Лернер, часть2.
- А может, у вас паранойя?
- К сожалению, нет. Ведь информация со всех сторон идет. Это же не мной выдумано. Люда мне говорила: «Я тебя очень люблю и очень тебе благодарна, но вот не могу я идти с тобой к Оферу на переговоры - он не хочет с тобой разговаривать, он побаивается. И Либерман мне говорит: «Скажи ему, чтобы он ушел, идет девальвация со всех сторон». Если бы этого не было, я был бы счастлив.
А реальная паранойя у меня началась после того, как нас ограбили, пока мы с отцом спали. Они забрали мою барсеточку, в которой была полученная мною в тот день зарплата. А я, когда обнаружил пропажу, надеялся лишь на то, что воры выбросят мою книжку, с которой я хожу отмечаться в полицию. Поначалу я подумал, что это провокация полиции, но через полчаса поисков нашел в конце нашего участка сумку - деньги они забрали, а документы, и с ними книжку заключенного, выбросили. Вот такую книжку мне выдали в день моего выхода из тюрьмы, и до 12 мая 2005 года мне нужно трижды в неделю отмечаться с этой книжкой в ашкелонском отделении полиции.
У меня после этого ограбления произошел бзик - я вдруг понял, что хорошо еще, что мы с папой спали. А если бы случайно проснулись? Просто по горлу дали бы ножом, и все. После этого я все обнес колючей проволокой. А так как я профессиональный строитель зон - этим я занимался на химии - я все обнес колючей проволокой, закрыл все щели, а сверху прикрыл бамбуком. Пладелет поставил, ворота, чего у нас в жизни никогда не было. Раньше мы двери вообще не закрывали на ключ. Так-то домик у нас маленький - спальня моя, кабинетик, и папина комната.
- Откуда взялась история про аренду особняка на бульваре Ротшильд?
- Людмила Гросман и ее компания взяли в аренду это здание. У Путина есть такая программа, называется «соотечественники», за нее отвечал Волошин. Везде, где сильная российская диаспора, как раньше в союзе, собирались открывать такие русские дома - где консульские приемы, кружки, юридическая защита, пенсионный фонд, который платить будет пенсионерам, и прочее. Я знаю, что выделились средства, Люди взяла в аренду этот особняк 27-го года... Потом финансирование остановилось. Я все время, когда на работу езжу, вижу этот особняк - он стоит пустой. Полагаю, что из остатков тех денег Людмиле приходится просто бездарно платить аренду. Волошина же нету, и непонятно, кто за что будет отвечать. А у меня сундука никакого не было.
- А машины куда подевались, деньги?
- Да ничего не осталось. У меня были три джипа охраны и «мерседес». Папа продал их, чтобы как-то жить, адвокатов оплачивать. Папа продал и свою московскую квартиру, и коллекцию книг, он ее всю жизнь собирал, картины... У меня была квартира в центре Москвы, ее я тоже продал. Дочка свое образование сама оплачивает. Первый год ей армия оплатила, а сейчас она сама работает - на трех работах. А люди все еще думают, что я вышел, сундук свой откопал.
А я вес я вернул себе прежний, вот и ношу свои старые туфли, костюмы - их у меня было штук 40...
- Малиновый пиджак есть?
- Ты знаешь, никогда не было. Мне мама оторвала бы голову вместе с этим малиновым пиджаком. Мама была женщина высочайшего вкуса - я даже маленьким, еще в доперестроечные годы ходил в битловочках, в белых рубашках.
- И кто же вас надоумил снять офис в «Азриэли»?
- А это не я. Богатые нефтяники, грузины, спросили: «А где в Израиле самое лучшее место?» Я сказал: «Говорят, что «Азриэли». Ну, они говорят, давай. Этот офис мне нравится больше того, что у меня был в «Бейт-текстиле». Он менее помпезен.
- А если денег больше появится, опять леопардовую шкуру на пол положите?
- Во-первых, конечно, появятся. Во-вторых, у меня отродясь не было леопардов. Ну, лежала медвежья шкура - подарили. Эта шкура лежит на любой даче. Да даже в Израиле есть такие красивые дома, по сравнению с которыми этот офис... Да и вообще - если леопардовая шкура есть красивая, почему ее не положить?
4. Медвежья шкура
- Как минимум потому, что именно своим черным мерседесом и телохранителями в солнцезащитных очках вы тогда напугали израильтян до икоты.
- Ну, тогда «мерседесов» в стране было - мои, и еще несколько. Сейчас, когда я вышел, по-моему, здесь меньше «Субару», чем «Мерседесов». В прошлом году мы со знакомым зашли в магазин, заказать ему «Ягуар». И выяснилось, что «ягуары» в Израиле распроданы на год вперед. Я Ашкелон не узнал. Тогда там были только мои «мерседесы». А сейчас там девчонки молодые на джипах ездят, «шестисотые» ходят... Не у русскитх, конечно - русские, бедные, пешком ходят... Да и сколько тут тех «русских»? До приезда этих троих из «ЮКОСа», тут были только я и Черной. Я бы этим ребятам посоветовал тут не рыпаться. В бизнес вообще не лезть, тем более в политику. Если они откроют фабрику или завод, все будут счастливы, на руках их носить будут. Хай-тек - все будут просто в восторге. Но если они полезут в финансы, их съедят. Что было с той же Шери Арисон, которая к России не имеет никакого отношения? Съели в одну минуту. Гусь, конечно, залез здесь в бизнес, но его тут выручило то, что он был вроде как крупным еврейским деятелем. И тем не менее, проиграл сейчас суд Леваеву. Так что, думаю, что я буду жить в Канаде.
