Люди и судьбы: удивительная история Яна Виткевича, первого русского посланника в Кабуле...
...на самом деле, если бы вдруг кто-то на ролевую игру подал такую квенту - я бы, наверное, первым делом сказала "долой такую развесистую клюкву". А между тем - в очередной раз приходится убедиться, что это совершенно подлинная биография, из серии "нарочно не придумаешь". История же настолько удивительная, что в советское время по ее мотивам то Юлиан Семенов, то Валентин Пикуль повести и рассказы писали, и даже кино снимали.
Собственно говоря, начать эту историю следует с государственного деятеля Н.Н.Новосильцева, который в 1823 году в должности негласного советника Великого Князя Константина Павловича внезапно решил затеять фактически первый крупный политический судебный процесс в Российской империи. Эта история богата красками, но в целом суть проблемы сводилась к следующему: как известно, молодой император Александр I вначале своего царствования собрал вокруг себя "либеральный" кружок своих друзей, с которыми обсуждал в числе прочего различные будущие конституционные проекты, среди этих друзей были Новосильцев, князь Адам Чарторыйский и другие. С тех пор реформаторский пыл Александра Павловича изрядно поугас, а друзья юности оказались на разных должностях, в частности Новосильцев, как я уже сказала - при Константине Павловиче, а Чарторыйский был назначен попечителем Виленского университета - старейшего университета на территории империи - и Виленского учебного округа. И Новосильцеву страшно хотелось бывшего "друга юности" как-нибудь на этом посту подсидеть и спихнуть подальше. Диспозиция была не самая простая: Адам Чарторыйский - один из самых знатных и богатых людей в империи, представитель древнейшего магнатского рода, а Новосильцев против него - в сущности, никто, выскочка и карьерист. Александр I в первое время благоволил (или делал вид, что благоволит) бывшей польской аристократии и представляемой ими культуре. Требовалось срочно найти крамолу в университете и учебном округе. О личности Новосильцева дурно отзываются практически все современники и мемуаристы, даже совершенно лояльные к власти: доносчик, взяточник и казнокрад, бабник и пьяница, Новосильцева боялись и ненавидели.
Николай Николаевич Новосильцев (1761-1838) - государственный деятель Российской империи, впоследствии председатель кабинета Министров и Государственного совета.
Новосильцеву повезло: в один непрекрасный день в одной из гимназий Виленского учебного округа некий восторженный старшеклассник (как потом выяснилось, Ян Молесон - сын директора этой самой гимназии, "протестантского вероисповедания") написал мелом на школьной доске: "Да здравствует конституция 3 мая!"
Немедленно последовал донос. Дело завертелось, вскоре было арестовано более сотни человек - студентов и выпускников Виленского университета, гимназистов, преподавателей. О подробностях процесса филаретов и филоматов - именно так назывались студенческие организации в Виленском университете - я когда-нибудь напишу отдельно, по уровню идиотизма этот судебный фарс едва ли не превзошел даже более поздние крупные политические процессы. О судьбах же бывших филоматов, которых впоследствии разбросало по городам и странам - от Чили до Монголии, можно писать сотни романов.
Здесь же нам пока интересно, что вместе с непосредственно филоматами - студентами и выпускниками университета - под раздачу попали почти дети, участники гимназических кружков. Причем если сами филоматы в основном отделались относительно мягкими наказаниями, по большей части - высылкой на службу во внутренние губернии, то с гимназистами почему-то поступили гораздо жестче: кто-то из них оказался на сибирской каторге, кто-то - в солдатчине на Оренбургской линии. Рассказывают, что когда заплаканная мамаша одного из осужденных гимназистов обратилась с прошением лично к Александру I, в котором указывала, что ее сыну 14 лет и "что делать в солдатах такому мальчику?", император лично милостиво ответил: "Ваш сын может быть флейтистом, сударыня".
