Мемуарное
Вообще-то эту историю было бы более соответственно рассказать перед 23-им февраля, но вспомнилась она перед Новым годом. Так что заранее прошу прощения за то, что в ней не будет ни Деда Мороза, ни даже захудалого снеговика. Местами правда грубовата, но слова не выкинешь не только из песни...
После принятия присяги, нас стали возить в город, в кадрированную воинскую часть нести караульную службу. На территории воинской части располагалось большое количество складов, которые нам и предстояло охранять. Лубны - городок небольшой, все офицеры и прапорщики жили недалеко друг от друга и были лично знакомы. Солдат-срочников в кадрированной части тоже было наперечёт. Не удивительно, что между аборигенами установились свойские отношения, которые в целом не мешают нести службу, если не происходит чего-то исключительного.
Исключительным в данном случае оказались мы: две роты курсантов, будущих офицеров - командиров мотострелковых взводов, стоящих лагерем в лесу в двух десятках километров от города. В целом люди мирные и интеллигентные, мы не собирались нарушать мирный распорядок части и благодушное течение жизни небольшого городка. Тем более, в составе наших рот несли службу люди с такими звучными воинскими фамилиями как Василевский и Малиновский, а также примкнувший к ним на последнем курсе Ваня Жидовцев, взявший звучную фамилию жены - Рыбалко!
[Фото с "военки", еще с университетских занятий]
Но местные люди начали первыми. Офицерам части почему-то страшно захотелось показать нам сложности воиской службы и всячески «научить свободу любить». Виной тому было то ли только что полученное нами высшее образование, то ли прибытие из крупного города, «второй столицы Украины» - Харькова. Особенно старался один капитан, замполит части. Невысокого роста, он носил огромную офицерскую фуражку, диаметром напоминающую «аэродром» кавказца-завсегдатая колхозного рынка. Но поскольку он олицетворял собой политическое руководство, указать на отступление от Устава ему, видимо, никто не решался. К нам, курсантам, он постоянно придирался - так и шастал вокруг строя на построении, высматривая запачкавшиеся сапоги, порванную форму или сбившийся воротничок. И щедро раздавал наряды.
Первая рота ему, правда, слегка отомстила. Во время тренировки по химической защите, по команде «газы!» весь личный состав роты, построенный в шеренгу, напрягся и эти самые газы выпустил, кто сколько смог. Замполит выпорхнул с задней линейки, как потревоженная ласточка, и с той поры старался к накормленным суровой солдатской пищей курсантам сзади не приближаться.
Но это всё в лесном лагере. А в карауле в воинской части, то есть на своей «полянке», замполит поиздевался над нашими с новой силой. Дождавшись ночи, он с нарядом обошёл все караульные посты и отправил на гауптвахту два десятка курсантов иняза (специальность военный перевод) - кого за курение, кого застав сидящим или прилёгшим в окопчике или на караульной вышке вместо курсирования по утвержденному маршруту патрулирования. А одного, наиболее обидно, за то, что отдал честь и поздоровался с ним как со знакомым офицером вместо того, чтобы кричать «Стой, стрелять буду!»
Надо сказать, ментальность часового сильно отягощена обстоятельствами бытия в карауле. В норме считается, что ты треть времени охраняешь имущество части с автоматом наперевес (и шестидесятью боевыми патронами), вторую треть - бодрствуешь в караулке, готовый бежать защищать пост или саму караулку от нападения врагов, и оставшиеся восемь часов спишь. Вот только никто из теоретиков не рассчитал, за какое такое время ты должен дойти до своего удаленного поста, сдать/принять его и вернуться в караулку, разрядить оружие. Всё это, как и приём пищи, выполнялось за счёт времени, отведенного на сон. Поэтому спать фактически приходилось три-четыре часа. А ночью измученные часовые засыпали даже на ходу с автоматом наизготовку - оступались и падали в окоп, врезались лбами в столбы вышек, застревали в колючей проволоке ограждения. Совсем не от разгильдяйства, физиология брала верх. И вот таких задуренных курсантов офицеры еще и притесняют! Было отчего возмутиться.
