Два двоюродных брата, Эдуар Моро де Бовьер и граф Шарль де Бофор - звучит не вполне подходяще для активных участников Парижской коммуны, не правда ли?
А между тем вот какая приключилась с братьями (оба действительно имели дворянское происхождение) трагическая история. Эдуар Моро поначалу был успешным журналистом и начинающим писателем. В последние годы Второй империи он участвовал в республиканских манифестациях, после чего был вынужден выехать в эмиграцию в Лондон, где стал довольно успешным коммерсантом - управляющим на заводе искусственных цветов. После начала франко-прусской войны и падения империи он вернулся на родину, сразу записался в парижскую Национальную гвардию и - блестящий оратор и журналист, мастер устного и письменного слова - быстро выдвинулся в лидеры. Вскоре он стал одним из ведущих членов Центрального комитета Национальной гвардии, автором практически всех листовок и программных документов комитета.
После восстания 18 марта именно Эдуар Моро был главным агитатором выборов в Коммуну, писал все прокламации, вообще развил бурную деятельность. Позиция Центрального комитета национальной гвардии, совершенно неожиданно для себя ставшего хозяином двухмиллионного города после стихийного восстания 18 марта, была четкая и ясная - Центральный комитет не хочет власти для себя. Он организует в городе свободные выборы для того, чтобы легитимизировать ситуацию, и передаст всю власть законно избранным народным представителям. Что и было, собственно говоря, сделано. Торжественная передача власти от Центрального комитета к Совету Коммуны состоялась 27 марта. Центральный комитет отошел в сторону - но не прекратил своего существования. Он продолжал оставаться рупором собственно Национальной гвардии.
Эдуар Моро (1838-1871), один из активных участников Парижской коммуны, руководитель Центрального комитета Национальной гвардии
... И постепенно начала складываться парадоксальная и трагичная ситуация двоевластия. Чем хуже Коммуна справлялась с войной и ситуацией в городе, тем больше Центральный комитет начинал роптать на то, что так безропотно и доброволь выпустил власть из своих рук. Начались раздоры и соперничество. Центральный комитет пытался подмять под себя военно-административное управление. Коммуна отдавала одни приказы, назначенный коммуной военный делегат другие, Центральный комитет - третьи (позже появилась еще и четвертая власть - Комитет общественного спасения). Все эти инстанции соперничали друг с другом. В один непрекрасный день члены Военной комиссии коммуны (в основном прудонисты из числа "меньшинства" - Варлен, Авриаль и др.) пришли в свое ведомство и обнаружили с удивлением, что их места заняты членами Центрального комитета, которые заявили, что их сюда поставил Комитет общественного спасения и они теперь тут хозяева и отдают приказы. Скандал был страшный. В числе лидеров Центрального комитета, интриговавших против совета Коммуны, оказался и Эдуар Моро с его бойким языком и ярким слогом.
А между тем упомянутый выше двоюродный брат Моро, Шарль де Бофор, профессиональный военный, также служил в Национальной гвардии. Он выдвинулся во время осады Парижа и командовал одним из батальонов Нац.гвардии. Однако затем переместился в главный штаб. Про де Бофора имеется довольно противоречивая информация - вот, например, как вспоминал о нем Максим Вильом, один из издателей газеты "Папаша Дюшен":
"Весьма элегантный, Бофор щеголял лакированными сапогами, блиставшими на лосинах безукоризненной белизны. Он принадлежал к штабу дворца Почетного Легиона, но лишь короткое время и без определенного круга обязанностей. Бофор был храбр - при Нейи он находился рядом с Домбровским - и в то же время он был изрядный кутила.
Однажды, когда он входил в министерство, часовой, гвардеец из 66-го батальона, найдя, что он слишком навеселе, загородил ему дорогу.
Взбешенный капитан генерального штаба накричал на часового и на собравшихся на шум федератов.
- Ага! Так вы из 66-го, - кричал им Бофор, удаляясь.- Я вам это припомню и обещаю, что разделаюсь с вами по-свойски.
За эти слова прекрасный капитан должен был поплатиться жизнью.
Через несколько дней после этого инцидента версальская армия вступила в Париж".
(Другие мемуаристы сходятся примерно на этом: за несколько дней до вступления версальцев в город пьяный Бофор оскорбил бойцов 66-го батальона, обвинив их якобы в нарушении военной дисциплины, назвав сбродом и посулив всякие кары. Нарушения дисциплины, впрочем, постоянно имели место в Национальной гвардии, так что скорее всего Бофор, хоть и пьяный, не слишком сильно погрешил против истины).
