Большинство и меньшинство... (окончание)
Прежде, чем перейти к финальному диспуту между большинством и меньшинством, сделаю еще несколько пометок.
Обращает внимание, что именно прудонисты, два десятка человек, фактически тащат на себе почти все городское хозяйство (в Париже того времени около 2 миллионов жителей, с учетом потерь в войне и бегства части населения в Версаль - около 1,5 миллиона, по тогдашним временам - гигантский мегаполис). Именно прудонисты плотно оккупируют комиссии финансов, труда, торговли, снабжения, городских коммунальных служб - в то время, как суровые ребята-бланкисты столь же плотно оккупируют, так сказать, "силовые структуры" (комиссию общественной безопасности, прокуратору etc.)
Конечно, бардака там воз и маленькая тележка, но... собственно говоря, если принять во внимание абсолютно экстремальные обстоятельства, в которых этим двадцати, у которых нет практически никакого реального управленческого опыта, приходится управлять городом (война, две осады, бегство почти всех городских чиновников в Версаль, вывоз документации, саботаж и др.) - я бы сказала, что они справляются не просто пристойно, а даже очень хорошо. Они за два месяца не довели город до массового голода, инфляции, разгула преступности, народных бунтов, эпидемий, аварий; у них функционируют почта, телеграф, госпиталя, коммунальные службы - вообще говоря, это круто. И работают эти двадцать человек натурально на износ, продлись этот бардак чуть дольше - уже началось бы как минимум профессиональное выгорание и проблемы со здоровьем (люди, конечно, в основном молодые, но самому старому дедушке 78 лет, и дедушка тоже пашет, как трактор).
(Другой момент: я когда начала читать материалы, я за пару недель выучила все это прудонистское меньшинство поименно. И про каждого могу хоть что-нибудь рассказать. Для сравнения, из якобинско-бланкистского большинства выделяются 5-7 человек, которые "с лица необщим выраженьем". А кто все остальные, еще человек 40-45? Фиг его знает, кто все эти люди, какая-то безымянная масса, но они же голосуют, черт возьми).
В общем, возвращаюсь к самому сюжету. Версаль на пороге, Версаль не стесняется.
Бланкисты и примкнувшие к ним якобинцы (интересно, что социалисты-бланкисты объединяются не с социалистами-прудонистами, а с несоциалистами-якобинцами; объединяет их принятие жестких мер и авторитарного управления) говорят: с волками жить - по волчьи выть. Они жестоки - мы должны быть вдвое жестокими. Они нас убивают - мы тоже будем убивать. Мы не упыри и не сволочи, но иначе мы их не остановим.
Прудонисты: а как же наши высокие моральные принципы?
Бланкисты и компания: а что толку от ваших моральных принципов, если нас с этими прекрасными принципами завтра раздавят к чертовой матери? Сначала надо выжить, победить, а тогда уж и о принципах подумать.
Прудонисты: а нафиг нам такая победа, если она похерит все наши принципы? Кому нужна эта победа на крови и насилии? Разве легче станет народу? Какую свободу вы принесете рабочему, какую свободу вы принесете учителю, какую свободу вы принесете торговцу, заменив одного эксплуататора и насильника на нового?
Бланкисты и компания: Ааа, вы изменники, предатели, трусы, вы пытаетесь снять с себя ответственность за непопулярные меры, вы хотите остаться с чистенькими руками! Пусть пачкаются другие, да?!
Прудонисты: пожалуйста, не пачкайтесь, кто же вас заставляет?
Бланкисты и компания: но мы завтра проиграем!
Прудонисты: но мы оставим моральный пример потомкам!
Бланкисты и компания: ааа, потомкам! Да вся эта кровь падет и на вашу голову. Пока вы тут разводили два месяца розовые сопли, крови пролилось гораздо больше, и это по вашей вине.
Ну и так далее. Бланкисты и якобинцы голосуют за чрезвычайные меры: за создание авторитарного Комитета Общественного спасения (само название какбэ намекает), наделенного особыми полномочиями. Вот советская историография утверждает, что они создали этот комитет слишком поздно, когда Версаль уже изрядно окреп, нарастил силы и военная победа уже технически была невозможно. Вот создали бы на месячишко пораньше и сразу двинулись на Версаль - тогда бы, глядишь...
