Дом Нирнзее в Большом Гнездниковском: moscow

usolt in moscow_walks

Дом Нирнзее в Большом Гнездниковском

Dec 19, 2006 11:49

В Большом Гнездниковский переулке возвышается громадина десятиэтажного дома, так называемого дома Нирнзее.

В 1912 году инженер-строитель Эрнст-Рихард Карлович Нирнзее подал прошение в московскую городскую управу о получении разрешения на строительство 9-этажного дома в Большом Гнездниковском переулке. Он представил проект доходного дома (где квартиры нанимаются жильцами на определенный срок), в котором могли бы поселиться небогатые люди. Планировка была весьма экономична и проста, но места хватало и для прихожих, и для санузлов. Кроме того, архитектор продумал даже такие нюансы, как отдых жильцов дома. На крыше дома должна была разместиться столовая, маленький скверик для прогулок и смотровая площадка, в подвале - «домашний» театр ( в кавычках потому, что там только за кулисами шестиметровые потолки). Московские власти разрешение дали.

Всего через год строительство завершилось, начались отделочные работы. В итоге дом получился 10-этажным, вызвав тревогу у властей по поводу пожарной безопасности. В июне 1913 года по сигналу к знаменитому дому помчались пожарные обозы, но, оказалось, пожар был локальным, его тут же потушили - паника оказалась ложной. Несмотря на это, Нирнзее все равно дополнительно продумывал вопрос о мерах пожарной безопасности.

На всю Москву дом Нирнзее прослыл "тучерезом" и домом богатых холостяков. И не зря: в п-образном доме была коридорная система и в большинстве своем маленькие однокомнатные квартирки-студии. Правда, комнаты были довольно просторными, а потолки высокими. Кухонь во многих квартирах просто не было и проживавшие в квартирах обеспеченные, но не обремененные семьей господа просто откушивали в ресторане или делали горничным заказ принести еду из ресторана. До наших дней многие квартиры, конечно, дошли уже в сильно измененном виде: на месте одной большой комнаты сделали пару маленьких, а кухонный угол окружили стенками, получив в результате кухню, по сравнению с которой стандартная хрущевская кухня кажется хоромами (скорее это похоже на кладовку с плитой и холодильником.). Зато высокие потолки многие жильцы активно используют: над частью квартиры фактически низкий втрой этаж, где постоянно жить, конечно, невозможно, а вот хранить всякий хлам или даже раскладушечку поставить самое оно.

Интерьер одной из квартир дома Нирнзее. Отделка стен созранилась в оригинальном исполнении

Но вернемся обратно к истории. С началом Первой Мировой войны Эрнсту-Рихарду Нирнзее из-за немецкого присхождения пришлось покинуть Москву, а дом продать банкиру Дмитрию Рубинштейну, человеку гораздо более сомнительному. Говорят, что этот Рубинштейн активно крутил различные махинации с самим Григорием Распутиным и в конечном итоге проиграл ему дом в карты. Документального подтвреждения оргиям Распутина в доме Нирнзее, конечно, не существует, но то что влиятельный старец посещал по каким-то своим делам дом - факт.
Распутин был убит за год до революции (позже императрица переживала, что это им такое наказание, за то что не уберегли Григория), и в течение года дом как-то не обрел нового хозяина. Зато уж революция по нему прошлась в полной мере.

Современный вид парадного подъезда

После революции про Нирнзее и Рубинштейна все сразу же забыли, а дом обозвали "Чедомосом" т.е. четвертым домом Моссовета. Жизнь продолжала кипеть, населения в доме прибавилось, былая роскошь при этом конечно же несколько поблекла. Коридорная система дома вполне вписывалась в концепции новые концепции быта: дом-общежитие, дом-коммуна. По воспоминаниям старожилов, которые тогда были еще детьми, жизнь в доме была веселая и беззаботная. В длинных коридорах и на широких лестницах играли в прятки и догонялки, катались на велосипедах.

Дом Нирнзее. 1934 год. На крыше видна триангуляционная вышка. Фото взято с сайта "Москва, которой нет"

В узкие пролеты лестничных клеток дети кидали мелкий мусор и плевались, соревновались у кого долетит до самого низа. На крыше во время НЭПа все еще располагался шикарный ресторан. Да и вообще в те времена выйти на крышу дома Нирнзее мог любой желающий. Тогда не принято было закрывать все и вся, даже понятие "террорист" было каким-то исторично-архаичным, связанным скорее с далеким царским прошлым и бомбистами-народниками. маленькие жители дома 1930-40-х по полдня проводили на крыше: учили уроки, веселились, общались, играли в мяч (единственно, если мяч вылетал через высокое ограждение, найти его потом в тесном лабиринте московских двориков было почти невозможно, да и мячи тогда не были такими яркими и крупными, как сейчас).
После войны в доме располагались три детских сада. Причем один был для "элитных" детей и располагался в квартире. Поскольку ни нормального двора, ни игровой площадки около дома не было, водили детей гулять прямо на крышу.
Крыша дома Нирнзее вообще была местом легендарным. Во превых, оттуда была видна вся тогда еще малоэтажная Москва, во-вторых зимой там каждый год заливали каток, а в третьих крыша ужасно полюбилась всем актерам местных театров, не говоря уже о студентах школы-студии ГИТИС, до сих пор располагающейся здесь же в подвале. Захаживают в дом до сих пор и литераторы: до войны здесь располагались редакции газет "Накануне" и "Гудок", с которыми сотрудничали Алексей Толстой, Булгаков, Катаев, Олеша и другие.