Известно, что во время следствия применялись телесные наказания. Обвинения доходили до совершеннейшего абсурда - так, тот самый сын директора гимназии Ян Молесон, с которого началась вся история, и его одноклассник Тир (в других источниках - Тюр), обвиненные ни много ни мало в организации покушения на Великого Князя, под воздействием примененных к подросткам розог сознались в том, что они и в самом деле собирались убить Константина Павловича "на станции, при перемене лошадей", и держали для этой цели два двуствольных заряженных пистолета. Молесон признался, что страшное решение убить брата царя принял, когда узнал, что по приказанию Константина Павловича «в Вильно терзают студентов». После этого Молесон сообщил следствию: «К тому же нам обоим жизнь и без того надоела, потому что я влюблен в сестру Тира, а Тир в мою, без взаимной любви с их стороны». Молесон и Тир были приговорены военным судом к смертной казни, замененной пожизненной каторгой в Забайкалье - после чего след этих подростков затерялся (с вероятностью, после длительного выяснения судьбы "потерявшегося" Гродецкого, я могу предположить, что если следов осужденных не нашлось в сибирской каторге и нет никаких документов - то скорее всего, они до Сибири не доехали, погибли где-нибудь раньше на пересылке или в тюрьме, таких историй тоже больше одной - РД)
Еще одной гимназическая организация существовала в г.Крожи Ковенской губернии, она называлась "Черные братья". Именно в этой организации состоял Ян Виткевич - выходец из старинного, но обедневшего шляхетского семейства. "Черные братья" были похожи на все подобные тайные организации этой формации - здесь, как и в Обществе филоматов, и в "Обществе соединных славян" до его соединения с Южным обществом, рассуждалось в первую очередь о народном просвещении и нравственном самоусовершенствовании. 14-летний гимназист Ян Виткевич как политический преступник был предан военному суду и по личной конфирмации цесаревича Константина Павловича от 23 февраля 1823 года его отправили в отдельный Оренбургский корпус рядовым с лишением дворянства. Здесь выяснилось, что подросток невероятно одарен к иностранным языкам: еще раньше он владел, кроме родного, также русским, немецким и французским. Оказавшись в уральской степи, юноша самоучкой выучил персидский (фарси), а общаясь с коренным населением, овладел различными тюркскими языками - казахским, киргизским, узбекским и др. Судя по всему, Виткевич в эти первые годы мечтал вырваться из ссылки и пытался посоветоваться с каким-то старшим и доброжелательным человеком. Лишь спустя шесть лет судьба послала ему встречу со знаменитым немецким ученым и путешественником А.Гумбольдтом, который как раз в эти годы совершал свое путешествие по России. После встречи и разговора Гумбольдта с Виткевичем путешественник пригласил юношу, как знатока казахского языка и обычаев, сопровождать Гумбольдта в его поездках по степи и добился того, что ссыльному солдату было дано разрешение на эти поездки.
Александр фон Гумбольдт (1769 - 1859), немецкий ученый и путешественник, в 1829 году совершил путешествие по России, Уралу и части Казахстана
Виткевич много рассказывал Гумбольдту об условиях жизни казахов, об их внутренних взаимоотношениях и отношениях с пограничной администрацией. Выбрав момент, юноша поделился с Гумбольдтом своим сокровенным желанием бегства из ссылки через Среднюю Азию. Другой ссыльный, осужденный вместе с Виткевичем бывший гимназист А.Песляк, находившийся в солдатах в соседнем гарнизоне, вспоминал: "Провожая Гумбольдта на Губерлинские горы, Виткевич воспользовался этим обстоятельством и открыл ему свое намерение пробраться через Среднюю Азию и английские колонии вместе со мною... Для исполнения этого плана в киргизской степи были выставлены лошади; я был посвящен в план бегства, но не согласился на него и убедил Виткевича оставить это намерение и с терпением дожидаться лучшей участи..." Сам же Гумбольдт впоследствии в своих записках о Центральной Азии, прекрасно отзываясь о Виткевиче, писал тем не менее о его затее с побегом как о "прискорбной авантюре".
Таким образом, побег не состоялся. По приезде в Петербург А.Гумбольдт дважды обращался лично к Николаю I (на дворе шел уже 1829 год) с просьбой облегчить участь ссыльных на Оренбургской линии, восторженно отзываясь об их образованности и уме. В повторном своем прошении Гумбольдт писал: "В поданном мною прошении я испрашивал монаршей милости о производстве в унтер-офицеры... состоящих в крепостях: в Орске - Ивана Виткевича, в Верхне-Уральской - Елисея Песляка и в Троицкой - Виктора Ивашкевича. Государю императору угодно было объяснить мне, что участь их будет облегчена. Сверх всего осмеливаюсь я еще испрашивать милость о прикомандировании Виткевича, который имеет много познаний, успел выучиться киргизскому и персидскому языкам и любим своими начальниками, к учрежденной в Оренбурге пограничной комиссии..."
