Голем (глава 1)
ОТ АВТОРА
Дорогие друзья!
Давненько не брал я в руки шашек…
Тем приятнее для меня представить сегодня вашему вниманию довольно большую философскую повесть под названием «Голем». И пусть вас не смущает слово «философская». В данном случае оно вовсе не синонимично слову «скучная». Напротив, в моей повести хватает движения, событий и, не побоюсь этого слова, страстей. Действие ее происходит в недалеком прошлом (в начале 2000-х), однако я ручаюсь, что вы найдете в повести немало близкого нашим современным реалиям. Раскрыта даже тема митингов. Только вы никому не рассказывайте.
Описываемые в повести события разворачиваются главным образом на территории России, однако порой, совсем устав от сумрачных реалий моего Отечества, я мысленно переносился в пространстве и во времени в дальние дали: то в раскаленные от зноя города древней Месопотамии, то на маленький живописный атолл, затерянный где-то на просторах Тихого океана. Полагаю, что читателю будет небезынтересно последовать за мной, чтобы узнать о первых попытках древних феминисток организовать демократическую систему управления государством, а также выяснить, почему директор сейсмологической станции отказался от привычной порции виски. Повесть начнется как фарс, но постепенно наберет силу, и в конце чтения вы обнаружите, что в ней присутствуют и конфликт, и непростой моральный выбор, и выраженная любовная линия, и утраченные иллюзии, и даже немного крови. Однако это все позже, позже, не сегодня. Сегодня вас ждут первые три главы (продолжение выйдет в ближайшие несколько дней), самая завязка, из которой вы узнаете:
- как появился Голем.
- каковы были религиозные пристрастия Рабби Лёва.
- о чем переговариваются между собой многоэтажки.
- почему рутинная процедура может порой обернуться мучительнейшей головной болью.
Приятного чтения!
Комментарии, отзывы и перепосты всегда приветствуются.
ГОЛЕМ
Философская повесть
Слишком хорошо, чтоб отказаться,
Слишком страшно, чтобы взять (Летов).
Пролог
Говорят, что террористу Степану Халтурину не давал спать динамит. А вот Сергею Выборнову не давали покоя воспоминания. Нет, не какие-то конкретные воспоминания, а скорее смутное ощущение того, что в его прошлом что-то пошло не так, но что именно, Сергею никак не удавалось уловить. Он силился, силился вспомнить что-то важное, изменившее его жизнь, сделавшее ее такою, какая она есть, но воспоминание ускользало. Так, бывает, посреди живого и веселого разговора с другом выскочит из головы какое-нибудь слово, вертевшееся, казалось, на языке. И до-о-олго сидит один из собеседников, пытаясь вспомнить капризное слово, теряется нить, разговор прерывается, и хорошо если вновь возобновится он с прежней живостью, а то порой так и разойдутся друзья по домам, недовольные беседой, приятелем и самими собой.
С некоторого момента погоня за исчезающим воспоминанием стала для Сергея почти что навязчивой идеей. Он копался в своей памяти ночами, слушая мерное дыхание лежащей рядом жены, отводя детей в детский сад, по дороге на работу и на самой работе, где последние несколько месяцев делать, по правде сказать, было особенно нечего. Он даже подозревал, что сходит с ума, и однажды в пятницу вечером, начитавшись за неделю в интернете бесконечных описаний самых разнообразнейших умственных расстройств, даже поделился своими подозрениями с женой. Даша, по счастью, просто расхохоталась и обозвала его идиотом в самом обычном, а отнюдь не патологическом смысле этого слова. Бутылка вина на двоих и неожиданно бодрый секс тем же вечером довершили дело - к мыслям о собственном безумии Сергей больше не возвращался. Но воспоминания, а еще больше тени воспоминаний, так и продолжали тревожить его.