Ну, в общем, они его создали поздно. И способствовал этот новый Комитет только усилению бардака. В том числе и потому, что не только якобинцы, но даже и бланкисты были гораздо грознее на словах, чем на деле.
А прудонисты люто, бешено протестовали. В конце концов два десятка прудонистов, один бакунист - Бенуа Малон и внезапно примкнувший к ним бланкист Гюстав Тридон (у него последняя стадия чахотки, он умеет бежать вв Швейцарию и умрет там спустя несколько месяцев после поражения) - подписали исторический документ, известный как "декларация меньшинства". В нем они решительно заявляли, что протестуя против политики Комитета Общественного Спасения, они отказываются в дальнейшем принимать участие в общих заседаниях Коммуны и собираются в дальнейшем заняться исключительно местной муниципальной работой в избравших их округах. Интересно помимо прочего, как они мотивировали свой протест: у них в первую очередь звучит не про авторитарную власть и насилие (это проговорено, это есть в других документах и это обсуждалось). Главная мысль в "декларации меньшинства": мы против безответственности. Мы, свободные граждане, отвечаем перед своими избирателями и мы не согласны перекладывать свою ответственность на какой-то там комитет, за который наши избиратели не голосовали. Офигенная логика, да?
Ну, что тут началось: предатели, сволочи, версальские агенты!
К этому времени и святые прудонисты потихоньку начали огрызаться - мол, за оскорбление ответите.
Почти дошло до ареста диссидентов: прокурор, бланкист Риго уже заготовил ордера на аресты, но старый якобинец Шарль Делеклюз, пользовавшийся безусловным моральным авторитетом у всех фракций, заявил "ребята, давайте жить дружно и не устраивать тут публичную разборку на потеху только версальцам". И его, удивительное дело, обе стороны послушались.
Пристыженные бланкисты спрятали до лучших времен ордера на аресты, а пристыженные прудонисты явились на очередное заседание. Это заседание оказалось, кажется, предпоследним.
... А потом в Париж пришел Версаль. А потом большинство и меньшинство вместе сражалось на баррикадах (прудонист Верморель, встретив бланкиста Ферре на баррикаде: "Видишь, меньшинство тоже умеет умирать"). А версальцы расстреливали и ссылали, не разбирая фракций.
Обращает внимание, что именно прудонисты, два десятка человек, фактически тащат на себе почти все городское хозяйство (в Париже того времени около 2 миллионов жителей, с учетом потерь в войне и бегства части населения в Версаль - около 1,5 миллиона, по тогдашним временам - гигантский мегаполис). Именно прудонисты плотно оккупируют комиссии финансов, труда, торговли, снабжения, городских коммунальных служб - в то время, как суровые ребята-бланкисты столь же плотно оккупируют, так сказать, "силовые структуры" (комиссию общественной безопасности, прокуратору etc.)
Конечно, бардака там воз и маленькая тележка, но... собственно говоря, если принять во внимание абсолютно экстремальные обстоятельства, в которых этим двадцати, у которых нет практически никакого реального управленческого опыта, приходится управлять городом (война, две осады, бегство почти всех городских чиновников в Версаль, вывоз документации, саботаж и др.) - я бы сказала, что они справляются не просто пристойно, а даже очень хорошо. Они за два месяца не довели город до массового голода, инфляции, разгула преступности, народных бунтов, эпидемий, аварий; у них функционируют почта, телеграф, госпиталя, коммунальные службы - вообще говоря, это круто. И работают эти двадцать человек натурально на износ, продлись этот бардак чуть дольше - уже началось бы как минимум профессиональное выгорание и проблемы со здоровьем (люди, конечно, в основном молодые, но самому старому дедушке 78 лет, и дедушка тоже пашет, как трактор).
(Другой момент: я когда начала читать материалы, я за пару недель выучила все это прудонистское меньшинство поименно. И про каждого могу хоть что-нибудь рассказать. Для сравнения, из якобинско-бланкистского большинства выделяются 5-7 человек, которые "с лица необщим выраженьем". А кто все остальные, еще человек 40-45? Фиг его знает, кто все эти люди, какая-то безымянная масса, но они же голосуют, черт возьми).
В общем, возвращаюсь к самому сюжету. Версаль на пороге, Версаль не стесняется.
