное белье, книги, мыло, унитаз, полотенца, одежда, зубные щетки, ковер, обувь - все это принадлежало только ей, этой квартире, и ее жители тоже. Органика эта была похожа на старые, но самые любимые джинсы. Она была складом всего, вместилищем всех вещей и новостей на свете. Здесь была самая новая музыка, книги, кино, разговоры об этом обо всем, они повисали в воздухе. Все новые вещи очень быстро замещали свои молекулы на те, которые обитали в квартире, и тем самым быстро становились своими, ее. Здесь каждый день проходило около 10-ти человек в самые тихие дни, и 20-ть - в обычные. Но это не был проходной двор. Это квартира всех манила, она ждала новостей, она была жадиной. Начиная с раннего утра и до… тоже утра на кухне были люди, чайник редко остывал.
Она пила кофе и знала, что скоро кто-нибудь придет. Надо было подготовиться к экзамену по Культуре речи. Заданием было выучить пару абзацев из философского трактата. В идеале, конечно, надо было пойти в библиотеку, взять книгу любимого философа, что уже означает, что таковой имеется, выписать пару самых сильных абзацев, это надо было сделать хотя бы за неделю, и выучить наизусть, и рассказывать так, чтоб все поверили. Все в Катиной группе делали все всегда в идеале. Они были москвичами, жили дома с родителями, их кормили, одевали, мыли, любили и помогали. Единственное, что Катя себе разрешала - не работать. Раз в неделю поездка к маме за баблом.
Катя вошла в комнату, прищурилась, посмотрев на глаза Бестужева: «Открыты», «Не спишь уже?» Залезла под стол, нашла там среди своих «коробочек» журналы «Наше наследие», 5 штук, за 89 год, родители выписали всего 5 штук, одни из самых ценных раритетов, которые у нее есть. Пошла с ними на кухню.
Бестужев очнулся, сел на кровати. На экзамен не пошел, завтра сходит, с другой группой. Встал, одел шорты, пошел в ванную, потом сигарета, туалет.
- Сегодня репетиция…
- … круто!.. будешь кофе?
- Да, - пошел в комнату, включил телевизор.
Катя нашла Бердяева, главы из «Самопознания», она давно мечтала их прочитать… Не читалось… Репетиция, репетиция, репетиция, дерьмо! Ткнула пальцем в абзацы, начала их читать… Сигареты кончаются… «Я осознал глубокое отталкивание от обыденности. Но жизнь мира, жизнь человека в значительной своей части, это обыденность… Надо сходить в магазин…. Меня отталкивал всякий человеческий быт, и я стремился к прорыву за обыденный мир…. 12-ть уже есть, магазин открыт… Сравнительно слабое развитие во мне самолюбия и честолюбия, вероятно, объясняется этим моим сознанием чуждости мира и невозможности занять в нем твердое положение…. Про меня, черт побери! То, что надо!
Встала, пошла в магазин. Магазин находился в соседнем общежитии. Лето, можно и не одеваться. В лифте встретила Кошелеву с Капустиным, они опять вместе, счастливы. На улице встретила Кари… Купила Winston Light. И Бестужеву LD красный. Семечек. Два пакетика. Пришла домой. Лежит на кровати, смотрит фильм какой-то.
- Спасибо.
Принесла с кухни миски, пепельницу. Подсела к нему, дала ему один пакетик семечек и миску, и себе взяла. Закурила. Окна все открыты - можно и в комнате.
- А во сколько репетиция?
- В семь.
Звонок в дверь.
- Это Тапалов.
Открыла.
- Бестужев проснулся?
- У меня есть «День Рожденья», пойдем-послушаем? Несведенный…
Вскочили, побежали на кухню.
…Бердяев, блин!
Заиграло…
- Нравится? - Тапалов улыбался, радостный, как ребенок. - Можно сахару у вас отсыпать?
- А че так глухо?
- Несведенка.
- А кто сводить будет?
- Костик.
- Ну он насводит….
- Да он нормально сводит.
- Давай лучше в Айхал отправим, там у меня ребята, у них студия там офигенная.
- Давай, а кто? Когда?
- Ну вот Ромка поедет через неделю, отдадим, а там кто-нибудь перешлет обратно.
- Давай! Отлично! А у вас еще есть сахар? А можно печеньку? Слава уже едет.