- А с чего вы решили, что в Канаде вам дадут гражданство?
- Не вижу особых проблем. В Канаде есть такое понятие, как бизнес-эмиграция.
- В рамках бизнес-эмиграции ехать надо с деньгами, которых у вас по вашему же утверждению, нет.
- Ну, у меня очень много друзей, которые готовы мне помочь.
- Когда вам нужно было заплатить штраф в пару миллионов, друзья как-то попрятались.
- Когда я подписал сделку - я не сомневался, что через две недели я заплачу штраф. А люди не хотели помочь. Не москвичи, а ашкелонцы, для которых я очень много сделал, дома построил. Я был уверен, что они быстро соберут деньги.
- Да и показания против вас дала ваша личная помощница Наталья Лозинская, которая стала госсвидетелем.
- Ну, «предательство» тут бы было опрометчивым определением. Я читал ее показания. Кроме того, что там день за днем излагается в 60 папках, что мы делали в компании, там нет по большому счету никакого криминала. А что касается ее отлета на самолете в неизвестном направлении - ну, мое дело ведь шили профессионалы. Им нужен был этот стежок, им нужен был вертолет, и снайперы на крыше, им нужна была эта свидетельница. и в итоге все эти стежки легли, и получилось дело. Я не знаю, где она сейчас. Правда, я о ней довольно часто вспоминаю, поскольку мимо ее бывшего дома все время проезжаю. Ну, что - ее поставили в такое положение, - потерять деньги, все - или дать показания, и она приняла вот такое решение... Попав в лапы правосудия, и более сильные люди ломаются. Теоретически в Израиле на моем месте мог бы быть любой человек. Тот же Тененбаум. Человек отсидел три года в плену, у врага. Что ж вы делаете с ним? Пусть живет дома. Ну, допрашивайте его. Что ж вы кандалы ему на руки? Он что, убил кого-то? Вопросы есть, но нет же никаких однозначных доказательств, правда? Потому что кому-то это нужно. Это игральная карта Шарона.
- Любой человек не ездит торговать наркотиками и заключать сделки с Хизбаллой.
- А где доказательства? Презумпцию невиновности ведь пока никто не отменял. Пусть будет суд, пусть дадут срок. А пока его просто ломают.
- А разборки израильской преступности на улицах?
- Ну, это только начало. Страна-то крошечная. «Семьи» растут. С этим же все просто: не утвердили закон о казино. Если бы подписали - не было бы повода бороться. С преступностью можно бороться двумя способами: либо стршнейшим террором, как это было в СССР, как это есть в Китае или там в Корее. Либо максимально снять ограничения. Вот и все.
- С кем-то из местных русскоязычных политиков вы контактируете?
- С Авигдором Либерманом я так никогда в жизни и не встречался. У Натана Шаранского был в министерстве, папа подарил ему книжку. И я хотел подарить шахматы, но его помощники сказали, что лучше не надо. Мы там в общей сложности пробыли 15 минут, попили кофе, он рассказал, как боролся за мое освобождение - и все.
- Воспоминаниями о том, как его допрашивали на тему взятки, которую вы ему якобы предлагали - не делились?
- Я тогда не ему деньги давал, а его амуте. Ну, был чек. Никто же его не скрывал, этого чека. Уже было у него 20 судов по этоум поводу, и книжка была против него, и он суд у Нудельмана выиграл... С чего мы должны были об этом говорить? Он не предлагал свою помощь, да я ее и не просил. Мне не нужна ничья помощь, есть только просьба - она нереальная, но просьба - чтобы мне не мешали дожить спокойно до 12 мая 2005 года. Чтобы я мог содержать отца, себя, помогать дочке... У меня очень приличная зарплата, с бонусами доходит до 10000 шекелей. Вполне хватает, мне не на что деньги тратить, у меня все есть. Та же Лина сейчас работает на полставки секретарем в отделе абсорбции при муниципалитете, и ничего. Это называется коротким словом жизнь. Мне ничего никому не надо доказывать.
- А есть ли что терять?
- Наверное, есть. За эти семь лет я накопил очень четкое знание того, чем я буду заниматься. И будет обидно, если мне не удастся этого сделать при моей жизни. 13 мая 2005 года я собираюсь начать новое дело. Если Израиль меня выпустит.
- Почему бы не выпустить?
- Ко мне есть налоговые претензии. Израиль - это единственная страна мира, где ты, если едешь в трамвае и украл 100 шекелей - мало того, что отсидишь за это год тюрьмы, ты еще должен 50 шекелей отдать государству за то, что ты получил нетрудовой доход. В моем деле написано, что я украл «у неназваных структур» 48 миллионов долларов. Следовательно, 24 миллиона долларов я должен отдать государству Израиль. Раз в три месяца я получаю бумажку от налоговой инспекции с требованием заплатить 79 миллионов шекелей.
