Как я уже упоминал, нынешняя обстановка в России достаточно сильно напоминает мне обстановку в Китае накануне падения Цинской династии. Этим стулом мастер Гамбс… Этим постом я открываю серию зарисовок по китайской истории, начав с событий конца XIX в. Надеюсь, будет интересно. Зачином станет история боксерского восстания.
Заводя речь о боксерском восстании, в первую очередь хотелось бы сказать о настроениях, царивших в китайском обществе в конце XIX в, а если быть совсем точным об отношении к иностранцам. Не будет преувеличением сказать, что не взирая на вагон и маленькую тележку противоречий, терзавших китайское общество, в отношении к иностранцам оно проявляло редкое единодушие: иноземцев ненавидели так, что «просто кюшать не могли». Героически просранные за полвека пять войн, (Причем последняя - кому? Японцам!) неизбежные унизительные уступки, следовавшие за поражениями, помноженные на заносчивое поведение самих иностранцев, которых теперь в официальных бумагах даже варварами называть было нельзя, служили источником постоянного батхерта. Была и еще одна немаловажная фишечка.
Согласно условиям Тяньцзиньским трактатам (天津条约) 1858 года и Пекинским договорам (北京条约) 1860 года миссионеры получали право беспрепятственно проповедовать христианство на всей территории империи. В Китай хлынул поток желающих проповедовать слово Божье, и число этих желающих в 90-х годах XIX века достигло аж 3000 человек. Тогдашние миссионеры во многом были сродни нынешним бизнесменам, рвущимся на китайский рынок с миллионами потребителей, только сто с лишним лет назад речь шла о рынке душ, которые срочно надо было спасать. Сотни миссионерских обществ грезили о дне, когда «над каждым холмом будет воздвигнуто по сияющему кресту». При этом миссионеры в массе своей поддерживали политику Великих Держав по распилу и анальному унижению Китая: «мы могли бы добиться всего того, что добились миром, добром и лаской, но зачем зря тратить время и силы»? Нельзя не отметить, что далеко не все разделяли подобную точку зрения. Уэлс Уильямс, американский миссионер, синолог и японист, а также, между прочим, основатель кафедры китайского языка и литературы Йельского университета в открытую называл китайцев трусливыми и, при этом, кровожадными язычниками, понимающими исключительно язык силы.
Кстати о языке. Спору нет, среди миссионеров имелись и те, кто блестяще владел китайским, но таких было мало. Нередко, выступление проповедника выглядело следующим образом:
«-Старший брат и младшая сестра Иисуса, - начал Септимус. Видимо, он хотел сказать «братья и сестра во Христе». - Я приношу хорошие вопросы. Вы все умрете. Но у Иисуса для вас есть старое вино. Да, это правда. Он отведет вас к Божьим свиньям. Но сначала вы должны сказать «извините» своим грабителям. Библия говорит вам, вы хорошие, поэтому вы должны оставить дом чернил, - мрачно нахмурив брови, он резко повернулся и указал на храм и двух толстощеких буддийских монахов в красных одеждах, весело улыбавшихся ему из-за ворот. - Там! - закричал он - Там дом чернил!
(Мо шуй? Чернила? - озадаченно подумал Аиртон. Наконец, он понял, что Септимус имеет ввиду слово «мо гуй» - «дьявол».)
-Я научу вас пожирать сердца маленьких детей, - возопил Септимус. - А Иисус будет пить ваше вино! Остерегайтесь - плата грабителям - шелк! Жил человек по имени Самсон, - нараспев провозгласил проповедник. - Господь сделал его длинным. Он убил воинов царя зубами оленя. Он ел мясо льва с медом. Они нашли ему работу, отвели в плохой храм и привязали к дереву. Потом он упал с крыши. Да, - с настойчивостью произнес Септимус. - Он упал с крыши! Восславим Господа!