Взять хотя бы сегодняшний день. Субботнее утро. Скажем, что бы он делал на выходных еще месяца два тому назад? Сергей попытался вспомнить, чем он раньше занимался по субботам, но память жестоко предложила ему только череду в меру тоскливых и томительных дней в ожидании следующей рабочей недели. Черт возьми! Сергей помотал головой. Ну, чем-то же он занимался бы? Домашние дела бы сделал, в интернете посерфил, в телефоне покопался, съездил бы еды или шмоток прикупил в конце-то концов. А теперь. Он провел ладонью по лицу. Жена сказала, быстренько выгуляй собаку, а на обратном пути заскочи в магазин и купи приличного сыру, задача сама по себе нетривиальная, а что делает он? Сидит на лавочке в парке, тупо пялится на свои поношенные ботинки «Columbia» и думает, думает, пока Тильда тычется в него холодным носом и всеми данными ей эволюцией сигнальными системами пытается сообщить, что ей уже хочется домой к жратве и неизбежно вытекающему из обилия жратвы уюту. Сергей поднял глаза и осмотрелся. Холодный осенний день. Яркое солнце, безветрие, кроны деревьев почти неподвижны, лишь облетающие листья тихонько ропщут. Ядреные разбитные школьницы, мамаши с колясками и старушки с собачками неспешно проплывали мимо него, ни на мгновение не останавливая его внимания. Не видел он ни дороги, ни проезжающих по ней машин, ни магазина «Авоська» на другой стороне, ни полинялых вывесок на первом этаже многоэтажки, ни самой многоэтажки с нищими разноцветными балконами. Он вдруг вспомнил. Тоже осень, тоже лавочка в парке, тоже печальные, не дающие покоя мысли. Другая осень, другая лавочка, другой парк и даже сама тоска какая-то другая. Тоска предвкушения.
Глава первая, в которой появляется Голем.
Пасмурными вечерами его охватывало смутное беспокойство. Беспокойство это, в иных культурах именуемое тягой к переменам, у нас России больше напоминает хандру или предчувствие грядущих неудач. Чувство это глубокое и искреннее, на самом деле отражающее внутренний мир нашего человека, в отличие от показной внешней бодрости, которую в определенных кругах принято демонстрировать.
В такие вечера на Сергея давили оклеенные пожелтевшими обоями стены съемной квартиры и прошедший день, впустую потерянный на бестолковых институтских «парах», а сосед Леха Леонов с его веселым пессимизмом и нигилизмом, доходящим даже до некоторой нечистоплотности, так и вовсе бесил до невозможности. Вот Леха забирается с ногами на жутковатый хозяйский диван - такой старый, что даже зачатые на нем индивиды вполне могли уже скончаться по причине преклонного возраста, и начинает проповедовать. Проповеди эти были разнообразны по тематике, но, как правило, касались перспектив российского общества и несли изрядную демотивационную составляющую. В целом, не худший способ скоротать время до ночной пьянки, но в тот вечер лехины излияния пришлись Сереге явно не в кассу.
- Не питай иллюзий, Серега, все уже украдено до нас. - Тут Леха поднимал вверх указательный палец, некоторое время потрясал им, будто сомневаясь, и, наконец, решительно указывал им на Сергея. - До вас. У меня-то никаких иллюзий не было с самого детства. И под «вами» я понимаю, все ваше молодое поколение, искренне полагающее, что оно не совсем еще опоздало к шапочному разбору. Да и был ли разбор? Шапок, прошу заметить, хватило далеко не на всех, хотя, не буду спорить, некоторые и ухватили себе по три. Но наивная вера вашего молодого поколения в то, что шапки…
- Поколения, к которому ты и сам, между прочим, относишься. - Сергей мягко пытался перевести разговор на другую тему.
- Только по возрасту, но никак не по уму, - мгновенно реагировал Леха. - Вот как ты представляешь себе свое будущее? - Он замахал руками. - Не перебивай, я лучше тебя все знаю. Закончил ты, значит, альма-матер. Дальше работа такая ненапряжная. Телочка какая-нибудь тепленькая. Гнездышко уютное. Герань, фиалки. Стульчак мягкий в уборной. Ты, извини, - пояснял Леша, - я ведь выходец из простого народа…
Это, кстати, вранье все, вспомнил вдруг Сергей, папа у него инженер, а у мамы был бизнес какой-то, на красе женских ногтей завязанный. Воспитывали его, правда, больше дед с бабкой, но они вообще были блаженные какие-то, тоже к гуще простого народа особого отношения не имевшие.