- А если не дадут уехать, и бизнесом так и не дадут заниматься?
- Ну, тогда мне остается спиваться, или пулю в лоб.
- А что, других вариантов не бывает? Ресторанчик открыть. В саду копаться.
- Не, не, не. Не. Не дождетесь. Не хочу. У меня еще, я так думаю, лет на 8 хватит адреналина. И я хочу создать дело, которое отдам внуку. Гарантии никакой, что меня снова не посадят. А налоги - это же гражданское дело. Это значит, что они все мои доходы будут забирать. У меня есть два пути: либо черным способом уводить доходы, либо заработать столько, чтобы им отдать 79 миллионов шекелей и расчитаться.
- Вы же утверждаете, что их не крали, хоть и подписали сделку с прокуратурой.
- Ну да, не крал. И обидно очень. Но альтернативы у меня - спиваться, или ресторанчик открыть. Так что если я начну деньги зарабатывать, конечно, я буду их отдавать. Да, я подписал сделку, признал, что украл эти 48 миллионов долларов у неназванных организаций и финансовых институтов Российской Федерации. Причем до сих пор неизвестно, у кого.
- Так почему вы должны эти деньги Израилю, а не Российской Федерации?
- А я Российской Федерации не должен был ничего ни разу. Потому что я ничего ни у кого не крал. Сейчас-то легко говорить и анализировать. Но конечно, самая большая моя ошибка приезд в Израиль. Даже точнее, выезд из России. Я же не бежал, я уехал в командировку. А потом начался разгром моих тамошних офисов. Это было связано с ореховскими ребятами. У меня был офис красивый на базе Локомотива. И у нас там был банк. И я попросил у Сережи Тимофеева ребят - все-таки недалеко от железной дороги... И они стали приезжать бригадами. А в то время был уже первый процесс против Сильвестра, Михася.... И стали милиционеры смотреть, что в этом месте очень много тусуется бандитов. Был какой-то информатор. И вот был налет, разгромили мои офисы. И когда поняли, что ничего нет, стали копаться, а что есть. И увидели огромное количество наличных денег, специально полученных из банка. А в то время в Москве была проблема с выплатой зарплат, не хватало наличных денег. И сразу стали шить дело. Я был в Австрии полгода, надеялся, что там все кончится. А там все закручивалось все больше и больше, расправа пошла тогда.... У меня было безвыходное положение. То есть как безвыходное, я мог уехать в Америку, в любую другую страну. И мы уговаривали папу с мамой ехать в США. А папа уперся: мол, для еврея есть только одна страна. Потом, когда меня посадили, он об этом жалел, но сделанного не воротишь... Папа, мама, сестра - они-то все тогда быстро отсюда уехали, и я остался здесь один с ребенком и с Линой, с 16 долларами в кармане. Мама не выдержала жары, у сестры началась дикая депрессия, надо было увозить ее, а папа, раздираемый на части, уехал с мамой. Вернулся он в Израиль в 93-м, когда мама умерла. А с кем ему быть, как не с сыном? Потом и сестра опять сюда приехала, теперь у меня все здесь живут.
- Как на них отразился ваш арест?
- Мужа сестры - доктора наук - посадили вместе со мной. Две недели держали в тюрьме, допрашивали. По моему делу тогда арестовали 13 человек. Все впоследствии получили бумагу, что их дело закрыто, потому что нет доказательств, и из-за отсутствия общественного интереса. Один уехал в Канаду, один мальчик работает медбратом, один в типографии, девочка одна работает помощницей Леваева... Муж моей сестры написал книжку «Занимательный иврит»... Можно было бы снова собрать команду, но они уже вне темы, это была бы уже команда инвалидов. Я предлагал девочке, которая у Леваева работает, сюда перейти, но она не пошла. Тогда всем было трудно, когда с материального Олимпа рухнули...
5. 13 таблеток.
- Как на вас самого повлияла тюрьма?
- Ну, после тюрьмы я потерял 20 килограмм. Бывает, просыпаюсь ночью, и кажется, что я еще в камере. Иногда кажется, что я в московской камере. Беда в том, что я с тех пор, как вышел, еще ни одной ночи не спал без снотворного. Это ужасно, конечно, я сижу на таблетках, я уже наркоманом стал, или таблетоманом, но иначе я могу не спать сутки, двое, трое... У психиатра был. Сижу теперь на очень сильных транквилизаторах. Только у меня не депрессия, а избыток адреналина. Без таблеток я на людей начинаю бросаться, орать: «Ах ты, идиот! Почему бумагу не отправил?!» Раньше такого не было - разве что с юмором, а теперь на полном серьезе. Болезнь такая. Ну, что делать - все-таки шесть лет в одиночке. У меня сила воли очень мощная, но я не могу силой воли победить диабет.
Когда меня освободили из тюрьмы, мне поставили несколько условий. Обязательный залог в 500 тысяч шекелей, его положили мои друзья. Второе условие - три раза в неделю отмечаться в полиции, и третье условие обязательно работать и подавать тлуш маскорет в полицию каждый месяц. И четвертое условие, мой загранпаспорт должен находиться в руках у полицейских. И домашний арест. Домашний арест сняли. Все остальное осталось. Так что даже гуманитарные статьи не помогают. Очень крупные израильские специалисты написали просьбу, чтобы я мог выехать во Францию на консультацию...