А.Уильямс «Дворец райских наслаждений»
Не будем забывать, что в Китае еще были свежи воспоминания о Хун Сюцюане, и восстании тайпинов которое он возглавлял. Надо сказать, это восстание бушевало в Китае почти пятнадцать лет и унесло двадцать миллионов человек - согласитесь, такую пьянку-гулянку сложно забыть. «Это все эти гниды пареньку голову задурили, - шипели недовольные, тыкая ногтями в христианских проповедников, - если бы не они, остался бы Хун простым деревенским дурачком».
Разумеется, о проповедниках по всему Китаю ползли слухи один другого страшнее. Поговаривали, что монашки, на самом деле, никакие не монашки, а замаскировавшиеся мужчины, желающие втереться в доверие к простодушным китаянкам, чтобы их выебать. Утверждалось, что перед венчанием священник обязательно трахал счастливую (или не очень счастливую) невесту, благословляя брак. Беременным ни в коем случае нельзя было связываться с христианским священником. Всем было доподлинно известно, что священники дают беременным специальное снадобье, от которого женщин охватывает неудержимая похоть; после затяжной оргии женщинам делали аборт, а плаценту использовали для изготовления магических снадобий. По Китаю ходили листовки, в которых рассказывалось, что христиане поклоняются одержимым бесом разбойнику, совершившему злодеяния столь чудовищные, что его предали лютой смерти. В Кантоне с подачи местного главнокомандующего печатались брошюры, в которых рассказывалось о том, что христиане похищают китайских детей, а потом выкалывают им глаза и вырезают сердца. Генерал-губернатор Шаньдуна распорядился об изгнании китайцев-христиан с территории провинции, сравнив их с сорной травой, а еще один чиновник выступил с предложением законодательно обязать китайских христиан носить западное платье, чтобы потом, во время погромов и резни их было легко отличить от добропорядочных граждан. Фотоаппараты, которыми пользовались миссионеры, служили еще одной уликой их злодейства - поговаривали, что неотъемлемой частью этих волшебных механизмов являются выколотые глаза доверчивых китайцев: именно они и позволяют фиксировать картинку-снимок.
Помимо всех этих прелестей нельзя забывать, что вторжение великих держав на китайские рынки довело китайскую экономику, и без того дышавшую на ладан от последствий тайписнкого восстания и многочисленных контрибуций, вообще до предпиздецового состояния. Стоимость серебра летела вниз, инфляция вместе с ценами стремительным домкратом взлетала вверх. В период с 1892 по 1898 года цены на муку и рис в Пекине и Шанхае выросли в два раза. Местное производство разваливалось ко всем чертям не в состоянии конкурировать с иностранной продукцией. Импортный уголь стоил дешевле, чем местный. Легкая промышленность чавкнула жопой: в одной только Сычуани ежегодно продавалось по семьсот тысяч рубашек из Англии.
Своеобразным контрольным выстрелом стали стихийные бедствия, ознаменовавшие в Китае конец XIX века. В 1898 году в Сычуани, житнице всей Империи, случился чудовищный неурожай, в Анхуэй, Цзянсу и Цзянси разливы рек. Хуанхэ тоже вышла из берегов, свыше миллиона человек лишились крова, а глубина воды в некоторых зонах затопления составляла почти два метра. В Цзянсу и Хунани правили бал голод и чума. 1899 год прошел ни шатко, ни валко, а в 1900 году началась страшная засуха. Великий канал, протянувшийся от Пекина до Ханчжоу, на многих участках пересох. Крестьяне растаскивали дамбы на кирпичи, а температура воздуха в тени в Пекине переваливала за 40 градусов. В несчастьях винили иностранцев: именно их железные дороги повредили незримые «вены драконов» (龙脉), а шахты исторгли из земли «драгоценное дыхание» (宝气), в результате чего сама природа восстала на человека.
В конце января 1898 года, как раз на Новый год, жители северного Китая с ужасом наблюдали полное солнечное затмение. Даже ребенок знал, что солнечное затмение, особенно на Новый год - знамение грядущих страшных потрясений. И эти страшные потрясения не преминули воспоследовать.