Ходатайство Гумбольдта помогло Виткевичу перейти на службу в пограничную комиссию, мысль же о побеге на какое-то время была оставлена.
Продолжение: http://naiwen.livejournal.com/1207584.html
Собственно говоря, начать эту историю следует с государственного деятеля Н.Н.Новосильцева, который в 1823 году в должности негласного советника Великого Князя Константина Павловича внезапно решил затеять фактически первый крупный политический судебный процесс в Российской империи. Эта история богата красками, но в целом суть проблемы сводилась к следующему: как известно, молодой император Александр I вначале своего царствования собрал вокруг себя "либеральный" кружок своих друзей, с которыми обсуждал в числе прочего различные будущие конституционные проекты, среди этих друзей были Новосильцев, князь Адам Чарторыйский и другие. С тех пор реформаторский пыл Александра Павловича изрядно поугас, а друзья юности оказались на разных должностях, в частности Новосильцев, как я уже сказала - при Константине Павловиче, а Чарторыйский был назначен попечителем Виленского университета - старейшего университета на территории империи - и Виленского учебного округа. И Новосильцеву страшно хотелось бывшего "друга юности" как-нибудь на этом посту подсидеть и спихнуть подальше. Диспозиция была не самая простая: Адам Чарторыйский - один из самых знатных и богатых людей в империи, представитель древнейшего магнатского рода, а Новосильцев против него - в сущности, никто, выскочка и карьерист. Александр I в первое время благоволил (или делал вид, что благоволит) бывшей польской аристократии и представляемой ими культуре. Требовалось срочно найти крамолу в университете и учебном округе. О личности Новосильцева дурно отзываются практически все современники и мемуаристы, даже совершенно лояльные к власти: доносчик, взяточник и казнокрад, бабник и пьяница, Новосильцева боялись и ненавидели.
Николай Николаевич Новосильцев (1761-1838) - государственный деятель Российской империи, впоследствии председатель кабинета Министров и Государственного совета.
Новосильцеву повезло: в один непрекрасный день в одной из гимназий Виленского учебного округа некий восторженный старшеклассник (как потом выяснилось, Ян Молесон - сын директора этой самой гимназии, "протестантского вероисповедания") написал мелом на школьной доске: "Да здравствует конституция 3 мая!"
Немедленно последовал донос. Дело завертелось, вскоре было арестовано более сотни человек - студентов и выпускников Виленского университета, гимназистов, преподавателей. О подробностях процесса филаретов и филоматов - именно так назывались студенческие организации в Виленском университете - я когда-нибудь напишу отдельно, по уровню идиотизма этот судебный фарс едва ли не превзошел даже более поздние крупные политические процессы. О судьбах же бывших филоматов, которых впоследствии разбросало по городам и странам - от Чили до Монголии, можно писать сотни романов.
Здесь же нам пока интересно, что вместе с непосредственно филоматами - студентами и выпускниками университета - под раздачу попали почти дети, участники гимназических кружков. Причем если сами филоматы в основном отделались относительно мягкими наказаниями, по большей части - высылкой на службу во внутренние губернии, то с гимназистами почему-то поступили гораздо жестче: кто-то из них оказался на сибирской каторге, кто-то - в солдатчине на Оренбургской линии. Рассказывают, что когда заплаканная мамаша одного из осужденных гимназистов обратилась с прошением лично к Александру I, в котором указывала, что ее сыну 14 лет и "что делать в солдатах такому мальчику?", император лично милостиво ответил: "Ваш сын может быть флейтистом, сударыня".