- По поводу?
- Ты уверена, что хочешь это знать? Из-за тюрьмы у меня стопроцентная импотенция. И единственная возможность - это пластика, вставить протез.
Это достаточно сложно психологически. В Париже есть клиника доктора Варага, специалиста с мировым именем, и я хотел поехать туда, чтобы получить «секонд опинион». С большим трудом мне удалось записаться на консультацию. Завотделения урологии больницы «Ихилов» написал на имя комиссии огромное письмо, и мы просили у судьи 72 часа: прилететь в Париж на консультацию, и улететь. Может, можно обойтись без этой операции, все-таки я еще достаточно молодой мужик. Прошло три недели, и мы до сих пор не получили ответа от комиссии. Но я думаю, что если не получили - ответ будет отрицательный.
- Как насчет оплатить ему приезд сюда?
- С какого рожна он сюда поедет? К нему со всего мира пациенты едут. Он вообще согласился, потому что еврей, и мой уролог написал ему, что вот, такая ситуация, еврейский мальчик, всего 53 года... Я же вошел в камеру нормальным мужчиной. А вышел стопроцентным импотентом. Ни таблетки, ничего не помогает. Это все есть в больничном листе, который официально подавали в полицию. Я честно говоря, был убежден, что хотя бы из мужской солидарности судья даст мне выехать. У меня же залог лежит, 500 тысяч шекелей. Написали в просьбе, что папа готов свой дом заложить, если я убегу. Вот такая невеселая история. И я собой горжусь, что после этого я еще улыбаюсь, говоря об этом...
Ну, постарел. И обидно, страшно обидно, что эти годы, особенно после 99-го, я не занимался бизнесом. До этого я жил полностью в ладу с собой. Я много зарабатывал, много делал добра. Тратил деньги, никогда их не копил. Ну жалко эти шесть лет, и особенно годы с 98-го по 2000. Ельцинский дефолт, последефолтное время... Я бы тоже имел там банк какой-нибудь...
Многолюдные сборища я после шести лет одиночки как-то разлюбил.
Вечерами просматриваем с папой все новости, российские и израильские, обсуждаем политику России, потом политику Израиля. При этом у нас диаметрально противоположные мнения: он считает, что Горбачев, Ельцин, Гайдар - это ужас, разграбили страну. А я абсолютный демократ, считаю, что Горбачеву и Ельцину надо отлить памятник из всего золота, что существует в мире, а Гайдару и Чубайсу из серебра.
Фильмы понемногу смотрим, не не на кассетах - дело в том, что в тюрьме я просмотрел 2500 фильмов, среди них было, наверное, штук 7 хороших, так что я вроде как отравился... А книги читаю взахлеб.
- Свою еще писать не надумали?
- У меня вообще всегда проблема была с белым листом бумаги. Я же случайно попал на журфак. Хотел поступать на юридический, а мама мне категорически запретила. Сказала, что там учатся одни милиционеры, и в коридорах пахнет смазанными гуталином сапогами. И ее сын должен быть дипломатом. Ну, я поступал в университет, - то, что теперь МГУ. И по английскому получил двойку. У меня было две недели выбрать другой факультет. И я поступил на журналистику... Кроме того, ну о чем я напишу книгу? О «Москве бандитской»? Все уже написано 150 раз. О себе? Ну, написал я автобиографию. А зачем? Набрал в Яндексе «лернер», и только бумагу успевай в принтер подкладывать, выдадут тебе такой вот фолиантище. Писать о том, как я играл негритенка во дворце пионеров? Кому это интересно? Единственное, чего я в жизни всегда боялся, и что меня держало во всех тюрьмах, это быть смешным. Если ты невысокого роста и не спортсмен, нельзя быть смешным.
- На улицах узнают?
- Еще как. На полном ходу машины останавливаются. Выбегают, кричат: «Ата хазак!»
В первые месяцы я вообще ходить не мог. Про Ашкелон я вообще не говорю. Там никуда в кафе зайти нельзя, не дают за себя заплатить. И в Тель-Авиве в магазинах, постоянно. И говорят одну и ту же фразу: «ата хазак», и «государство не право». Я говорю: «Большое спасибо», и не вступаю в дискуссии.
P.S. Из компании "Дор энергия" сообщили, что никких сделок с "Пасифик петролеум" они не заключали. "Может, и были какие-то разговоры, но ничего из этого не вышло", - уточнил гендиректор дуди Вайсман.
Из компании "Паз" сообщили, что у них была встреча с представителем "компании Лернера", но сделки так и не получилось.
Из компании "Эль-Аль" сообщили, что он встречались с представителями "Пасифик петролеум", но не с самим Лернером, и сделки так и не вышло.
Адвокат Шони Гавриэли сообщил, что между его подзащитным и компанией "Пасифик петролеум" обсуждалась возможность импорта солярки, но ничего из этого не вышло.
Из компании "Делек" сообщили, что они не имеют привычки раскрывать источники, у кого они приобретают свой бензин.