Бланкисты и примкнувшие к ним якобинцы (интересно, что социалисты-бланкисты объединяются не с социалистами-прудонистами, а с несоциалистами-якобинцами; объединяет их принятие жестких мер и авторитарного управления) говорят: с волками жить - по волчьи выть. Они жестоки - мы должны быть вдвое жестокими. Они нас убивают - мы тоже будем убивать. Мы не упыри и не сволочи, но иначе мы их не остановим.
Прудонисты: а как же наши высокие моральные принципы?
Бланкисты и компания: а что толку от ваших моральных принципов, если нас с этими прекрасными принципами завтра раздавят к чертовой матери? Сначала надо выжить, победить, а тогда уж и о принципах подумать.
Прудонисты: а нафиг нам такая победа, если она похерит все наши принципы? Кому нужна эта победа на крови и насилии? Разве легче станет народу? Какую свободу вы принесете рабочему, какую свободу вы принесете учителю, какую свободу вы принесете торговцу, заменив одного эксплуататора и насильника на нового?
Бланкисты и компания: Ааа, вы изменники, предатели, трусы, вы пытаетесь снять с себя ответственность за непопулярные меры, вы хотите остаться с чистенькими руками! Пусть пачкаются другие, да?!
Прудонисты: пожалуйста, не пачкайтесь, кто же вас заставляет?
Бланкисты и компания: но мы завтра проиграем!
Прудонисты: но мы оставим моральный пример потомкам!
Бланкисты и компания: ааа, потомкам! Да вся эта кровь падет и на вашу голову. Пока вы тут разводили два месяца розовые сопли, крови пролилось гораздо больше, и это по вашей вине.
Ну и так далее. Бланкисты и якобинцы голосуют за чрезвычайные меры: за создание авторитарного Комитета Общественного спасения (само название какбэ намекает), наделенного особыми полномочиями. Вот советская историография утверждает, что они создали этот комитет слишком поздно, когда Версаль уже изрядно окреп, нарастил силы и военная победа уже технически была невозможно. Вот создали бы на месячишко пораньше и сразу двинулись на Версаль - тогда бы, глядишь...
Ну, в общем, они его создали поздно. И способствовал этот новый Комитет только усилению бардака. В том числе и потому, что не только якобинцы, но даже и бланкисты были гораздо грознее на словах, чем на деле.
А прудонисты люто, бешено протестовали. В конце концов два десятка прудонистов, один бакунист - Бенуа Малон и внезапно примкнувший к ним бланкист Гюстав Тридон (у него последняя стадия чахотки, он умеет бежать вв Швейцарию и умрет там спустя несколько месяцев после поражения) - подписали исторический документ, известный как "декларация меньшинства". В нем они решительно заявляли, что протестуя против политики Комитета Общественного Спасения, они отказываются в дальнейшем принимать участие в общих заседаниях Коммуны и собираются в дальнейшем заняться исключительно местной муниципальной работой в избравших их округах. Интересно помимо прочего, как они мотивировали свой протест: у них в первую очередь звучит не про авторитарную власть и насилие (это проговорено, это есть в других документах и это обсуждалось). Главная мысль в "декларации меньшинства": мы против безответственности. Мы, свободные граждане, отвечаем перед своими избирателями и мы не согласны перекладывать свою ответственность на какой-то там комитет, за который наши избиратели не голосовали. Офигенная логика, да?
Ну, что тут началось: предатели, сволочи, версальские агенты!
К этому времени и святые прудонисты потихоньку начали огрызаться - мол, за оскорбление ответите.
Почти дошло до ареста диссидентов: прокурор, бланкист Риго уже заготовил ордера на аресты, но старый якобинец Шарль Делеклюз, пользовавшийся безусловным моральным авторитетом у всех фракций, заявил "ребята, давайте жить дружно и не устраивать тут публичную разборку на потеху только версальцам". И его, удивительное дело, обе стороны послушались.
Пристыженные бланкисты спрятали до лучших времен ордера на аресты, а пристыженные прудонисты явились на очередное заседание. Это заседание оказалось, кажется, предпоследним.
... А потом в Париж пришел Версаль. А потом большинство и меньшинство вместе сражалось на баррикадах (прудонист Верморель, встретив бланкиста Ферре на баррикаде: "Видишь, меньшинство тоже умеет умирать"). А версальцы расстреливали и ссылали, не разбирая фракций.