val000
in
nad_suetoi
Мария Магдалина о первой встрече
От deilf
(Джебран Халиль Джебран; перевод Игоря Сивака)
Был месяц июнь, когда я встретила Его впервые. Он шёл по пшеничному полю, а я со своими служанками проходила мимо. И Он был один.
Ритм Его шагов был не таким как у других людей, и ничего подобного движению Его тела не видела я прежде.
Люди не ступают так по земле. Я и теперь не знаю, медленно Он шёл или быстро.
Мои служанки стали показывать на Него пальцами и украдкой шептаться друг с дружкой. И я придержала на мгновение свои шаги и подняла руку, чтобы поприветствовать Его. Но Он не обернулся, и даже не взглянул на меня. И я возненавидела Его. Меня словно втолкнули обратно, и я похолодела так, как будто меня занесло снегом.
В ту ночь я видела Его во сне. Потом мне сказали, что я кричала и металась на ложе.
Был месяц август, когда я увидела Его снова, из окна. Он сидел в тени кипариса в дальнем конце моего сада и был так неподвижен, словно был высечен из камня, точно как те статуи в Антиохии и других городах Северной Страны.
И моя рабыня, египтянка, подошла ко мне и сказала: «Этот мужчина снова здесь. Он сидит в дальнем конце вашего сада».
И я взглянула на Него, и моя душа затрепетала во мне, ибо Он был прекрасен.
Его тело было гармоничным единством, казалось, каждая его часть пребывает в любви и согласии с любой другой частью.
Я облеклась в наряд из Дамаска, вышла из дому и направилась к Нему.
Было ли это моё одиночество, или же исходящее от Него благоухание было тем, что влекло меня к Нему? Были ли это голод в моём томящимся по прекрасному взгляде, или же Его красота, ищущая света в моих глазах?
Я и теперь не знаю.
Я шла к Нему в своём надушенном одеянии и в позолоченных сандалиях, подаренных мне римским офицером, - да, в тех самых. И, приблизившись к Нему, я сказала:
- Доброго утра тебе!
И Он ответил:
- Доброго утра тебе, Мириам!
И он взглянул на меня, и Его глаза-ночи увидели меня, как не видел меня ни один мужчина. И я вдруг почувствовала себя нагой и устыдилась.
А ведь Он только и сказал: «Доброго утра тебе».
И потом я спросила Его: «Не войдёшь ли ты в мой дом?»
И Он ответил: «Разве я уже не в твоём доме?»
Тогда я не поняла, что Он имеет в виду, но теперь я знаю.
И я спросила: «Не разделишь ли со мной вино и хлеб?»
И Он ответил: «Да, Мириам, но не сейчас».
НЕ СЕЙЧАС, НЕ СЕЙЧАС, - так он сказал. И голос моря был в тех двух словах, и голос ветра и деревьев. И когда Он говорил мне эти слова - жизнь говорила смерти.
О да, мой друг, я была мертва. Я была женщиной, отъединённой от своей души. Я жила отдельно от той сущности, которую вы видите сейчас. Я принадлежала всем мужчинам, и не принадлежала никому. Они называли меня блудницей, и женщиной, одержимой семью демонами. Меня проклинали, и мне завидовали.
Но когда его глаза-рассветы заглянули в мои глаза, все звёзды моей ночи померкли, и я стала Мириам, просто Мириам, женщиной, потерянной для всего земного, прежде известного ей, и обретающей себя в новых краях.
И снова я обратилась к Нему: «Войди в мой дом и раздели со мной хлеб и вино».
И он ответил: «Почему ты просишь меня стать твоим гостем?»
И я сказала: «Я прошу тебя войти в мой дом». И всё, что было во мне от земли, и всё, что было во мне от небес, взывало к Нему.
Тогда Он взглянул на меня, и полдень Его глаз осиял меня, и Он сказал: «У тебя много возлюбленных, но только я один люблю тебя. Другие любят себя в близости с тобой. Я же люблю тебя в твоей сущности. Другие видят в тебе красоту, которая поблекнет раньше, нежели их собственные годы. Я же вижу в тебе красоту, которая не увянет. И когда наступит осень твоих дней, эта красота не побоится взглянуть на себя в зеркало, и она никогда не прейдёт. Я один люблю незримое в тебе».
Затем он сказал тихо: «Теперь ступай. Если этот кипарис твой, и ты не хочешь, чтобы я сидел в его тени, я пойду своей дорогой».
И я вскричала: «Учитель, войди в мой дом. Я воскурю для тебя благовония, и приготовлю серебряный сосуд, чтобы омыть твои ноги. Ты - и чужой мне, и всё же не чужой. Молю тебя, войди в мой дом».
Тогда Он встал и посмотрел на меня так, как времена года глядели бы на поле, и улыбнулся. А потом снова сказал: «Все любят тебя во имя самих себя. Я же люблю тебя во имя тебя самой».
И Он ушёл.
Ни один другой человек не шёл когда-либо так, как шёл Он. Было ли это дыхание, рождённое в моём саду, и направившееся к востоку? Или же это была буря, способная сотрясти всё до самого основания?
Я не знаю, но в тот день закат Его глаз убил во мне дракона, и я стала женщиной, я стала Мириам, Мириам из Мигдал-Эля.