P.P.S. Башни "Азриэли".
- К сожалению, нет. Ведь информация со всех сторон идет. Это же не мной выдумано. Люда мне говорила: «Я тебя очень люблю и очень тебе благодарна, но вот не могу я идти с тобой к Оферу на переговоры - он не хочет с тобой разговаривать, он побаивается. И Либерман мне говорит: «Скажи ему, чтобы он ушел, идет девальвация со всех сторон». Если бы этого не было, я был бы счастлив.
А реальная паранойя у меня началась после того, как нас ограбили, пока мы с отцом спали. Они забрали мою барсеточку, в которой была полученная мною в тот день зарплата. А я, когда обнаружил пропажу, надеялся лишь на то, что воры выбросят мою книжку, с которой я хожу отмечаться в полицию. Поначалу я подумал, что это провокация полиции, но через полчаса поисков нашел в конце нашего участка сумку - деньги они забрали, а документы, и с ними книжку заключенного, выбросили. Вот такую книжку мне выдали в день моего выхода из тюрьмы, и до 12 мая 2005 года мне нужно трижды в неделю отмечаться с этой книжкой в ашкелонском отделении полиции.
У меня после этого ограбления произошел бзик - я вдруг понял, что хорошо еще, что мы с папой спали. А если бы случайно проснулись? Просто по горлу дали бы ножом, и все. После этого я все обнес колючей проволокой. А так как я профессиональный строитель зон - этим я занимался на химии - я все обнес колючей проволокой, закрыл все щели, а сверху прикрыл бамбуком. Пладелет поставил, ворота, чего у нас в жизни никогда не было. Раньше мы двери вообще не закрывали на ключ. Так-то домик у нас маленький - спальня моя, кабинетик, и папина комната.
- Откуда взялась история про аренду особняка на бульваре Ротшильд?
- Людмила Гросман и ее компания взяли в аренду это здание. У Путина есть такая программа, называется «соотечественники», за нее отвечал Волошин. Везде, где сильная российская диаспора, как раньше в союзе, собирались открывать такие русские дома - где консульские приемы, кружки, юридическая защита, пенсионный фонд, который платить будет пенсионерам, и прочее. Я знаю, что выделились средства, Люди взяла в аренду этот особняк 27-го года... Потом финансирование остановилось. Я все время, когда на работу езжу, вижу этот особняк - он стоит пустой. Полагаю, что из остатков тех денег Людмиле приходится просто бездарно платить аренду. Волошина же нету, и непонятно, кто за что будет отвечать. А у меня сундука никакого не было.
- А машины куда подевались, деньги?
- Да ничего не осталось. У меня были три джипа охраны и «мерседес». Папа продал их, чтобы как-то жить, адвокатов оплачивать. Папа продал и свою московскую квартиру, и коллекцию книг, он ее всю жизнь собирал, картины... У меня была квартира в центре Москвы, ее я тоже продал. Дочка свое образование сама оплачивает. Первый год ей армия оплатила, а сейчас она сама работает - на трех работах. А люди все еще думают, что я вышел, сундук свой откопал.
А я вес я вернул себе прежний, вот и ношу свои старые туфли, костюмы - их у меня было штук 40...
- Малиновый пиджак есть?
- Ты знаешь, никогда не было. Мне мама оторвала бы голову вместе с этим малиновым пиджаком. Мама была женщина высочайшего вкуса - я даже маленьким, еще в доперестроечные годы ходил в битловочках, в белых рубашках.
- И кто же вас надоумил снять офис в «Азриэли»?
- А это не я. Богатые нефтяники, грузины, спросили: «А где в Израиле самое лучшее место?» Я сказал: «Говорят, что «Азриэли». Ну, они говорят, давай. Этот офис мне нравится больше того, что у меня был в «Бейт-текстиле». Он менее помпезен.
- А если денег больше появится, опять леопардовую шкуру на пол положите?
- Во-первых, конечно, появятся. Во-вторых, у меня отродясь не было леопардов. Ну, лежала медвежья шкура - подарили. Эта шкура лежит на любой даче. Да даже в Израиле есть такие красивые дома, по сравнению с которыми этот офис... Да и вообще - если леопардовая шкура есть красивая, почему ее не положить?
4. Медвежья шкура
- Как минимум потому, что именно своим черным мерседесом и телохранителями в солнцезащитных очках вы тогда напугали израильтян до икоты.
- Ну, тогда «мерседесов» в стране было - мои, и еще несколько. Сейчас, когда я вышел, по-моему, здесь меньше «Субару», чем «Мерседесов». В прошлом году мы со знакомым зашли в магазин, заказать ему «Ягуар». И выяснилось, что «ягуары» в Израиле распроданы на год вперед. Я Ашкелон не узнал. Тогда там были только мои «мерседесы». А сейчас там девчонки молодые на джипах ездят, «шестисотые» ходят... Не у русскитх, конечно - русские, бедные, пешком ходят... Да и сколько тут тех «русских»? До приезда этих троих из «ЮКОСа», тут были только я и Черной. Я бы этим ребятам посоветовал тут не рыпаться. В бизнес вообще не лезть, тем более в политику. Если они откроют фабрику или завод, все будут счастливы, на руках их носить будут. Хай-тек - все будут просто в восторге. Но если они полезут в финансы, их съедят. Что было с той же Шери Арисон, которая к России не имеет никакого отношения? Съели в одну минуту. Гусь, конечно, залез здесь в бизнес, но его тут выручило то, что он был вроде как крупным еврейским деятелем. И тем не менее, проиграл сейчас суд Леваеву. Так что, думаю, что я буду жить в Канаде.