Надо сказать, в армии наилучший способ отомстить начальству - это начать в точности выполнять предписанные уставами инструкции и указания командиров. Так, старший лейтенант Алиев, занимавшийся с нами шагистикой и недовольный звучанием строевой песни на тему «Все мы парни обНАКОвенные...» (в его произношении), как-то возопил «Вы ещё замычите!» Мы и замычали всей ротой с третьей цифры, как положено. У Алиева даже голос пропал минуты на три.
Впрочем, у Сашки, которому довелось свершить сладкую месть, и злого умысла не было, разве только вызванная недосыпом заторможенность. Несёт он как-то караульную службу на одном из постов, у слада ГСМ, как вдруг видит замполита и какого-то прапорщика, шагающих к складу прямиком через территорию поста. Саша, естественно, окликает их - «Стой, кто идёт?» На что получает раздраженный ответ прапорщика, мол, иди лесом, студент. Это мой склад, и я где хочу, там и хожу! Александр, живо припомнив историю с инязовцем, произносит волшебные слова «Стой, стрелять буду!» и досылает патрон в патронник. Лязг затвора останавливает подошедших, к тому же, замполит, видимо, замечает нездоровый блеск в глазах часового.
- Ну, хорошо, - говорит капитан, - Что ты там должен сделать? Начкару доложить? Вот и докладывай!
- Сейчас ему Коля [начальник караула] вставит, и мы дальше пойдём, - это уже прапорщику.
Саша попытался подключиться к телефонной сети через розетку на столбе ограждения, но выданная телефонная трубка не издала не звука. Нужно было принимать какое-то другое решение. Александр вежливо обратился к замполиту: «Товарищ капитан, данная розетка не функционирует, пройдите, пожалуйста, со мной ко второй точке связи». Махнув на курсанта рукой и выказывая ему своими спинами полное пренебрежение, офицер и прапорщик пошли чуть впереди часового, тем более они туда, к воротам склада, и собирались. Саша пошагал за ними, держа в руках автомат с патроном в патроннике и злополучную телефонную трубку. Увы, со второй розетки связаться тоже не удалось.
Далее по инструкции следовало вызвать дежурный наряд из караулки выстрелом в воздух. Как рассказывал однокашник, он почему-то подумал, что если выстрелит вверх, то пуля полетит в небо и потом, под действием силы тяжести, упадёт ему прямо на голову. Поэтому он повернул автомат слегка в сторону через внешний проволочный контур и прицелился в глинистый склон в отдалении. Замполит с прапорщиком не обращали на него никакого внимания, продолжая вполголоса переговариваться.
И тут выстрел! Военные резко обернулись и увидели курсанта с автоматом у плеча, только что пальнувшего - куда точно, они не видели. Физическая подготовка у них была на разном уровне, поэтому капитан обогнал прапорщика уже со старта. К тому же последний сразу же споткнулся и запахал собой разбитую сапогами часовых тропинку. А Саша и не собирался больше никуда стрелять, так как резонно предположил, что капитан сам начкару о неработающей системе связи расскажет.
Замполит возвался в караулку как вихрь и долго орал на начкара, хоть и совершенно не по делу, видимо, давая выход страху и негодованию. Сюда же чуть позже приплелся прапорщик с грязными коленками. Но что поделаешь? Формально никакого нарушения. Впору благодарность курсанту за бдительность объявлять. Благодарности, правда, Саша не дождался. А начальник караула после случившегося сопровождал обязательный инструктаж совершенно неформальным монологом: «Ребята! Давайте договоримся, что все бандиты, грабители, поджигатели - они где-то там, далеко отсюда».
По части же поползли слухи о сумасшедших студентах, которые без разбору палят во всё, что шевелится, и даже уже ранили собаковода, когда он вёл на пост служебного пса. Последний слух, по-видимому, запустил сам собаковод, где-то поранившийся и не упустивший возможности посачковать несколько дней в медчасти. Во всяком случае, ночных проверок замполит больше не устраивал, а вскоре нас и вовсе освободили от караулов, оставив спокойно «дослуживать» в лесном лагере.
