(no subject)
А у меня же муж пишущий. Правда, давно не брал в руки пера. Откопала тут его старинные заметки, порадовалась.
Однажды я был в Крыму, а ещё я был пьян и одинок. Эти три обстоятельства привели меня на вершину до тех пор не покоренной горы. Мне отчего-то казалось, что там будет легче. Я снова выпил, написал замечательных стихов, опять выпил и скатился оттуда кубарем, застряв в каких-то кустах. Хотел было подняться, но подумал, к чему? И остался лежать ещё на два часа. Потом все-таки встал, во-первых, два часа уже прошло, а во-вторых, очень потянуло к портвейну. У крымчан, я слышал, много проблем, однако с горами и портвейном полный порядок. Я этот порядок слегка почтил и пошел петь в караоке. Если бы вы знали, как я пою, особенно в караоке, вы бы поняли, что у крымчан одной проблемой стало больше. Но вопреки ожиданиям, мне были рады, говорили, забавный и смешно притоптываю ножкой.
Холодом от гальки наступило утро, причем среди нудистов. Который сейчас город? - на всякий случай спросил я с подозрением. На самом деле я прекрасно знал, который сейчас город, но совершенно не знал, как ещё завести беседу с нудистами. Нудисты, кстати, вполне себе неплохие люди, только голые, но пьют так же бесчеловечно. После я помог им убирать пляж, видимо, думая, что за собой, и пошел стричься на лысо. Мне казалось, у татар есть такое поверье - вместе с волосами сбривать и свое прошлое. Поверья такого у них не оказалась, но выглядела моя догадка правдоподобной. Парикмахер рыдала на фартук, толи жалея моих кудрей, толи дыша моим перегаром.
От стрижки до дома было рукой подать, но я не хотел, чтобы зря пропадали метры этой дородной крымской земли, поэтому выпил ещё. Взобравшись в свой флигель, я не без гордости окинул взглядом вчерашнюю гору и повалился на бумажное покрывало. А там, у подножия, лошади с румяными туристами на спинах дожевывали мои строки и одиночество.
PS: Я запомнил только четверостишие, и было оно примерно таким:
Бейте в бубны, бейте же фавны,
Пейте, пейте вино сатиры.
Я душу свою утопил так забавно
В лучшем столичном сортире.
Однажды я был в Крыму, а ещё я был пьян и одинок. Эти три обстоятельства привели меня на вершину до тех пор не покоренной горы. Мне отчего-то казалось, что там будет легче. Я снова выпил, написал замечательных стихов, опять выпил и скатился оттуда кубарем, застряв в каких-то кустах. Хотел было подняться, но подумал, к чему? И остался лежать ещё на два часа. Потом все-таки встал, во-первых, два часа уже прошло, а во-вторых, очень потянуло к портвейну. У крымчан, я слышал, много проблем, однако с горами и портвейном полный порядок. Я этот порядок слегка почтил и пошел петь в караоке. Если бы вы знали, как я пою, особенно в караоке, вы бы поняли, что у крымчан одной проблемой стало больше. Но вопреки ожиданиям, мне были рады, говорили, забавный и смешно притоптываю ножкой.
Холодом от гальки наступило утро, причем среди нудистов. Который сейчас город? - на всякий случай спросил я с подозрением. На самом деле я прекрасно знал, который сейчас город, но совершенно не знал, как ещё завести беседу с нудистами. Нудисты, кстати, вполне себе неплохие люди, только голые, но пьют так же бесчеловечно. После я помог им убирать пляж, видимо, думая, что за собой, и пошел стричься на лысо. Мне казалось, у татар есть такое поверье - вместе с волосами сбривать и свое прошлое. Поверья такого у них не оказалась, но выглядела моя догадка правдоподобной. Парикмахер рыдала на фартук, толи жалея моих кудрей, толи дыша моим перегаром.
От стрижки до дома было рукой подать, но я не хотел, чтобы зря пропадали метры этой дородной крымской земли, поэтому выпил ещё. Взобравшись в свой флигель, я не без гордости окинул взглядом вчерашнюю гору и повалился на бумажное покрывало. А там, у подножия, лошади с румяными туристами на спинах дожевывали мои строки и одиночество.
PS: Я запомнил только четверостишие, и было оно примерно таким:
Бейте в бубны, бейте же фавны,
Пейте, пейте вино сатиры.
Я душу свою утопил так забавно
В лучшем столичном сортире.