- …поэтому благополучие для меня прочно ассоциируется с мягким стульчаком. Что там еще? Участок приусадебный? Или, может, даже коттедж у тебя в сознании рисуется? Выбрось все это из головы. Я тебе советую как друг, который бережет твою психику. Пригодится. А то попадешь в «Кащенко», имени Алексеева тож. Знаешь такое выражение - береги платье снову, а психику смолоду? Народная мудрость, между прочим. А знаешь что больше всего пагубно для психики? - Леша сделал эффектную паузу. - Постоянные разочарования.
- Прямо-таки у всех и всегда сплошные разочарования. Вот всегда ты со своими обобщениями. - Перебил Серега. - Прям, вот даже у олигархов сплошные разочарования. Стульчак не на что приобрести. - Он начал кипятиться. Не то чтоб ему близки были олигархи, но и думать о том, как бесконечно они от него далеки, Сереге почему-то не хотелось.
Леша поднял руку, как пастырь, призывающий заблудшую овцу вернуться в стадо.
- Да, да, да, - начал он капризно и несколько устало. - Я понял, что ты хочешь сказать. Хотя, по совести, олигархи тут ни при чем. Я же сказал, что все украдено до вас, а не до них. - Леша вдруг заговорил чуть серьезнее. - Да и в том, что все мы рано или поздно потерпим в этой жизни кораблекрушение, я тоже нисколько не сомневаюсь. Но ты говорил не о том, я понял. Ты говорил о тех немногочисленных успешных исключениях, которые нам пытаются выдать за правило. Но, видишь ли… - Он задумчиво прицокнул языком и посмотрел в сторону, пуская воображение вскачь. - Вот представь себе огромный корабль, ну, скажем, «Титаник». Только этот «Титаник», - Леша вдруг снова затараторил быстро и легкомысленно, - плавает под пиратским флагом, а порт приписки у него Тортуга, или, я не знаю, Панама, короче, где-то в Карибском бассейне. И вот представь себе, что этот корабль тонет. Ну, или я не знаю, - он кивнул головой в сторону окна, - на улицу выгляни. Тонет он медленно, поскольку построен был на совесть, хотя и несколько кондово, но, видишь ли, - Леша развел руками, - налетел на айсберг и поэтому все-таки тонет со всей возможной неизбежностью. При этом над водой остается еще весьма существенная часть корабля и серым трюмным крысам, лезущим вверх по переборкам, может на какое-то мгновение показаться, что дела у них идут на лад. Кроме того, если корабль тонет с дифферентом на нос, то те, кто находится на корме, могут, опять же по серости, решить, что они на вершине мира. Наконец, в рубке или на мостике могут до последнего верить, что кораблю вот-вот удастся нащупать дно. Но… - Леша поднял указательный палец и осекся. - Мне кажется, что дальнейшее понятно и без пояснений. Я впрочем, еще кое-что хотел сказать. - Он сморщил нос и потеребил его пальцами. - Ага. Вот что. Даже если предположить, что корабль в целом еще довольно долго продержится на плаву, то… Видишь ли, я рассуждаю статистически, много ли шансов у среднестатистической крысы удержаться на плаву сколько-нибудь долгое время? Разве что она сообразит, что надо рваться не вверх, а к шлюпкам.
Сергей нахмурился. Сравнение ему не понравилось.
Леша прижал руки к груди в извиняющемся жесте.
- Не то, что я не желаю тебе добра или в тебя не верю. Кто отпаивает меня водкой во время депрессий? Ты, о, Сергей! Кто берет на себя бремя общения с квартирной хозяйкой? Бремя, замечу, мало совместимое с бременем белого человека! Ты, о терпеливейший. Кто…? - Леша задумался. - Это, в общем, все, но уже немало, согласись. Но ты же сам замечательно сказал, что, когда приходит время принимать решение или делать выбор, ты всегда оказываешься на вершине, на гребне… - Он посучил пальцами в поисках нужного слова. - Не помню. Ты как-то лучше говорил.
- На пике, - напомнил Сергей. - На пике гауссианы.
- Точно, - Леша стукнул себя по лбу, - на пике гауссианы. Замечательно. Можно находиться на гребне волны и на пике гауссианы. И это, - он покачал пальцем, - совсем не одно и то же. Особенно если учитывать, что пика у гауссианы, кажется, нет. В общем, если каждый раз принимать самое обычное из возможных решений, то с большой вероятностью и окажешься там, где окажется большинство, а так как корабль тонет... - он сделал паузу. - Смотри пункт первый.