* Оригинальный пост
(Картина Эдуарда Анищенкова chiften59 )
Содержание
(Джебран Халиль Джебран; перевод Игоря Сивака)
Был месяц июнь, когда я встретила Его впервые. Он шёл по пшеничному полю, а я со своими служанками проходила мимо. И Он был один.
Ритм Его шагов был не таким как у других людей, и ничего подобного движению Его тела не видела я прежде.
Люди не ступают так по земле. Я и теперь не знаю, медленно Он шёл или быстро.
Мои служанки стали показывать на Него пальцами и украдкой шептаться друг с дружкой. И я придержала на мгновение свои шаги и подняла руку, чтобы поприветствовать Его. Но Он не обернулся, и даже не взглянул на меня. И я возненавидела Его. Меня словно втолкнули обратно, и я похолодела так, как будто меня занесло снегом.
В ту ночь я видела Его во сне. Потом мне сказали, что я кричала и металась на ложе.
Был месяц август, когда я увидела Его снова, из окна. Он сидел в тени кипариса в дальнем конце моего сада и был так неподвижен, словно был высечен из камня, точно как те статуи в Антиохии и других городах Северной Страны.
И моя рабыня, египтянка, подошла ко мне и сказала: «Этот мужчина снова здесь. Он сидит в дальнем конце вашего сада».
И я взглянула на Него, и моя душа затрепетала во мне, ибо Он был прекрасен.
Его тело было гармоничным единством, казалось, каждая его часть пребывает в любви и согласии с любой другой частью.
Я облеклась в наряд из Дамаска, вышла из дому и направилась к Нему.
Было ли это моё одиночество, или же исходящее от Него благоухание было тем, что влекло меня к Нему? Были ли это голод в моём томящимся по прекрасному взгляде, или же Его красота, ищущая света в моих глазах?
Я и теперь не знаю.
Я шла к Нему в своём надушенном одеянии и в позолоченных сандалиях, подаренных мне римским офицером, - да, в тех самых. И, приблизившись к Нему, я сказала:
- Доброго утра тебе!
И Он ответил:
- Доброго утра тебе, Мириам!
И он взглянул на меня, и Его глаза-ночи увидели меня, как не видел меня ни один мужчина. И я вдруг почувствовала себя нагой и устыдилась.
А ведь Он только и сказал: «Доброго утра тебе».
И потом я спросила Его: «Не войдёшь ли ты в мой дом?»
И Он ответил: «Разве я уже не в твоём доме?»
Тогда я не поняла, что Он имеет в виду, но теперь я знаю.
И я спросила: «Не разделишь ли со мной вино и хлеб?»
И Он ответил: «Да, Мириам, но не сейчас».
НЕ СЕЙЧАС, НЕ СЕЙЧАС, - так он сказал. И голос моря был в тех двух словах, и голос ветра и деревьев. И когда Он говорил мне эти слова - жизнь говорила смерти.
О да, мой друг, я была мертва. Я была женщиной, отъединённой от своей души. Я жила отдельно от той сущности, которую вы видите сейчас. Я принадлежала всем мужчинам, и не принадлежала никому. Они называли меня блудницей, и женщиной, одержимой семью демонами. Меня проклинали, и мне завидовали.
Но когда его глаза-рассветы заглянули в мои глаза, все звёзды моей ночи померкли, и я стала Мириам, просто Мириам, женщиной, потерянной для всего земного, прежде известного ей, и обретающей себя в новых краях.
И снова я обратилась к Нему: «Войди в мой дом и раздели со мной хлеб и вино».
И он ответил: «Почему ты просишь меня стать твоим гостем?»
И я сказала: «Я прошу тебя войти в мой дом». И всё, что было во мне от земли, и всё, что было во мне от небес, взывало к Нему.
Тогда Он взглянул на меня, и полдень Его глаз осиял меня, и Он сказал: «У тебя много возлюбленных, но только я один люблю тебя. Другие любят себя в близости с тобой. Я же люблю тебя в твоей сущности. Другие видят в тебе красоту, которая поблекнет раньше, нежели их собственные годы. Я же вижу в тебе красоту, которая не увянет. И когда наступит осень твоих дней, эта красота не побоится взглянуть на себя в зеркало, и она никогда не прейдёт. Я один люблю незримое в тебе».
Затем он сказал тихо: «Теперь ступай. Если этот кипарис твой, и ты не хочешь, чтобы я сидел в его тени, я пойду своей дорогой».
И я вскричала: «Учитель, войди в мой дом. Я воскурю для тебя благовония, и приготовлю серебряный сосуд, чтобы омыть твои ноги. Ты - и чужой мне, и всё же не чужой. Молю тебя, войди в мой дом».
Тогда Он встал и посмотрел на меня так, как времена года глядели бы на поле, и улыбнулся. А потом снова сказал: «Все любят тебя во имя самих себя. Я же люблю тебя во имя тебя самой».
И Он ушёл.
Ни один другой человек не шёл когда-либо так, как шёл Он. Было ли это дыхание, рождённое в моём саду, и направившееся к востоку? Или же это была буря, способная сотрясти всё до самого основания?
Я не знаю, но в тот день закат Его глаз убил во мне дракона, и я стала женщиной, я стала Мириам, Мириам из Мигдал-Эля.
* Оригинальный пост
(Картина Эдуарда Анищенкова chiften59 )
Содержание