Кто хотя бы разок не мечтал сняться в кино? Не соблазниться ярким, шелестящим фантиком, обещающим вкусную конфетку - почти подвиг. Как легко при просмотре фильма, сидя на домашнем диване, складывать паззл из стартовых титров и красной дорожки в Каннах. А что было до титров? Ки-но-про-из-вод-ство.
Мне повезло познакомиться с ним на собственной шкурке. Ровно 10 лет назад в Москве, волей случая занесло меня в важнейшее из искусств. Эксперимента ради - любопытства для.
За день до дебюта позвонили со студии и пригласили на съёмки эпизодических сцен сериала. Название утаили. "Может они балуются лотереей: что сегодня выпадет, там и снимут" - решила я. «Роль завтра уточним, на месте. Готовьтесь рожать» - «?!» - «В смысле роли, - роженицы. Лицо принесите чистое, и не забудьте халат с тапочками. А пока вживайтесь в роль. Всего хорошего».
Сами вы "всегохорошего"
Утро не оказалось мудренее вечера. Предательская дрожь волнения не проходила: тремор превратил меня в ручной пулемёт фазы обстрела. С лицом цвета советского банана плетусь в искусство. Где-то там, сверху неся обещанную чистоту.
…Зима. Почти не отапливаемый павильон на Шаболовке,37. Ассистент по массовке тоном Бонда на пенсии сообщает, что роженицы по техническим причинам отпадают. Теперь мы - две девушки и два парня - врачи неотложной хирургии. Драматургия крепчала. Нас экстренно облачают в белые халаты и чёрт-ногу-сломищенскими лабиринтами ведут в гримёрку.
«Быстрее! Режиссёр сердится!» - «А кто режиссёр? И что за фильм?», - повисли мы разинутыми ртами. - «На площадке узнаете».
Вот и гримёрка. По габаритам скорей почтовый ящик: игрушечное окошечко - сверху и два трюмо, усыпанных прыщами баночек и тюбиков - далее везде. Несу лицо к девушке-гримёру в коротком халатике, из - под которого растут не менее короткие ножки. Просят не размахивать физиономией и застыть. Стыну. Холодно!
В зеркало залезла тётка с классическим набором морщин. Итак теснота: откуда её намело в наш почтовый ящик? Так это ж я! А ещё вчера была подающей надежды роженицей.
Кишками коридоров нашу группу провожают до ангара. На двери императив: « Тихо! Идут съемки!». Да и шли бы себе. Как идут съёмки?! Здесь??? Я - то, наивная, была уверена, что подхваченные под локоток добрыми ангелами, мы волшебно телепортируемся в больницу и подготовила нос к карболке.
Проветрите иллюзии, девушка.
..Топчемся у галантно - приоткрытой двери. Сверху летят порции анонимных проклятий. Чей рот неясно, но орёт громко. Гневное потолочное божество дёргает за ниточки, согласно штатному расписанию. "Какого (…) народ торчит в курилке? Все на грим!" Почти на цыпочках, бездыханно. Прикосновение к чуду неизбежно. " Что (...) за (….)сдвинула камеру?" Вот оно! Чрево кинопроизводства. Запоминай, Дуня!"Группе подняться на площадку!" Сейчас, еще чуть - чуть и мы войдем в Храм Кино! Большими такими шагами...
…Огромный простуженный зал. Пол змеится сотней цветных проводов. "Эээ ! Ноги там поднимайте, не наступайте!". Агрессивные перекрестки прожекторов, сталактиты камер, муравьиная толкотня на площадке. И всяк муравей семенит со своей драгоценной соломинкой.
..У входа - липовая декорация липового приёмного покоя липовой больницы. Волны расступились. Зловеще стихло. У потолочного божества сели батарейки. «Режиссер! Тишина!» Некий гражданин бессовестно нарушает нашу бедлам-идиллию. Не, не знаю такого. Щупает взглядом площадку, переругивается с ассистентами, бросает последнее отеческое - операторам. Замечает мелко-копошащихся нас, подходит. Тоном инквизитора, карающим грешницу, зычно заносит мне в ухо: «Когда понесут больную, строго скажите детям: «Что ж вы мать свою не бережёте?!». Если не сможете проговорить сразу, отдам реплику другому.«Каким детям? Чью свою мать?»
Режиссёр канул. В Ленту.
Судорожно обговариваем детали с ассистентами. Мне - особое поручение. Санитары заносят носилки с потерпевшей. « Вы сидите за дверью и раньше времени не вываливайтесь! После слов: «Что с ней?» резво, запоминаем рез-во! выбегаем в коридор, кричим на детей, убегаем. Камера слева, работаем на нее. Съемочная группа готова!».
Сверху шлёпается священно-стартовое: «Камера! Мотор! Начали!» (потолочное божество снова ожило и завозилось).
Силы небесные. В какую воронку меня засосало? Ноги - плюшевые, тело - гуттаперчевое, рук - не помню. Реальность рассыпалась огрызками фраз. Вживайтесь всего хорошего в роль. Внутри завертелся бешеный винил. Кто говорил про мать? Готовьтесь рожать. Но ещё слышу. Робкую возню на площадке и грохот сдуревшего сердца.
«Стоп! Вы не команда пожарников! У вас больная на носилках, а не мешок с картошкой!».
Снова мотор. Мой выход! Выбегаю из каморки, притормаживаю около детишек, накопив ярость, рявкаю: « Что ж вы мать вашу не бережете?». Подлость фразы доходит до меня быстрей, чем режиссёр успевает остановить камеры. Щедрый с перекатами выговор. Но мэтр отмечает во мне "нужную экспрессию".
Опять по кругу. Раз за разом, дубль за дублем, нога за ногу. То носилки несут медленно. То «больная» некстати улыбнулась в объектив. То мы перебежали камеру, то не добежали до нее, то добежали, но не мы. Вот! Всё отлично! Но оператор уплыл в себя и не включился вовремя.
..После того, как я 15 раз отпопугаяла свою коронку, её смысл необратимо слился для меня мутной водой, с тревожным хрюканьем всасывающейся в жерло раковины.
Рявкаю на ребятишек и молю об одном (да неужели?): « Скорей бы уж». Былая эйфория отчалила в лучшие миры.
Часа через три сверху шлёпается священно - финальное: «Стоп! Снято!». Площадка наливается карнавальным гиканьем, перетекающим к кассе - за гонораром. «Приходите на съемку в феврале. Вы нам понравились» - «В каком фильме-то мы снимались?» - «Трое против всех»! Во дают! Кого на съемки приглашают…».
...По телевизору себя так и не увидела. Но видели друзья. Говорят, пронеслась в кадре как укушенный фокстерьер, буркнула и убежала. К-а-а-к буркнула?
Три часа на съёмочной площадке и пара секунд в кадре… На кино с тех пор принципиально любуюсь издали - с расстояния, безопасного для любви. Не мешающего путать фантик и конфетку.