- А с чего вы решили, что в Канаде вам дадут гражданство?
- Не вижу особых проблем. В Канаде есть такое понятие, как бизнес-эмиграция.
- В рамках бизнес-эмиграции ехать надо с деньгами, которых у вас по вашему же утверждению, нет.
- Ну, у меня очень много друзей, которые готовы мне помочь.
- Когда вам нужно было заплатить штраф в пару миллионов, друзья как-то попрятались.
- Когда я подписал сделку - я не сомневался, что через две недели я заплачу штраф. А люди не хотели помочь. Не москвичи, а ашкелонцы, для которых я очень много сделал, дома построил. Я был уверен, что они быстро соберут деньги.
- Да и показания против вас дала ваша личная помощница Наталья Лозинская, которая стала госсвидетелем.
- Ну, «предательство» тут бы было опрометчивым определением. Я читал ее показания. Кроме того, что там день за днем излагается в 60 папках, что мы делали в компании, там нет по большому счету никакого криминала. А что касается ее отлета на самолете в неизвестном направлении - ну, мое дело ведь шили профессионалы. Им нужен был этот стежок, им нужен был вертолет, и снайперы на крыше, им нужна была эта свидетельница. и в итоге все эти стежки легли, и получилось дело. Я не знаю, где она сейчас. Правда, я о ней довольно часто вспоминаю, поскольку мимо ее бывшего дома все время проезжаю. Ну, что - ее поставили в такое положение, - потерять деньги, все - или дать показания, и она приняла вот такое решение... Попав в лапы правосудия, и более сильные люди ломаются. Теоретически в Израиле на моем месте мог бы быть любой человек. Тот же Тененбаум. Человек отсидел три года в плену, у врага. Что ж вы делаете с ним? Пусть живет дома. Ну, допрашивайте его. Что ж вы кандалы ему на руки? Он что, убил кого-то? Вопросы есть, но нет же никаких однозначных доказательств, правда? Потому что кому-то это нужно. Это игральная карта Шарона.
- Любой человек не ездит торговать наркотиками и заключать сделки с Хизбаллой.
- А где доказательства? Презумпцию невиновности ведь пока никто не отменял. Пусть будет суд, пусть дадут срок. А пока его просто ломают.
- А разборки израильской преступности на улицах?
- Ну, это только начало. Страна-то крошечная. «Семьи» растут. С этим же все просто: не утвердили закон о казино. Если бы подписали - не было бы повода бороться. С преступностью можно бороться двумя способами: либо стршнейшим террором, как это было в СССР, как это есть в Китае или там в Корее. Либо максимально снять ограничения. Вот и все.
- С кем-то из местных русскоязычных политиков вы контактируете?
- С Авигдором Либерманом я так никогда в жизни и не встречался. У Натана Шаранского был в министерстве, папа подарил ему книжку. И я хотел подарить шахматы, но его помощники сказали, что лучше не надо. Мы там в общей сложности пробыли 15 минут, попили кофе, он рассказал, как боролся за мое освобождение - и все.
- Воспоминаниями о том, как его допрашивали на тему взятки, которую вы ему якобы предлагали - не делились?
- Я тогда не ему деньги давал, а его амуте. Ну, был чек. Никто же его не скрывал, этого чека. Уже было у него 20 судов по этоум поводу, и книжка была против него, и он суд у Нудельмана выиграл... С чего мы должны были об этом говорить? Он не предлагал свою помощь, да я ее и не просил. Мне не нужна ничья помощь, есть только просьба - она нереальная, но просьба - чтобы мне не мешали дожить спокойно до 12 мая 2005 года. Чтобы я мог содержать отца, себя, помогать дочке... У меня очень приличная зарплата, с бонусами доходит до 10000 шекелей. Вполне хватает, мне не на что деньги тратить, у меня все есть. Та же Лина сейчас работает на полставки секретарем в отделе абсорбции при муниципалитете, и ничего. Это называется коротким словом жизнь. Мне ничего никому не надо доказывать.
- А есть ли что терять?
- Наверное, есть. За эти семь лет я накопил очень четкое знание того, чем я буду заниматься. И будет обидно, если мне не удастся этого сделать при моей жизни. 13 мая 2005 года я собираюсь начать новое дело. Если Израиль меня выпустит.
- Почему бы не выпустить?
- Ко мне есть налоговые претензии. Израиль - это единственная страна мира, где ты, если едешь в трамвае и украл 100 шекелей - мало того, что отсидишь за это год тюрьмы, ты еще должен 50 шекелей отдать государству за то, что ты получил нетрудовой доход. В моем деле написано, что я украл «у неназваных структур» 48 миллионов долларов. Следовательно, 24 миллиона долларов я должен отдать государству Израиль. Раз в три месяца я получаю бумажку от налоговой инспекции с требованием заплатить 79 миллионов шекелей.