После принятия присяги, нас стали возить в город, в кадрированную воинскую часть нести караульную службу. На территории воинской части располагалось большое количество складов, которые нам и предстояло охранять. Лубны - городок небольшой, все офицеры и прапорщики жили недалеко друг от друга и были лично знакомы. Солдат-срочников в кадрированной части тоже было наперечёт. Не удивительно, что между аборигенами установились свойские отношения, которые в целом не мешают нести службу, если не происходит чего-то исключительного.
Исключительным в данном случае оказались мы: две роты курсантов, будущих офицеров - командиров мотострелковых взводов, стоящих лагерем в лесу в двух десятках километров от города. В целом люди мирные и интеллигентные, мы не собирались нарушать мирный распорядок части и благодушное течение жизни небольшого городка. Тем более, в составе наших рот несли службу люди с такими звучными воинскими фамилиями как Василевский и Малиновский, а также примкнувший к ним на последнем курсе Ваня Жидовцев, взявший звучную фамилию жены - Рыбалко!
[Фото с "военки", еще с университетских занятий]
Но местные люди начали первыми. Офицерам части почему-то страшно захотелось показать нам сложности воиской службы и всячески «научить свободу любить». Виной тому было то ли только что полученное нами высшее образование, то ли прибытие из крупного города, «второй столицы Украины» - Харькова. Особенно старался один капитан, замполит части. Невысокого роста, он носил огромную офицерскую фуражку, диаметром напоминающую «аэродром» кавказца-завсегдатая колхозного рынка. Но поскольку он олицетворял собой политическое руководство, указать на отступление от Устава ему, видимо, никто не решался. К нам, курсантам, он постоянно придирался - так и шастал вокруг строя на построении, высматривая запачкавшиеся сапоги, порванную форму или сбившийся воротничок. И щедро раздавал наряды.
Первая рота ему, правда, слегка отомстила. Во время тренировки по химической защите, по команде «газы!» весь личный состав роты, построенный в шеренгу, напрягся и эти самые газы выпустил, кто сколько смог. Замполит выпорхнул с задней линейки, как потревоженная ласточка, и с той поры старался к накормленным суровой солдатской пищей курсантам сзади не приближаться.
Но это всё в лесном лагере. А в карауле в воинской части, то есть на своей «полянке», замполит поиздевался над нашими с новой силой. Дождавшись ночи, он с нарядом обошёл все караульные посты и отправил на гауптвахту два десятка курсантов иняза (специальность военный перевод) - кого за курение, кого застав сидящим или прилёгшим в окопчике или на караульной вышке вместо курсирования по утвержденному маршруту патрулирования. А одного, наиболее обидно, за то, что отдал честь и поздоровался с ним как со знакомым офицером вместо того, чтобы кричать «Стой, стрелять буду!»
Надо сказать, ментальность часового сильно отягощена обстоятельствами бытия в карауле. В норме считается, что ты треть времени охраняешь имущество части с автоматом наперевес (и шестидесятью боевыми патронами), вторую треть - бодрствуешь в караулке, готовый бежать защищать пост или саму караулку от нападения врагов, и оставшиеся восемь часов спишь. Вот только никто из теоретиков не рассчитал, за какое такое время ты должен дойти до своего удаленного поста, сдать/принять его и вернуться в караулку, разрядить оружие. Всё это, как и приём пищи, выполнялось за счёт времени, отведенного на сон. Поэтому спать фактически приходилось три-четыре часа. А ночью измученные часовые засыпали даже на ходу с автоматом наизготовку - оступались и падали в окоп, врезались лбами в столбы вышек, застревали в колючей проволоке ограждения. Совсем не от разгильдяйства, физиология брала верх. И вот таких задуренных курсантов офицеры еще и притесняют! Было отчего возмутиться.
Надо сказать, в армии наилучший способ отомстить начальству - это начать в точности выполнять предписанные уставами инструкции и указания командиров. Так, старший лейтенант Алиев, занимавшийся с нами шагистикой и недовольный звучанием строевой песни на тему «Все мы парни обНАКОвенные...» (в его произношении), как-то возопил «Вы ещё замычите!» Мы и замычали всей ротой с третьей цифры, как положено. У Алиева даже голос пропал минуты на три.
Впрочем, у Сашки, которому довелось свершить сладкую месть, и злого умысла не было, разве только вызванная недосыпом заторможенность. Несёт он как-то караульную службу на одном из постов, у слада ГСМ, как вдруг видит замполита и какого-то прапорщика, шагающих к складу прямиком через территорию поста. Саша, естественно, окликает их - «Стой, кто идёт?» На что получает раздраженный ответ прапорщика, мол, иди лесом, студент. Это мой склад, и я где хочу, там и хожу! Александр, живо припомнив историю с инязовцем, произносит волшебные слова «Стой, стрелять буду!» и досылает патрон в патронник. Лязг затвора останавливает подошедших, к тому же, замполит, видимо, замечает нездоровый блеск в глазах часового.
- Ну, хорошо, - говорит капитан, - Что ты там должен сделать? Начкару доложить? Вот и докладывай!
- Сейчас ему Коля [начальник караула] вставит, и мы дальше пойдём, - это уже прапорщику.
Саша попытался подключиться к телефонной сети через розетку на столбе ограждения, но выданная телефонная трубка не издала не звука. Нужно было принимать какое-то другое решение. Александр вежливо обратился к замполиту: «Товарищ капитан, данная розетка не функционирует, пройдите, пожалуйста, со мной ко второй точке связи». Махнув на курсанта рукой и выказывая ему своими спинами полное пренебрежение, офицер и прапорщик пошли чуть впереди часового, тем более они туда, к воротам склада, и собирались. Саша пошагал за ними, держа в руках автомат с патроном в патроннике и злополучную телефонную трубку. Увы, со второй розетки связаться тоже не удалось.
Далее по инструкции следовало вызвать дежурный наряд из караулки выстрелом в воздух. Как рассказывал однокашник, он почему-то подумал, что если выстрелит вверх, то пуля полетит в небо и потом, под действием силы тяжести, упадёт ему прямо на голову. Поэтому он повернул автомат слегка в сторону через внешний проволочный контур и прицелился в глинистый склон в отдалении. Замполит с прапорщиком не обращали на него никакого внимания, продолжая вполголоса переговариваться.
И тут выстрел! Военные резко обернулись и увидели курсанта с автоматом у плеча, только что пальнувшего - куда точно, они не видели. Физическая подготовка у них была на разном уровне, поэтому капитан обогнал прапорщика уже со старта. К тому же последний сразу же споткнулся и запахал собой разбитую сапогами часовых тропинку. А Саша и не собирался больше никуда стрелять, так как резонно предположил, что капитан сам начкару о неработающей системе связи расскажет.
Замполит возвался в караулку как вихрь и долго орал на начкара, хоть и совершенно не по делу, видимо, давая выход страху и негодованию. Сюда же чуть позже приплелся прапорщик с грязными коленками. Но что поделаешь? Формально никакого нарушения. Впору благодарность курсанту за бдительность объявлять. Благодарности, правда, Саша не дождался. А начальник караула после случившегося сопровождал обязательный инструктаж совершенно неформальным монологом: «Ребята! Давайте договоримся, что все бандиты, грабители, поджигатели - они где-то там, далеко отсюда».
По части же поползли слухи о сумасшедших студентах, которые без разбору палят во всё, что шевелится, и даже уже ранили собаковода, когда он вёл на пост служебного пса. Последний слух, по-видимому, запустил сам собаковод, где-то поранившийся и не упустивший возможности посачковать несколько дней в медчасти. Во всяком случае, ночных проверок замполит больше не устраивал, а вскоре нас и вовсе освободили от караулов, оставив спокойно «дослуживать» в лесном лагере.