Где-то на этом месте Серега и ушел. Нет, не демонстративно встал и ушел. Он был благовоспитанный мальчик из семьи довольно робких, несколько опустившихся провинциальных интеллигентов, и такие жесты были не в его духе. Просто сказал, что хочет прогуляться. И вот Серега уже на лавочке, в парке, на берегу реки. Две бутылки «Балтики»-шестерки, пачка «City», зажигалка и тоска: схема была отработанной и нехитрой. Он открыл бутылку пива, отхлебнул первый глоток - есть в этом все-таки что-то сакральное, вроде обряда инициации - закурил сигарету и огляделся. Парк был даже не парком, а так - длинной аллеей, тянущейся вдоль реки. Редкие фонари тускло освещали неказистые лавочки, оставляя тонуть во мраке разросшиеся клены, рябины, тополя, акации с пожелтевшими листьями и сухими, словно мертворожденными плодами, приземистый шиповник, давным-давно растерявший лепестки и благоухание, и парочки, тесно жавшиеся друг к другу и ничего не хотевшие, да и неспособные видеть в окружающей их темноте.
Дул ветер, и ветви деревьев сильно раскачивались на фоне почти черного неба, словно грозя невидимому противнику, а листья тревожно шелестели, будто предупреждали шепотом о таящейся повсюду опасности. Какая-то странная безнадежная свежесть чувствовалась в природе. Хотелось расправить крылья и лететь, лететь, но не легким ветерком, как бывает весной, а старой мудрой вороной, парящей в холодном воздухе над городом, с одинаковым вежливым интересом глядящей и на безвкусные дворцы с охранниками, и на трущобные спальники с заплеванными палисадничками, и на разноцветно-полинялые детские площадки, и на черные битумные крыши гаражей. Вороной-философом, познавшей все тайны добра и зла, все взвесившей и все нашедшей слишком легким. Налетаться в вышине, в эмпиреях, сесть на ветку нахохлившись, каркнуть раз-другой и лететь дальше, куда глаза глядят и клюв указывает.
Сергей взглянул на реку перед собой - река сегодня разбушевалась. Обычно спокойная, как озеро, плавно и мирно текла она посреди необъятной Восточно-Европейской равнины, безропотно принимая в себя мусор и стоки. Но сегодня не то. Сегодня река показала характер, как скромная домохозяйка, отказавшаяся мыть посуду. Волняшки, кое-где даже с барашками, побежали по ее поверхности. Бесконечные ряды многоэтажек на противоположном берегу смазались и смешались в ней, словно отраженные в кривом зеркале. Стряхнув с себя сонное оцепенение, быстро побежала река, будто стремясь к неизбежному своему завершению. На мгновение Сергею почудилось, что в своем стремлении река уносит и его жизнь, а разгулявшийся над ней ветер вот-вот разнесет в пух и прах все надежды и чаяния, какие у него остались. «В сумасшедших домах сегодня, наверно, аврал», - подумал Сергей, покачав головой, и вдруг понял, как он от всего устал. Ходил в универ, пока Леха отсыпался после попойки. А зачем он туда ходил? Он же не меньше Лехи уверен в бессмысленности этого занятия. А его «пятерочная» зачетка? Вот он сидит сейчас, размышляет о Вселенной, о том, как река уносит наши жизни, возможно, какой-нибудь поэт уже писал об этом, но не важно, и вдруг - зачетка. Странно. Или, скажем, паспорт? Или работа? Или менты? Мысли Сереги неожиданно запрыгали. Зачем все это, когда река уносит? Или родители? Так радовались, когда он в вуз поступил. Мама плакала, какие-то возвышенные банальности говорила. Папа напился. Нет, не безобразно, а, Сергей болезненно усмехнулся, как обычно, по-бичовски напился. Благость какую-то понес, мол, собственных Невтонов. Он поморщился. Ну, или что-то подобное. А ведь ему, Сергею, все это совершенно не нужно. Леху, вон, хоть наука интересует, а он видит в этой жизни только бессмысленную возню, вроде той, которой занимались его родители. А может, только на нее он и способен?