- А если не дадут уехать, и бизнесом так и не дадут заниматься?
- Ну, тогда мне остается спиваться, или пулю в лоб.
- А что, других вариантов не бывает? Ресторанчик открыть. В саду копаться.
- Не, не, не. Не. Не дождетесь. Не хочу. У меня еще, я так думаю, лет на 8 хватит адреналина. И я хочу создать дело, которое отдам внуку. Гарантии никакой, что меня снова не посадят. А налоги - это же гражданское дело. Это значит, что они все мои доходы будут забирать. У меня есть два пути: либо черным способом уводить доходы, либо заработать столько, чтобы им отдать 79 миллионов шекелей и расчитаться.
- Вы же утверждаете, что их не крали, хоть и подписали сделку с прокуратурой.
- Ну да, не крал. И обидно очень. Но альтернативы у меня - спиваться, или ресторанчик открыть. Так что если я начну деньги зарабатывать, конечно, я буду их отдавать. Да, я подписал сделку, признал, что украл эти 48 миллионов долларов у неназванных организаций и финансовых институтов Российской Федерации. Причем до сих пор неизвестно, у кого.
- Так почему вы должны эти деньги Израилю, а не Российской Федерации?
- А я Российской Федерации не должен был ничего ни разу. Потому что я ничего ни у кого не крал. Сейчас-то легко говорить и анализировать. Но конечно, самая большая моя ошибка приезд в Израиль. Даже точнее, выезд из России. Я же не бежал, я уехал в командировку. А потом начался разгром моих тамошних офисов. Это было связано с ореховскими ребятами. У меня был офис красивый на базе Локомотива. И у нас там был банк. И я попросил у Сережи Тимофеева ребят - все-таки недалеко от железной дороги... И они стали приезжать бригадами. А в то время был уже первый процесс против Сильвестра, Михася.... И стали милиционеры смотреть, что в этом месте очень много тусуется бандитов. Был какой-то информатор. И вот был налет, разгромили мои офисы. И когда поняли, что ничего нет, стали копаться, а что есть. И увидели огромное количество наличных денег, специально полученных из банка. А в то время в Москве была проблема с выплатой зарплат, не хватало наличных денег. И сразу стали шить дело. Я был в Австрии полгода, надеялся, что там все кончится. А там все закручивалось все больше и больше, расправа пошла тогда.... У меня было безвыходное положение. То есть как безвыходное, я мог уехать в Америку, в любую другую страну. И мы уговаривали папу с мамой ехать в США. А папа уперся: мол, для еврея есть только одна страна. Потом, когда меня посадили, он об этом жалел, но сделанного не воротишь... Папа, мама, сестра - они-то все тогда быстро отсюда уехали, и я остался здесь один с ребенком и с Линой, с 16 долларами в кармане. Мама не выдержала жары, у сестры началась дикая депрессия, надо было увозить ее, а папа, раздираемый на части, уехал с мамой. Вернулся он в Израиль в 93-м, когда мама умерла. А с кем ему быть, как не с сыном? Потом и сестра опять сюда приехала, теперь у меня все здесь живут.
- Как на них отразился ваш арест?
- Мужа сестры - доктора наук - посадили вместе со мной. Две недели держали в тюрьме, допрашивали. По моему делу тогда арестовали 13 человек. Все впоследствии получили бумагу, что их дело закрыто, потому что нет доказательств, и из-за отсутствия общественного интереса. Один уехал в Канаду, один мальчик работает медбратом, один в типографии, девочка одна работает помощницей Леваева... Муж моей сестры написал книжку «Занимательный иврит»... Можно было бы снова собрать команду, но они уже вне темы, это была бы уже команда инвалидов. Я предлагал девочке, которая у Леваева работает, сюда перейти, но она не пошла. Тогда всем было трудно, когда с материального Олимпа рухнули...
5. 13 таблеток.
- Как на вас самого повлияла тюрьма?
- Ну, после тюрьмы я потерял 20 килограмм. Бывает, просыпаюсь ночью, и кажется, что я еще в камере. Иногда кажется, что я в московской камере. Беда в том, что я с тех пор, как вышел, еще ни одной ночи не спал без снотворного. Это ужасно, конечно, я сижу на таблетках, я уже наркоманом стал, или таблетоманом, но иначе я могу не спать сутки, двое, трое... У психиатра был. Сижу теперь на очень сильных транквилизаторах. Только у меня не депрессия, а избыток адреналина. Без таблеток я на людей начинаю бросаться, орать: «Ах ты, идиот! Почему бумагу не отправил?!» Раньше такого не было - разве что с юмором, а теперь на полном серьезе. Болезнь такая. Ну, что делать - все-таки шесть лет в одиночке. У меня сила воли очень мощная, но я не могу силой воли победить диабет.
Когда меня освободили из тюрьмы, мне поставили несколько условий. Обязательный залог в 500 тысяч шекелей, его положили мои друзья. Второе условие - три раза в неделю отмечаться в полиции, и третье условие обязательно работать и подавать тлуш маскорет в полицию каждый месяц. И четвертое условие, мой загранпаспорт должен находиться в руках у полицейских. И домашний арест. Домашний арест сняли. Все остальное осталось. Так что даже гуманитарные статьи не помогают. Очень крупные израильские специалисты написали просьбу, чтобы я мог выехать во Францию на консультацию...
