Матушка моя при ином раскладе могла бы писать детские сказки. Такие сказки, в которых животные говорят человеческими голосами и ведут себя разумнее людей. Потому что, если ее послушать, так вся живность у нее в деревне только что не говорит - а так все понимает и действует очень по-человечески.
Например, вспоминает она, как несколько лет назад умирала кошка, прожившая у нее 10 лет - от самого рождения. "Я ее держу на руках, говорю, ты поправишься, и мы с тобой весной... А она смотрит на меня так..."- Изображает взгляд, из которого понятно, что ни в какую будущую весну кошка не верит, а следующей же ночью уйдет через окно в буран и так и не вернется оттуда. Мама вспоминает эту давнюю историю и плачет, будто все было вчера.
Или вспоминает, как умирал покалеченный кот, а она никак не могла его вылечить, жалела, угощала напоследок вкуснятиной, которая деревенским котам нечасто достается. А он не ест, не может уже. А после его смерти остальные кошки сидят понуро каждая в своем углу и ни одна не притрагивается к недоеденной им колбасе. Скорбят по-своему.
Сейчас у мамы четыре кошки, одна - приблудившаяся соседская, сама нашла себе хозяйку и стала у мамы жить. Абсолютно белая, пушистая - Снежинкой ее и зовут. Говорят, пользуется бешеной популярностью у деревенских котов. Еще есть совершенно черный гладкошерстный кот Чернуня, бело-персиковая кошка-полуперс Муза (боль моя сердечная) и крохотная пестрая котейка со смышленой мордочкой, имя которой я не запомнила еще.
Живности у мамы полно. Когда она знакомит меня со своим подворьем, вдруг говорит: "А вот смотри, наш красавец. Ой, красавец какой, ты полюбуйся, до чего хорош". А я и не вижу, о ком это она. Оказывается, скворец - брат месяц назад скворечник прибил, и там уже живет веселый пересмешник: скрипит, трещит, тренькает, красуется на жердочке, благо, есть кому на него любоваться.
В курятнике много лет живут ласточки. По вечерам мама посматривает в окошко: "Ласточки летают еще, рано кур запирать, сейчас вот налетаются, сядут, и закрою". А утром, когда она будет открывать курятник, выпускать кур на улицу, ласточка просвистит перед лицом, едва не крылом по щеке чиркнет. Не боится человека. А чего маму-то бояться. "Они осенью когда улетают на юг, кружат-кружат над домом и кричат, кричат - прощаются. И когда возвращаются, тоже уж так кричат, так радуются - здороваются со мной" - рассказывает мама. Я только умиляюсь.
Тут вообще только успевай умиляться. Петька завел кроликов. Я, когда ехала в деревню, договаривалась сама с собой - кроликов не касаться вообще. А то ведь понятно, какая их судьба ждет, потом ведь олькиных слез прольется больше, чем кроличьей крови. Но куда там! Кто-то хитрый поставил кроличьи клетки по дороге к туалету. С каким бы деловым и сосредоточенным видом ни бежать мимо, а все равно краем глаза заметишь, что у кроликов, например, вода кончилась - и давай подливать воду в поилки. Вот на первом же водопое Олька и "спеклась". Кролики ведь сразу вокруг руки скучиваются, нюхают руки щекотными мягкими носами и лижутся. У них на носах нету таких кожаных "пятачков", как у кошек. Носы у них шире и больше, чем у котов, и покрыты короткой мягкой-премягкой шерсткой, и еще они усами шевелят щекотно. Я, понятно дело, после такого близкого знакомства, да с целованием рук, сразу и растаяла. Теперь бегаю говнастикам воду подливать несколько раз в день. Почему такое прозвище? Ну, потому что... кролики, между прочим, от традиционных для мультзайцев капусток-морковок... эгм... какать начинают с удвоенным усердием. Поэтому капустами-морковками их особо и не балуют, едят кролики сено и овес с ячменем. Как кони.
Нет, коней тут, слава богу, нет. Есть еще две собаки. Бестолковый смешной и ласковый рыжеватый пес Рыжуня (с именами, как вы понимаете, в деревне никто не заморачивается). Рыжуня, по идее, сторожевой пес, он сидит, как положено, на цепи у конуры. Правда, при виде людей мгновенно прячется в конуру, вместо того, чтоб защищать дом. Издержки неправильной дрессировки: его сызмальства при гостях загоняли в конуру, он и привык - как чужие, так надо прятаться. А надо было просто в сторонку его отводить, пока гость в дом пройдет. Но его уже не перевоспитаешь.