Сергей опустил голову на руки и долго невидящими глазами смотрел на свои кроссовки, кусочек асфальта, сплющенную жвачку и омытый всеми дождями окурок. Наконец, ему надоело, и он закрыл глаза. Все только начиналось, а ему уже хотелось, чтобы все закончилось. Бесполезно, бесполезно, бесполезно, бормотал он про себя, прав Леха, все это бесполезно и бессмысленно. Сергей поднял голову и помотал ею, словно стряхивая наваждение. Потом посмотрел на противоположную сторону реки, на бетонные блоки, укреплявшие берег. Что-то странное происходило там.
Белесая пыль маревом стояла в тусклом фонарном свете. Разобрать было трудно, но Сергей был готов поручиться, что берег двигался, менялся, трансформировался, словно огромный крот лихорадочно рыл под бетонными блоками какие-то свои таинственные ходы. Наконец все утихло. Сергей закрыл и снова открыл глаза. Потом повторил эту операцию еще дважды. Берег был неподвижен. Он выдохнул. В сумасшедших домах сегодня и, вправду, аврал, решил он. Привидится же такое. А вроде, почти не пил. Может, пиво какое-то… Сергей не успел додумать свою мысль до конца, потому что в это мгновение нечто огромное и устрашающее поднялось на том берегу реки. Несколько напоминавшая пропорциями человека фигура серебристо-белого цвета ясно выделялась на фоне темного неба в просвете между домами. Существо подняло руки, то ли торжествуя, то ли потягиваясь, но власть и уверенная сила были видны в этом движении. Затем оно развернулось, посмотрело, как показалась Сергею, прямо на него, уверенной поступью вошло в реку и спустя мгновение скрылось под ее тревожными водами. Молодой человек поежился: погода не располагала к купаньям. Потом спохватился. Что же это такое? Этого же не может быть никогда? Наваждение? Безумие? Он лихорадочно присосался ко второй бутылке пива, поперхнулся, закашлялся и, отдышавшись, тут же схватился за сигарету. Мамочки, а он-то всегда считал Лешу неадекватным! А тут…
Источник изображения: здесь.
Додумать он опять не успел. Огромное и странное существо не спеша выходило на берег. Струи воды вместе с грязным илом стекали по его массивному телу. Очертания существа были резкими, но в то же время неясными, как у людей на картинах кубистов. Плоские грани и режущие человеческий глаз острые ребра, неожиданные выступы, впадины, асимметричности, обломок арматурного прута в плече и проволока, торчащая прямо из живота, делали его вид практически невыносимым для человека, и все же Сергей не мог оторвать от него глаз. И не только от страха. В существе чувствовалась мощь и непобедимая уверенная решимость. Существо повертело чем-то похожим на голову и, увидав Сергея, двинулось к нему. У Сергея перехватило дыхание, ноги ослабели. Он даже не подумал бежать, вжавшись вместо этого в лавку и вытянув вперед руки в бессмысленном защитном жесте. Фигура остановилась в нескольких шагах от него и словно задумалась. Потом неожиданно и несколько старомодно поклонилась. «Ты меня звал, - спросило существо вполне человеческим, хотя и несколько гулким голосом, а потом вдруг рассмеялось таким же гулким смехом и с нескрываемым сарказмом добавило, - мой повелитель».
***
Сергею понадобилось несколько мгновений, чтобы осознать, что непосредственно сейчас его жизни не угрожает никакая опасность. Он опустил руку, потом крепко зажмурил глаза и снова открыл.
- Не поможет, хоть ты обжмурься, - существо басовито хохотнуло. - Если я появился, то закрывать глаза уже бесполезно. - Создание помолчало. - Грубоват я стал. Знаешь, все почва эта городская, бетон, асфальт, пластик, железо ржавое. Все под землей в темноте. Поневоле огрубеешь. Но теперь все пойдет, все пойдет на лад. - Протянуло существо мечтательно. - Ты, кстати, это, посиди, подумай, перевари. Торопиться нам пока некуда, а я пока, м-м-м, как бы так выразиться, немного трансформируюсь.
- Но… но… - как это нередко бывает с Homo, дар речи вернулся к Сереге именно в тот момент, когда его попросили помолчать. - Но что… кто ты… Кто ты, вообще, такой?
Создание на мгновение задумалось.
- Ну, имен у нас настоящих нет, но ты, думаю, можешь называть меня Голем. - Он вздохнул, подумал еще мгновение и заключил решительно и веско. - Да. Я - Голем.