Известно, что во время следствия применялись телесные наказания. Обвинения доходили до совершеннейшего абсурда - так, тот самый сын директора гимназии Ян Молесон, с которого началась вся история, и его одноклассник Тир (в других источниках - Тюр), обвиненные ни много ни мало в организации покушения на Великого Князя, под воздействием примененных к подросткам розог сознались в том, что они и в самом деле собирались убить Константина Павловича "на станции, при перемене лошадей", и держали для этой цели два двуствольных заряженных пистолета. Молесон признался, что страшное решение убить брата царя принял, когда узнал, что по приказанию Константина Павловича «в Вильно терзают студентов». После этого Молесон сообщил следствию: «К тому же нам обоим жизнь и без того надоела, потому что я влюблен в сестру Тира, а Тир в мою, без взаимной любви с их стороны». Молесон и Тир были приговорены военным судом к смертной казни, замененной пожизненной каторгой в Забайкалье - после чего след этих подростков затерялся (с вероятностью, после длительного выяснения судьбы "потерявшегося" Гродецкого, я могу предположить, что если следов осужденных не нашлось в сибирской каторге и нет никаких документов - то скорее всего, они до Сибири не доехали, погибли где-нибудь раньше на пересылке или в тюрьме, таких историй тоже больше одной - РД)
Еще одной гимназическая организация существовала в г.Крожи Ковенской губернии, она называлась "Черные братья". Именно в этой организации состоял Ян Виткевич - выходец из старинного, но обедневшего шляхетского семейства. "Черные братья" были похожи на все подобные тайные организации этой формации - здесь, как и в Обществе филоматов, и в "Обществе соединных славян" до его соединения с Южным обществом, рассуждалось в первую очередь о народном просвещении и нравственном самоусовершенствовании. 14-летний гимназист Ян Виткевич как политический преступник был предан военному суду и по личной конфирмации цесаревича Константина Павловича от 23 февраля 1823 года его отправили в отдельный Оренбургский корпус рядовым с лишением дворянства. Здесь выяснилось, что подросток невероятно одарен к иностранным языкам: еще раньше он владел, кроме родного, также русским, немецким и французским. Оказавшись в уральской степи, юноша самоучкой выучил персидский (фарси), а общаясь с коренным населением, овладел различными тюркскими языками - казахским, киргизским, узбекским и др. Судя по всему, Виткевич в эти первые годы мечтал вырваться из ссылки и пытался посоветоваться с каким-то старшим и доброжелательным человеком. Лишь спустя шесть лет судьба послала ему встречу со знаменитым немецким ученым и путешественником А.Гумбольдтом, который как раз в эти годы совершал свое путешествие по России. После встречи и разговора Гумбольдта с Виткевичем путешественник пригласил юношу, как знатока казахского языка и обычаев, сопровождать Гумбольдта в его поездках по степи и добился того, что ссыльному солдату было дано разрешение на эти поездки.
Александр фон Гумбольдт (1769 - 1859), немецкий ученый и путешественник, в 1829 году совершил путешествие по России, Уралу и части Казахстана
Виткевич много рассказывал Гумбольдту об условиях жизни казахов, об их внутренних взаимоотношениях и отношениях с пограничной администрацией. Выбрав момент, юноша поделился с Гумбольдтом своим сокровенным желанием бегства из ссылки через Среднюю Азию. Другой ссыльный, осужденный вместе с Виткевичем бывший гимназист А.Песляк, находившийся в солдатах в соседнем гарнизоне, вспоминал: "Провожая Гумбольдта на Губерлинские горы, Виткевич воспользовался этим обстоятельством и открыл ему свое намерение пробраться через Среднюю Азию и английские колонии вместе со мною... Для исполнения этого плана в киргизской степи были выставлены лошади; я был посвящен в план бегства, но не согласился на него и убедил Виткевича оставить это намерение и с терпением дожидаться лучшей участи..." Сам же Гумбольдт впоследствии в своих записках о Центральной Азии, прекрасно отзываясь о Виткевиче, писал тем не менее о его затее с побегом как о "прискорбной авантюре".
Таким образом, побег не состоялся. По приезде в Петербург А.Гумбольдт дважды обращался лично к Николаю I (на дворе шел уже 1829 год) с просьбой облегчить участь ссыльных на Оренбургской линии, восторженно отзываясь об их образованности и уме. В повторном своем прошении Гумбольдт писал: "В поданном мною прошении я испрашивал монаршей милости о производстве в унтер-офицеры... состоящих в крепостях: в Орске - Ивана Виткевича, в Верхне-Уральской - Елисея Песляка и в Троицкой - Виктора Ивашкевича. Государю императору угодно было объяснить мне, что участь их будет облегчена. Сверх всего осмеливаюсь я еще испрашивать милость о прикомандировании Виткевича, который имеет много познаний, успел выучиться киргизскому и персидскому языкам и любим своими начальниками, к учрежденной в Оренбурге пограничной комиссии..."
Ходатайство Гумбольдта помогло Виткевичу перейти на службу в пограничную комиссию, мысль же о побеге на какое-то время была оставлена.
Продолжение: http://naiwen.livejournal.com/1207584.html