Рыжуня ластится ко мне, подставляет бока для чесания, иногда деловито перегавкивается с соседскими собаками. Любит класть передние лапы мне на талию, вроде как танцевать приглашает. Тяжелый, зараза, потому что большой.
Мама Рыжуни, Найда, привязана чуть подальше, у сеновала. Найдой она стала, когда однажды выползла слепым кутенком из оврага навстречу идущей мимо мамы. Кто-то выбросил новорожденных щенят, а этой, видно, уж очень хотелось жить. Мама ее и забрала домой. А выкормили ее, если мне память не изменяет, мамины кошки. Вместе с котятами, теми же материнскими сосками. Найда совершенно придурошная собака (а то другая бы у нас прижилась, ага!). На морде у нее вечно такой оскал, будто ты только что облажался у нее на глазах и она над этим смеется от души. Еще она как-то по-дурацки скачет, мне всегда кажется, что у нее всего три лапы. Но лап полный комплект, просто, может, это она меня пытается передразнивать, но сразу уж так сократить число нижних конечностей до двух не может, поэтому и припрыгивает на трех. И "ржет" при этом. Я к ней редко хожу, мне вот эти ее насмешки...
На огороде вместо с травой вытащила из земли земляную жабу. Сначала думала - какой-то глиняный черепок, коричневый, в красных разводах (мы вечно у мамы на огороде что-то выкапываем, там, видно, раньше кузница была или какой-нибудь скотный двор - куча у нас каких-то железяк, гвоздей ржавых, цепей, монеток старинных, даже свистулька глиняная есть и еще колечко выкопали когда-то. Обручальное колечко, такие из пятачков после войны отливали, когда ни у кого денег не было на золотые). А это не черепок, а лягушка, и если б не коричневые разводы, была б она прозрачно-белесой, а красные полоски на ней получились, потому что она покраснела с досады, что я ее побеспокоила. Я извинилась, конечно, но она все равно ускакала недовольная. Теперь еще жду встречи с ужом. У мамы там который год на погребе огромный уж греется на солнце. На нас уже почти не реагирует, а первое время уползал. В этом году я его еще не видела.
Зато видела зайца. Мамин дом у самой опушки леса стоит, и заяц скакал там, веселый такой, серобурый какой-то. Далеко, правда, а то я б его сфотографировала.
За три дня у мамы мне ни разу не удалось выспаться. А я-то мечтала - спать буду неделю, вообще не просыпаясь. Куда там. В первую ночь меня потрясла мама - сначала заснула под теленовости (а я терпеливо ждала, пока она насмотрится, чтоб выключить телевизор), потом, когда телек я наконец с облегчением выключила, начала храпеть. Наутро я жаловалась по телефону сестрам, а мама сидела рядом на кровати как нашкодившая маленькая девочка - прямая спинка, руки на коленях, и краснела от сдерживаемого смеха. Теперь она, по-моему, вообще спать боится при мне, чтоб нечаянно не захрапеть (а мне совестно).
А потом я узнала, что такое вставать с первыми петухами... Кукарекать петухи начинают в пять утра, еще когда курятник закрыт. Окна комнаты, где я сплю, выходят на курятник, причем одна форточка постоянно открыта - через нее на улицу и в дом ходят кошки (иногда с "гостинцами" - мышами, птичками и ящерицами). Если б даже окна были наглухо заколочены, петухи - их у мамы два: черный и рыжий - все равно проорались бы и разбудили меня. Потому что кукарекают они уж очень громко, часто и настойчиво. Когда меня в первый раз подняли в семь утра (на минутку, на работу в Москве я вставала в девять!), я была в ярости. За кукареканьем был застукан черный петух (я сразу его возненавидела), а рыжий в это время сосредоточенно и молча топтал курицу. Настоящий мужчина. Я сразу его зауважала. И уважала целые сутки, пока на следующее утро он дважды за минуту не проорался у меня на глазах. Тут я совсем расстроилась. Жестокая мысль про "я тебя, сволочь пернатая, в супе съем" меня не утешает. Все-таки жрать оппонента, даже если он всего лишь птица, как-то нецивилизованно. А как побороть петухов интеллектом, я так и не придумала. Так меня и победила живая природа - придется теперь перестраивать режим дня: вставать рано утром, а спать потом днем, в жару, когда все равно делать ничего невозможно. Такие уж тут, в деревне, законы жизни.