В 1930-е дом облюбовала советская интеллигенция и работники органов безопасности. Сам Вышинский жил в доме на 8 этаже, занимал две больших квартиры. Специально для Вышинского рядом с квартирой был выделен отдельный небольшой лифт, который существует до сих пор, правда сегодня в этой шахте ходит уже крошечная, меньше чем в малогабаритных "хрущобах", пластмассовая кабина Otis. Опять же по воспоминаниям старожилов, если дети часто дружили и играли всем домом, то взрослые предпочитали с соседями слишком открыто и душевно не общаться. Так, на всякий случай. Говорят и по сей день некоторые квартиры дома населяют уже престарелые "те, которые бывшими не бывают".

После войны дом также был одной из точек Москвы, откуда производили салютные залпы по большим праздникам. На полдня крышу закрывали и никого не пускали, на самой верхней площадке устанавливали салютные установки и радиоаппаратуру для точного согласования момента залпа. Непосредственно перед салютом население дома выпускали на нижнюю часть крыши, и все смотрели на сияющее над Кремлем небо. В послевоенные годы салюты сопровождались также и световым представлением из лучей прожекторов, установленных на грузовиках и расставленных в определенном порядке по Москве. Лучи по команде то сходились куполом над Москвой, то расходились, то показывали бешенный круговорот. Почему и когда перестали делать такое, по словам очевидцев, захватывающее представление, узнать не удалось.
Пережив все другие газеты и журналы теперь под самой крышей дома располагается редакция журнала "Вопросы литературы" (или просто "ВопЛи").

Закрытый вход на 10-й этаж с рдекацией

Дом Нирнзее по праву входит в одно из главных мест булгаковской Москвы. 28 февраля 1929 года Михаил Афанасьевич познакомился с женой крупного военноначальника, Еленой Сергеевной Шиловской, будущей третьей женой писателя и прототипом Маргариты. Елена Сергеевна так вспоминала об этом событии: Они (киевские знакомые - прим. автора) позвонили и, уговаривая меня придти, сказали, что у них будет знаменитый Булгаков, - я мгновенно решила пойти. Уж очень мне нравился он, как писатель? Сидели мы рядом (Евгений Александрович [Муж Елены Сергеевны. - прим.автора] был в командировке, и я была одна), у меня развязались какие-то завязочки на рукаве, я сказала, чтобы он завязал мне. И он потом уверял всегда, что я, вроде чеховского дьякона в "Дуэли", смотрела ему в рот и ждала, что он еще скажет смешного. Почувствовав благодарного слушателя, он развернулся вовсю, и такое выдал, что все просто стонали. Выскакивал из-за стола, на рояле играл, пел, танцевал, словом, куражился вовсю. Глаза у него были ярко-голубые, но когда он расходился так, они сверкали, как бриллианты .
Позже Михаил Афанасьевич напишет: Да, любовь поразила нас мгновенно. Мы разговаривали так, как будто расстались вчера, как будто знали друг друга много лет. И скоро, скоро стала эта женщина моею тайною женой.

C крыши этого же дома Булгаков обозревал Москву в очерке "Сорок сороков"

На самую высшую точку в центре Москвы я поднялся в серый апрельский
день. Это была высшая точка - верхняя платформа на плоской крыше дома
бывшего Нирензее, а ныне Дома Советов в Гнездниковском переулке. Москва
лежала, до самых краев видная, внизу. Не то дым, не то туман стлался над
ней, но сквозь дымку глядели бесчисленные кровли, фабричные трубы и маковки
сорока сороков [именно столько было цервей в Москве до революции - прим.автора]. Апрельский ветер дул на платформы крыши, на ней было пусто,
как пусто на душе. Но все же это был уже теплый ветер. И казалось, что он
задувает снизу, что тепло подымается от чрева Москвы. Оно еще не ворчало,
как ворчит грозно и радостно чрево больших, живых городов, но снизу сквозь
тонкую завесу тумана подымался все же какой-то звук. Он был неясен, слаб,
но всеобъемлющ. От центра до бульварных колец, от бульварных колец далеко
до самых краев, до сизой дымки, скрывающей подмосковные пространства.

Дом Нирнзее упоминается у Булгакова и в повести "Дьяволиада": Он прыгнул и прицепился к дуге трамвая. Дуга пошатала его минут пять и
сбросила у девятиэтажного зеленого здания. Вбежав в вестибюль, Коротков
просунул голову в четырехугольное отверстие в деревянной загородке и
спросил у громадного синего чайника:
- Где бюро претензий, товарищ?
- 8-й этаж, 9-й коридор, квартира 41-я, комната 302, - ответил чайник
женским голосом.

По бесчисленным коридорам здания, занятого различными учреждениями бегает тов.Коротков и в конце-концов в безумии бросается с крыши вниз.

Сейчас дом живет своей размеренной жизнью. Крыша закрыта и жители последних этажей жалуются на ее плохое состояние. Коридоры удивительно пусты. Многие квартиры заняты потомками советских начальников, многие квартиры сданы внаем (в том числе сданы помещения, которые изначально и в советское время были подсобными). Дом живет. Иногда случаются и происшествия, как например взрыв у квартиры Елены Трегубовой, автора нашумевших "Баек кремлевского диггера". А так, жизнь идет, все меняется. Старые жители потихоньку из дома выживаются, либо сами уезжают из-за растущей дороговизны жизни в центре, а дому, видимо, долго еще стоять, несмотря на все передрязги. Умели все-таки делать доходные дома до революции.

Еще фотографии: