Кислый яблочный сок бодрит Капитана. Сырные чипсы наполняют её силой. Через три минуты она снова роняет голову на грудь, и лишь ремень безопасности придает ее телу подобие осанки.
Я люблю, когда она вот так спит по правую руку от меня, пока я веду машину в очередной, забытый Богом, уголок нашей Необъятной. В это время не нужно с риском для безопасности движения высматривать по сторонам дороги достопримечательности, и громко восторгаться ими, чтобы ей не было скучно. Можно наслаждаться скоростью, и охватывая пейзаж целиком, не деля его на мелкие детальки и штрихи, до которых, как я всего лишь предполагаю, охоч её взгляд фотографа, молча впитывать эту картину.
Когда она спит так, она со мной, думаю я. Парадоксально, правда? Может быть, мне стоило бы завести себе манекен в хрустальном гробу и каждый день надевать костюмчик одного из семи сказочных гномов, охраняя её сон? Иногда мне кажется, что в действительности наши поездки для неё - лишь средство побывать в каком-то очередном новом месте, и никаких «нас» не существует. Иногда я думаю иначе. Я часто думаю иначе, чем думаю. В мире зыбких слов и туманных образов, которыми снабжает меня Капитан, иначе просто не получается. Я люблю её. Это, в сущности, всё что я наверняка знаю о ней. Пока она спит, я могу сказать об этом, не опасаясь, что она рассердится, или рассмеется надо мной.
Зыбкость и туман постепенно просачиваются из моего автомобиля наружу и наполняют собой окружающий мир. Мы давно свернули с оживленного шоссе и катим по дороге весьма посредственного качества, на которой другие машины стали встречаться нам очень редко. Мы приближаемся к цели нашего путешествия, подпрыгивающей на ухабах зеленой стрелой класса «B» пронзая осеннюю дымку.
Несколько строчек с интернет-сайта, несколько цифр, внесенных в память бортового компьютера, ведут нас в местечко под названием Лох. Повторяя в масштабах маленького светящегося экрана наш путь, по солнечно-желтой линии, обозначающей дорогу, вместе с нами бежит по карте виртуальный близнец нашей «зеленой стрелы», маленькая зелененькая стрелочка - курсор GPS-навигатора.
По преданию, в давние времена в этих краях обретался, совершая свои бесчинства, знаменитый разбойник Кудеяр. Грабил проезжий люд, сколотив таким образом недурной капиталец. И по древней, как эти холмы, разбойничьей традиции, спрятал свои богатства в пещере на склоне горы.
Мы едем грабить легенду. Нашей добычей станут не звонкие монеты, не драгоценные камни и не тонкие шелка, которые наверняка истлели не дождавшись, пока мы за ними придём. Несколько гениальных фотоснимков увезет с собой Капитан, изрядный глоток непривычного, сказочного воздуха и очередную дозу чарующих видов заберу с собой я. А еще, я тайком спрячу в секретный карман моего сердца целый день, когда я не делил Капитана ни с кем, когда я держал её за руку, когда мы разговаривали о чем-то, кроме наших странных отношений. Не делил ни с кем, кроме её телефона. Говорили, что в этих краях не работает сотовая связь. Лгали. Ну что ж, бывает: «все лгут».
Да, ухабы, телефон, и вот уже мое сокровище просыпается. Да и пора - мы сворачиваем с бетона на размытую дождем грунтовку, прикидывая насколько хорошо новые шипованые колеса справятся со своей работой, когда поймут, что вместо чистого европейского льда им подсунули грязнейшую среднерусскую мокрую глину.
Когда не желаешь прислушиваться к советам других людей, это называется «избрать свой путь». Наш путь, длиной в пять лишних километров, привел нас в чащу леса. До цели нашего путешествия, по показаниям приборов, оставалось чуть больше полутора, через дремучие заросли которыми ощетинилась довольно-таки пересеченная местность. Просто мне очень не хотелось заезжать в деревню, как делали наши предшественники, описавшие это место в интернете. Я так не желал оказаться посреди убожества и рвани, которые выплывали бы мне навстречу из волшебной дымки...
Но оказаться в мокром после дождей лесу в белых кедах я хотел еще меньше.
---
В деревню мы въехали откуда-то сбоку, ибо я не оставлял попыток «другого пути», которые как обычно, не привели меня ни к чему хорошему. Но теперь, вспоминая эту поездку, я понимаю, как нам повезло побывать в этом месте.
Нас встретило абсолютное безлюдье. Совершенно сказочная атмосфера зачарованного селения сопровождала нас на всем протяжении поездки между покосившимися домиками. В некоторых дворах сушилось в тумане белье, которое, должно быть, не высохнет теперь до самых морозов. Несколько кур и собак были единственными, кто, кроме нас, двигался в этом застывшем воздухе. И ни одного человека. Ни одного звука. Как будто бы сказочный флейтист увел из города и детей, и взрослых и канул вместе с ними и со своей флейтой в туман, или в оранжевый ручей, беззвучно и бредово очерчивающий границу села.
Затрудняюсь в выборе сравнения для передачи этой атмосферы... «Зона» Тарковского? Постчернобыльская Припять? Городок-макет на заброшенном ядерном полигоне? Выбирайте сами. Я не знаю как верно описать это место, чтобы ничего не испортить.
Эти сараи с мокрым сеном, приютившиеся под грандиозной каменной осыпью, обнажающей следы древних геологических эпох... Эту черную, от старости дерева из которого она построена, лесопилку на оранжевом ручье... Кстати и единственным звуком, кроме шелеста последних редких листьев на кривых деревьях, который мы наконец расслышали, был мерный звук распиливаемых бревен. И, по-прежнему, ни одного человека.
Только белое пятно на склоне, над осыпью. Коза. Хорошенькая, как собачка. И, о чудо! Маленький-маленький мальчик, гуляющий по горам в компании этой козы. Один. С козой. И с пластмассовыми грузовиками подмышкой с каждого бока. Маленький молчаливый мальчик, сосредоточенно спускавшийся с этого каменистого, с сухой редкой травой, склона всё то время, пока Капитан, как одержимая, щелкала затворами своих фотокамер.
Я ведь недаром говорил, что она увезет отсюда гениальные снимки. Она ниоткуда не увозит никаких других. Это её профессиональное кредо, она очень хороший фотограф, эта юная сумасшедшая журналисточка. Я... Ну впрочем, это вам уже известно. Надеюсь, что это хоть что-то для неё значит. Впрочем, в нашем городе, мне кажется, можно, что называется «ткнуть пальцем» в любого мужчину и даже во многих женщин, и окажется что он или она тайно или даже явно влюблены в Капитана. Капитан волшебный, но я всё равно иногда воображаю себя Дон Кихотом, в то время как эти мужчины и женщины представляются мне мельницами. И отнюдь не пальцем тычу я их в этих мечтах. Ведь часто кажется, что хороший сабельный удар может решить многие проблемы. Но кажется, во мне еще осталась какая-то искорка человечности. Я понимаю, что Капитан без них будет несчастен. Мое обожание стало таким привычным, что она зачахнет, как цветок без солнца, если её будут освещать одни лишь мои лунные лучи. Обращали внимание, какое печальное лицо у луны?
---
В какой-то момент становится понятно - ехать дальше нельзя. Дорожное покрытие, скорее так: «полностью отсутствующее» дорожное покрытие, становится настолько непохожим на лёд, и вообще непохожим на какую-бы то ни было твердую поверхность, что дальше мы пойдём пешком. По следам многочисленных коров, залитым то ли дождём, то ли разлившимся в осень ручьём. Может быть, это были какие-то невидимые коровы, принадлежащие невидимым людям? Может быть, в этой деревне люди рождаются обыкновенными, растут понемногу, играют с грузовичками и козами, а затем вдруг взрослеют, становятся невидимы, заводят невидимых коров и стирают бельё, чтобы бесконечно ждать, когда оно высохнет под дождём.
По контрасту с черной лесопилкой очень неожиданной кажется ярко раскрашеная беседка на берегу этого странного цветного ручья. Местным невидимках знакомо искусство вполне обыкновенных, видимых, надписей, рассказывающих о том кто, с кем и когда «здесь был». Впрочем надписи могли оставить и приезжие искатели сокровищ. Вроде нас с Капитаном, только менее ленивые и менее воздержанные в смысле бытового граффити.
Мы пытаемся представить себе картину, которую должны являть собой эти коровы, всем стадом аккуратно переходящие ручей по расписному мостику. Если бы мы могли их видеть, это наверное было бы забавно, потому что фактом остается то, что за ручьем их следов в траве ничуть не меньше, чем на том берегу, где нас дожидается автомобиль.
По этим следам мы и доходим до крутого подъема на гору. Некоторые представители местного коровьего поголовья, видимо воображают себя какими-то горными козами, потому что их следы, как и следы их, чего уж там, жизнедеятельности, встречаются на склоне даже на изрядной высоте.
Помогаю уставшему и замерзшему капитану карабкаться по тропинке. Холодные родные ладошки... Помогаю чем могу, Капитан. Если бы я мог, то в мгновение ока перенёс бы тебя прямо к пещере, чтобы ты сделал там свои три снимка. Ведь это для тебя главное, я понимаю. Но, Капитан, я хотя бы убрал из кадра мусор!
Не понимаю что может заставить человека засунуть банку от кока-колы или пива в исторический лаз уникальной пещеры, а не в свой рюкзак, чтобы потом выбросить в более подходящем месте. Но я многого не понимаю в этой жизни. Кстати, я не понимаю, как и сам смог разговаривать, довольно адекватно, на этой удивительной вершине, получив по треклятой сотовой связи деловой звонок. Впрочем это было действительно весело, разрешив вопросы денежных сумм, задорно спросить партнера: «а знаешь, где я сейчас?!» Но не банки с бутылками, нет. Это непонятно.
К машине возвращались короткой дорогой. Я сам её придумал. Вообще-то никакой дороги там не было, но я был уверен, что найду дерево упавшее поперек ручья, которое нам поможет. Так и случилось, даже лучше: сразу 4 берёзы повалились друг на друга, соорудив чертовски неудобный, но очень прочный мост. Вновь в моих руках тонкое ледяное счастье... Капитан, всё же, во многом обычная девчонка, это так удивительно. Сперва хотела вернуться к настоящему мосту, ну не чудная ли, право? Думаю, вид ещё относительно теплой машины и особое ощущение от её цветных резиновых сапог, которое возникает, когда носки уже сползли, но ноги ещё не совсем онемели от холода, помогли ей решиться на акробатический этюд «у четырёх берёз».
Автомобильная печка действительно довольно быстро вернула признаки жизни в наши конечности. Да и сам автомобиль удачно развернулся на пятачке, и вместе с ним мы вернулись в село. А покидая его, проезжая мимо новенького одинокого трактора, мимо разрушенной церкви, мимо чего-то еще, чему я не знаю ни названия, ни назначения, да и на всем пути домой мы уже почти не разговаривали. Глупо было теперь смотреть по сторонам, мы все уже видели. Невозможно было вслух обсуждать недавнюю жутковатую сказку, не соскальзывая в пошлые кинематографические аналогии. Нельзя было ни забыть, ни понять этого малыша на склоне.
---
Может быть, когда я наконец-то стану невидимкой, я улечу жить в Лох. Вы узнаете об этом, когда луна навсегда погаснет.