Поезд Москва-Вена
- Верочка, ты пол дня сидишь перед этой кучей и не собираешься. У нас мало времени, осталось три дня до отправки багажа.
- Я не могу ничего выбрать. Я хочу взять всё.
Верочка подняла на мать полные слез глаза и не имея сил держать в себе печаль, пролилась Енисеем на сарафан. Она всегда обильно орошала прилегающую к себе территорию, когда грустила. А сейчас повод для грусти был весомый.
Уже были куплены билеты на поезд Москва-Вена, идущий через Брест в неизвестность. Здесь оставалась вся её жизнь, её друзья. И сейчас ей предстояло выбрать и упаковать те свои работы, которые можно взять с собой.
Верочка рисовала, сколько себя помнила. Рисовала везде. Даже на шторах. Работами были забиты все антресоли, ящики шкафов, старые чемоданы под кроватями в их с сестрой детской и семейный диван. Как выбрать из такой кучи прекрасных, живых акварелей только на одну коробку, Верочка не знала.
- Я тогда совсем никуда не поеду, если не могу взять все, - икая от затекающих в горло слез, рыдал талант.
Мама успокаивающе похлопала её по спине, не сильно прислушиваясь к словам старшей дочери. Еще столько всего предстояло сделать и столько всего могло пойти не плану, что думать о детских капризах не было никаких сил.
Младшая Ева не доставляла хлопот, она уже собрала свои игрушки и с любопытством молочного щенка следила за стремительной суетой суматошных взрослых. Под ногами не путалась, с советами не лезла, прелесть, а не ребенок.
Зато чудила свекровь. Серафима Яковлевна, по домашнему конечно же Симочка, упорно укладывала в ящик, допустимых к вывозу размеров, не допустимые кастрюли и валенки. Особенно добивали валенки.
- Симочка, ну зачем тебе в Израиле валенки? Там не бывает зимы, там жара. Пожалуйста, перестань пугать нас. Закрадываются нехорошие мысли о ранней деменции, совершенно не свойственной молодой семидесятилетней еврейской женщине. И если сковородки я еще могу принять за признак хорошей хозяйки, что уже подозрительно, то валенки в корне меняют акцент происходящего.
- Можете оставить и меня здесь, раз вам мешают мои валенки. Они единственные будут согревать ноги старой еврейской женщины, сбагренной в дом престарелых. География для старости не имеет значения, конец один.
- Господи, Симочка, ты опять за старое. Никто никогда тебя не сдаст ни в какую богадельню. Мы может, только на твое пособие и будем жить, когда приедем, - пыталась отшучиваться невестка, сильно надеясь, что это останется шуткой. Никто ведь не знал, как оно там.
Пять лет спустя, разбирая наконец-то ящик с отправленным и не самым, как оказалось, нужным добром, Верочка уже не плакала над потерянными акварелями. Их вытряхнули еще тогда, на таможенном досмотре в Москве и не дали забрать с собой. Культурные ценности руки неизвестного мастера, так-то.
А вволю налюбовавшись Верочкиными слезами по изъятым акварелям и даже немного засмущавшись доставленным горем хорошенькой большеглазой девице, таможенники уже не сильно дотошно ковыряли родительские альбомы с фотографиями и Симочкины валенки с пледами ручной вязки.
А сейчас Верочка сидела возле полупустого ящика с валенками в руках и смеялась. Конечно, про них забыли еще до того, как добрались до места. Они были забавной шуткой из тягучего прошлого.
- Симочка, смотри, что я нашла, - искрясь молодостью и ровными зубами жизнерадостно вопила Верочка, скатываясь с лестницы и предъявляя бабушке артефакт из прошлого.
- Ох, точно, вот куда я их положила, дурья башка! - счастливо выдохнула Симочка и засмеялась молодым колокольчиком.
Выхватив из рук внучки валенки она начала остервенело выдергивать из них скомканную советскую газету пятилетней давности. Родственники, собравшиеся вокруг, с опаской поглядывали на разошедшуюся старушку.
И тут, под радостный клекот божьего одуванчика на стол стали выпадать медали. Их было пять штук. С налетом времени и запахом старого войлока. Медали Симочкиного отца, царского железнодорожника, с которыми она не смогла расстаться.
Сын с невесткой слиняли с лица и шеи. Сейчас, задним числом, они вдруг осознали, каким чудом избежали тогда провала всей эмиграции. Если бы медали нашли при проверке багажа, канализационным люком накрыло бы всех.
- Симочка, как же ты могла? - только и смогла выдавить невестка.
- А что мне оставалось делать? Оставить их? К тому же, я иголок напихала в газету. Вот! - и Симочка показала исколотые старческие пальцы, на которых выступили мелкие красные крапины.
- С валенками-то что будем делать? - устало выдохнул сын.
- Носить! Я их буду носить. И попробуйте только выкинуть этот шикарный кофр для медалей! Мало ли, чего в жизни еще случится!