- По поводу?
- Ты уверена, что хочешь это знать? Из-за тюрьмы у меня стопроцентная импотенция. И единственная возможность - это пластика, вставить протез.
Это достаточно сложно психологически. В Париже есть клиника доктора Варага, специалиста с мировым именем, и я хотел поехать туда, чтобы получить «секонд опинион». С большим трудом мне удалось записаться на консультацию. Завотделения урологии больницы «Ихилов» написал на имя комиссии огромное письмо, и мы просили у судьи 72 часа: прилететь в Париж на консультацию, и улететь. Может, можно обойтись без этой операции, все-таки я еще достаточно молодой мужик. Прошло три недели, и мы до сих пор не получили ответа от комиссии. Но я думаю, что если не получили - ответ будет отрицательный.
- Как насчет оплатить ему приезд сюда?
- С какого рожна он сюда поедет? К нему со всего мира пациенты едут. Он вообще согласился, потому что еврей, и мой уролог написал ему, что вот, такая ситуация, еврейский мальчик, всего 53 года... Я же вошел в камеру нормальным мужчиной. А вышел стопроцентным импотентом. Ни таблетки, ничего не помогает. Это все есть в больничном листе, который официально подавали в полицию. Я честно говоря, был убежден, что хотя бы из мужской солидарности судья даст мне выехать. У меня же залог лежит, 500 тысяч шекелей. Написали в просьбе, что папа готов свой дом заложить, если я убегу. Вот такая невеселая история. И я собой горжусь, что после этого я еще улыбаюсь, говоря об этом...
Ну, постарел. И обидно, страшно обидно, что эти годы, особенно после 99-го, я не занимался бизнесом. До этого я жил полностью в ладу с собой. Я много зарабатывал, много делал добра. Тратил деньги, никогда их не копил. Ну жалко эти шесть лет, и особенно годы с 98-го по 2000. Ельцинский дефолт, последефолтное время... Я бы тоже имел там банк какой-нибудь...
Многолюдные сборища я после шести лет одиночки как-то разлюбил.
Вечерами просматриваем с папой все новости, российские и израильские, обсуждаем политику России, потом политику Израиля. При этом у нас диаметрально противоположные мнения: он считает, что Горбачев, Ельцин, Гайдар - это ужас, разграбили страну. А я абсолютный демократ, считаю, что Горбачеву и Ельцину надо отлить памятник из всего золота, что существует в мире, а Гайдару и Чубайсу из серебра.
Фильмы понемногу смотрим, не не на кассетах - дело в том, что в тюрьме я просмотрел 2500 фильмов, среди них было, наверное, штук 7 хороших, так что я вроде как отравился... А книги читаю взахлеб.
- Свою еще писать не надумали?
- У меня вообще всегда проблема была с белым листом бумаги. Я же случайно попал на журфак. Хотел поступать на юридический, а мама мне категорически запретила. Сказала, что там учатся одни милиционеры, и в коридорах пахнет смазанными гуталином сапогами. И ее сын должен быть дипломатом. Ну, я поступал в университет, - то, что теперь МГУ. И по английскому получил двойку. У меня было две недели выбрать другой факультет. И я поступил на журналистику... Кроме того, ну о чем я напишу книгу? О «Москве бандитской»? Все уже написано 150 раз. О себе? Ну, написал я автобиографию. А зачем? Набрал в Яндексе «лернер», и только бумагу успевай в принтер подкладывать, выдадут тебе такой вот фолиантище. Писать о том, как я играл негритенка во дворце пионеров? Кому это интересно? Единственное, чего я в жизни всегда боялся, и что меня держало во всех тюрьмах, это быть смешным. Если ты невысокого роста и не спортсмен, нельзя быть смешным.
- На улицах узнают?
- Еще как. На полном ходу машины останавливаются. Выбегают, кричат: «Ата хазак!»
В первые месяцы я вообще ходить не мог. Про Ашкелон я вообще не говорю. Там никуда в кафе зайти нельзя, не дают за себя заплатить. И в Тель-Авиве в магазинах, постоянно. И говорят одну и ту же фразу: «ата хазак», и «государство не право». Я говорю: «Большое спасибо», и не вступаю в дискуссии.
P.S. Из компании "Дор энергия" сообщили, что никких сделок с "Пасифик петролеум" они не заключали. "Может, и были какие-то разговоры, но ничего из этого не вышло", - уточнил гендиректор дуди Вайсман.
Из компании "Паз" сообщили, что у них была встреча с представителем "компании Лернера", но сделки так и не получилось.
Из компании "Эль-Аль" сообщили, что он встречались с представителями "Пасифик петролеум", но не с самим Лернером, и сделки так и не вышло.
Адвокат Шони Гавриэли сообщил, что между его подзащитным и компанией "Пасифик петролеум" обсуждалась возможность импорта солярки, но ничего из этого не вышло.
Из компании "Делек" сообщили, что они не имеют привычки раскрывать источники, у кого они приобретают свой бензин.
P.P.S. Башни "Азриэли".