Сергей принялся лихорадочно вспоминать. Голем не торопил его и, казалось, вообще не обращал на него никакого внимания, занятый исключительно самоинспекцией. Он оглядывал и ощупывал свое тело с выражением сомнения и умеренного недовольства.
- Так ты - тот самый Голем, который… Ну, из легенды про какой-то немецкий городок… - спросил наконец Серега бессвязно.
- Скорее, чешский или богемский, - поправил Голем, задумчиво ощупывая свою ляжку, - Хотя если подумать, то вопрос это дискуссионный. Видишь ли, в 16-ом веке… - он неожиданно оживился, выказывая очевидную готовность к отвлеченной дискуссии.
- Погоди про век, - почти взмолился Сергей. - Ты хочешь сказать, что ты и есть вот тот самый персонаж этой древней легенды?
- Я же сказал, что ты можешь звать меня просто - Голем. Даже без отчества. - Голем пожал плечами. - «Вот-тот-самый-персонаж-этой-древней-легенды» слишком длинно на мой вкус.
Он менялся на глазах, сжимался, уменьшался в размерах, сглаживался. Напрягшись, Голем вырвал из плеча арматурину, а затем брезгливо убрал проволоку с живота. Сергей заметил, как он по очереди ставил то одну, то другую ногу на бордюр, и тогда бордюр словно начинал шевелиться.
- Ну, хорошо. То есть ты тот самый Голем? - Поинтересовался Сергей после паузы. - Боже, - он закрыл лицо руками, - я же просто сошел с ума, понимаешь. Хотя в такой ситуации «понимаешь» звучит, наверно, неуместно.
Голем покивал.
- Тот самый. - Спокойно ответил он, не обращая внимания на Серегины сомнения в собственной адекватности. - Нас, големов, вообще-то, изрядно. - Голем самодовольно улыбнулся. - Но в легенду попал почему-то только я. Впрочем, нет. - Он покачал головой. - Есть еще одна история, возможно, связанная с големами, но она не такая веселая. Да не переживай ты так по поводу своей головы. Все с ней в порядке. Это я тебе, - Голем хохотнул, - как фольклорный элемент, говорю.
Сергей попытался вспомнить детали слышанной когда-то легенды о Големе, но они почему-то совершенно выветрились из его головы. Ему только помнилось, что, вопреки утверждению нового знакомого, веселого там было мало. Вообще, голова у Сергея работала плохо, а вопрос о собственном сумасшествии даже близко не был снят c повестки дня.
Голем, тем временем, продолжал.
- Я думаю, что это связано с моей необычайной общительностью. Обычно големы больше действуют, чем говорят, но я, видимо, сделан из каких-то необычайно болтливых силикатов. - Он вдруг снова рассмеялся, довольно оглядываясь. - Давненько я не разгуливал вот так - на свободе.
Голем теперь выглядел почти как человек. Крупный, но не гигантский мускулистый парень, только цвет кожи сероватый и волосы какие-то жидкие. Изменились и его манеры, и голос. Манеры стали мягче, пропали избыточная брутальность и грубоватость, сменившись спокойствием и почти наглой уверенностью здорового самца. Голос тоже стал повыше, исчезла гулкость, а командный тон и сарказм сменились мягкими нотками с чуть заметной насмешливостью.
- Та-а-ак, - задумчиво произнес он, - а теперь мне, пожалуй, понадобиться прикоснуться к почве. - Голем улыбнулся. - Живительная штука, друг мой. Ты сейчас убедишься. Он сошел с бордюра и встал под начавшей облетать осиной.
- Тополь дрожащий или право имеет, - не к месту скаламбурил Голем. - Впрочем, и тополь мне подойдет.
Он постоял под деревом, раскинув руки и ноги, запрокинув голову, закрыв глаза и порой томно вздыхая от наслаждения. Чудо происходила на глазах у Сергея. Мышцы на руках и ногах Голема покрывались, словно прорастали, венами. Кожа бронзовела, приобретая естественный и красивый оттенок, щеки, подбородок и череп покрывались курчавыми каштановыми волосами, глаза позеленели, а на лице выступил здоровый румянец. Теперь, решил Сергей, он, пожалуй, даже красив и никого не напугает. Немножко, правда, смущало то, что Голем был абсолютно обнажен. Сергей даже поглядел по сторонам - не идет ли кто, но тут же спохватился. Были у него проблемы и поважнее.