Сидят, пьют кофе. Бердяев, Бердяев. Надо написать на бумажечку! Где бумажечки? Чья это тетрадка? Валина… не обидится… Оценки людей могли оцарапать лишь поверхностные слои моего существа, лишь оболочки души, не задевая ядра… ядра… не задевая ядра…
- Давай нажарим картошки!
- Ну тут Стрельцова что-то наготовила… Борщей своих…
- Слава последний раз сказал про Катькин суп: «Тут и первое, и второе, и компот!» - Смеются.
- Во-во! Тут курица, - мешает половником в утятнице, - капуста…
- Не-е, давай картошки нажарим!
- Ты чистишь!
- Ты готовишь!
- А есть картошка?
Бестужев пнул ящик Стрельцовой, достал.
- Ну тут есть немного, лук… Хватит, - Бестужев с длинными черными волосами, с двумя татуировками на руках. Очень похож на Антонио Бандераса, не тушил сигарету, а тыкал с размаху ее в пепельницу, и зажигалку не клал на стол, а кидал, тоже самое делал с ложками и вилками, даже летом ходил в кожаных штанах и казаках, на лице растил аккуратные баки и бородку.
Тапалов принялся за картошку. Катя наблюдала, смеялась с ними, но… Меня любили отдельные люди, иногда даже восторгались мной, но мне всегда казалось, что меня не любило «общественное мнение», не любило светское общество, потом не любили марксисты, не любили широкие круги русской интеллигенции, не любили представители официальной академической философии и науки, не любили литературные круги, не любили церковные круги…
- А Лелю звонил?
- Да, они со Стасом тоже едут.
- Стас у Варум подживает?
- Не, у Леля, у него родители уехали в деревню.
… Я всегда был не способен к приспособлению и коллаборации. Я постоянно был в оппозиции и конфликте…
- А к Капустину заходил?
- Да, их дома нет.
- Я видела их. Они в лифте спускались. На рынок они пошли.
- Помирились опять?
- Да, они даже к родителям Лехиным собираются в Смоленск.
- Придурок…
… Я восставал против дворянского общества, против революционной интеллигенции, против литературного мира, против коммунизма, против эмиграции, против французского общества. Меня всегда больше любили женщины, чем мужчины.
- А? Да у меня экзамен завтра… надо выучить - НА-И-ЗУСТЬ!
- О! Я уже и слово-то такое забыл: НА-И-ЗУСТЬ! Матюх, а ты учил в школе НА-И-ЗУСТЬ?
- Да ты чё! - играются, смешные, здесь всегда смешно, сейчас еще Стрельцова придет, и пи… - Белая Береза! Под моим окном! Принакрылась кем-то там! Словно пиздецом! И, бля, ветками своими! Запорошила - ха-ха! - порошу! Запорошила…
- Парашу!
- Блин, не сбивай меня!
- Да-да! И меня!
… Но эта их любовь омрачила мою молодость. Я слишком отстаивал свою судьбу. Я всегда обманывал все ожидания.
Звонок в дверь. Капустин!
- Ты парашу порошишь?
- Парашу? Ох, порошу-у, еще как порошу! А ты, порошишь?-шишь?
- Порошишь-шишь? Да я сам весь как параша, еще порошить буду. Ты опять ТАМ?
- Ага, - улыбается.
- Ну и дурак.
- А вы чё тут делаете? Можно кофе? Сигаретку возьму?
- Картошку жарим!
- О! Леха! Хочешь «День Рожденья» послушать?
- О! Давай, конечно, быстрее, давай, блин, Тапалов, молчит-сидит, сука! Ага, спасибо, - взял кружку с кофе.
Заиграла. А Катя слышит только один голос.
- Офигено! Офигенно! Несведенка? А можно я Гальку приведу? Поставите ей, а?
- …
- …
- …
- …
- Ну веди, давай.
- Ага, щас, дверь не закрывайте!
… Так же обманывал и ожидания всех идейных направлений, которые рассчитывали, что я буду их собственным человеком. Я всегда был ничьим человеком, был лишь своим собственным человеком, человеком своей идеи, своего призвания, своего искания истины…. Все! Своим собственным человеком… Теперь надо выучить… НА-И-ЗУСТЬ. Ага! Хуй!