- М-м-м. - Серега с трудом собрал мысли в кучу и вывел Голема из приятного оцепенения. - Такой вопрос. Вот ты говоришь, я тебя вызвал. А как же там заклинания, которыми тебя вызвал э-э-э…
- Рабби Лёв, - подсказал Голем.
- Ну да, наверно, рабби Лёв. Вроде бы, он слепил человечка из глины, вложил ему в рот какое-то заклинание… Я-то ничего такого не делал.
- Ба-а-атюшки. - Протянул Голем. - 21-ый, если я не обсчитался, век, а он все еще верит в заклинания. Не так все было. - Он покачал головой. - Совсем не так. Во-первых, вызвал меня не рабби Лёв, а его служка, во-вторых, задним числом рабби и впрямь совал мне в рот какую-то бумажонку, но я сразу дал понять, что такое обращение мне не по нраву. - Он задумался, поглаживая бородку. - Кстати, не стоит думать, что Лёв был каким-то дикарем и мракобесом. Просто человек своего времени. Более того, для своего времени он был личностью весьма просвещенной. Например, был убежденным атеистом, в отличие от большинства своих темных современников.
У Сереги голова совсем пошла кругом.
- Но ты же сам сказал, что он был раввином?
- Ну-у-у-у. - Его собеседник легкомысленно махнул рукой. - Это же типичное прикрытие.
Сергей потряс головой. Ладно, если он и обезумел, то у его галлюцинаций хотя бы есть чувство юмора.
- А что это за нехорошая легенда про големов, о которой ты упоминал, - осторожно поинтересовался он.
Голем нахмурился.
- М-м-м. Я, конечно, не уверен, но есть подозрение, что греческая легенда про Крона, его отпрысков и булыжники… - Он помедлил. - Дыма-то без огня не бывает. Видишь ли, некоторые из моих коллег имеют скверную привычку. - Голем посмотрел прямо в глаза собеседнику, потом выпучил глаза, скорчил страшную рожу и закончил. - Пожирают своих детей.
Сергей занервничал. Не то чтобы его еще можно было чем-то ошарашить. Кроме того, возможно, Голем просто шутил, но Серега не мог избавиться от ощущения, что с его новым знакомым просто не будет. Поэтому, собравшись с мыслями, он осторожно поинтересовался: «Ну, хорошо, Голем, а, как бы сказать, что ты теперь собираешься делать?
Голем осматривал свое новое тело, довольно похмыкивая. В ответ на Серегин вопрос он даже не поднял головы.
- Пожалуй, поживу у тебя немного, - невозмутимо заявил он, - раз уж ты меня вызвал. - Голем поглядел по сторонам. - Осмотрюсь, что здесь и как. Големы, они ведь не появляются просто так. И, смею тебя заверить, - он подмигнул, - не исчезают бесследно. Ты против? - Спросил вдруг Голем уже серьезней.
Серега замялся. Перспектива жить с этим странным созданием в одной квартире его немного смущала.
- Нет, не то, что против. Просто, просто, - залепетал он, - у меня сосед. Он, он такой…
- Какой такой? - Спросил Голем все так же равнодушно. - Полагаю, проблему с соседом можно решить?
Только этого не хватало. Конечно, Леха никогда не умел вовремя заткнуться, а его политические и этические взгляды были, на Серегин взгляд, несколько радикальны, но считать его проблемой, которую можно решить… Сергей попытался что-то сказать, но слова упрямо застревали в глотке.
Голем наконец отвлекся от самолюбования и с некоторым любопытством взглянул на собеседника.
- Я хотел сказать, что можно убедить его или, не знаю, как это у вас, у людей - купить, - пояснил он. - И да. - Вдруг спохватился Голем. - Ты бы мне, может, хоть куртку предложил на бедра повязать, а то у местного населения сексуальный шок случится.
У Сергея отлегло от сердца.
- Да, я думаю, Леха будет не против. - Сказал он, снимая куртку. Холодный осенний ветер сразу заставил его поежиться. - Только, наверное, немного удивится.
Продолжение: здесь.
Тополь дрожащий или право имеет?
Источник фото: здесь. Автор: Tsyganov Sergei