И дальше разыгралась трагедия. Когда версальцы вступили в город, 66-й батальон сражался у ворот и понес там тяжелое поражение. Остатки батальона отступили вглубь города. "Шестеро из батальона, окруженные и захваченные в плен, были расстреляны на глазах товарищей, укрепившихся несколько дальше. В ночь на вторник, измученные, волоча своих раненых и захватив с собой трупы убитых, гвардейцы 66-го батальона добрались до одиннадцатого округа". Кто-то при этом вспомнил де Бофора: "А ведь нас-таки отделали, как обещал нам тот капитан. Ну помните, тот капитан, с которым мы повздорили", - сказал один из гвардейцев. И тут прямо в этот момент на глазах у измученных израненных и оборванных людей появился де Бофор - все еще в щегольских сапогах, на хорошей лошади, с золотыми аксельбантами. Его увидела маркитантка 66-го батальона Маргарита Лашез, показала на него пальцем и закричала: "Вот он, вот тот предатель, вот та сволочь, которая устроила нам западню! Это благодаря ему мы попали в ловушку у ворот!"
Разъяренные гвардейцы стащили беднягу с лошади и с криками "Смерть предателю! Смерть версальскому шпиону!" - и потащили Бофора в заседающий неподалеку полевой военный суд.
"- Мы не хотели приговаривать Бофора к смерти, - вспоминал потом один из участников, заседавших в тот день в военном суде, - осталось недосказанным, что именно он виновен в поражении 66-го батальона у ворот Мадлен. Мы, трое, решили между собой, что он будет разжалован, что с него снимут знаки отличия и капитанский мундир, а самого отведут на ближайшую баррикаду, которую он будет защищать вместе с другими. Так и было сказано людям, которым мы его передали.
- Если он будет плохо драться, расшибите ему голову, - прибавил один из нас.
Толпа обвиняла Бофора не только в поражении 66-го батальона, но еще в том, будто он играл роль шпиона на жаловании у версальцев. Бофор горячо возражал против последнего обвинения".
В это время появились еще два действующих лица драмы. К толпе вышел член Коммуны, старый якобинец Шарль Делеклюз, один из самых уважаемых коммунаров. Своим авторитетом он попытался остановить самосуд и стал уговаривать толпу разойтись. Однако его не слушали - совет Коммуны утратил авторитет, гнев людей готов был обратиться в том числе и на членов совета. Почти одновременно сквозь толпу пробился Эдуар Моро, который увидел, что его родственника разъяренная толпа тащит на расстрел. Моро, пытаясь заступиться за брата, кинулся к Делеклюзу, умоляя помочь и спасти его брата и заверяя в его невиновности. Однако тот ничего не мог сделать. "Вот, - с горечью бросил Делеклюз в адрес Эдуара Моро, - вот результат ваших интриг против Коммуны. Вы этого добились. Мы бессильны теперь". В отчаянии Моро схватился за голову, убежал и двое суток пролежал в беспамятстве в частной квартире.
Снова слово Максиму Вильому:
"Напрасный труд! Бофор уже далеко от них, унесенный волной, сила которой теперь неодолима. Это смерть. Один человек, следовавший за этой озверевшей толпой, видел Бофора вплоть до той минуты, когда он упал, чтобы больше уже не встать.
Блестящий капитан, который появился на площади, гарцуя и потряхивая золотыми аксельбантами, утратил человеческий образ. Лицо вспухло, мундир был покрыт грязью и плевками: его волочили
на коленях...
Он достиг своей Голгофы. Деревянный забор, по левую сторону площади, которым огорожен дровяной двор.
Растерзанный, изуродованный, окровавленный Бофор, казалось, мог бы растрогать камни мостовой. Сделавшая на него донос маркитантка, та самая Лашез, которая громко требовала его смерти,
в эту страшную минуту почувствовала, как смягчается ее женское сердце. Она бросается навстречу ружейным дулам.
- Ах! Не убивайте его' - кричит она в отчаянии. - Я не хочу, чтоб его убивали!
Тщетные и запоздалые мольбы. Толпа, ринувшаяся на Бофора, не могла бы уже остановить своего порыва. Ружья повернулись к капитану... "
(На следующий день маркитантка Маргарита Лашез будет в числе тех, кто попытался остановить разъяренную толпу, которая повела на расстрел заложников - парижского архиепископа Дарбуа и других жертв. Но не преуспела. Впоследствии версальский военный суд приговорил Маргариту Лашез к смертной казни, которая была милостиво заменена ссылкой.
Историки до сих пор не пришли к единому выводу о том, был ли все-таки де Бофор версальским шпионом или нет. Якобы где-то в архивах имеются документы с его письмами, доказывающими его предательство - другие опровергают. Советские историки, конечно, склонны были считать несчастного шпионом и предателем - граф же. Хотя на самом деле среди коммунаров и близких к ним было дофига людей дворянского происхождения - естественно, по состоянию на 1871 год они не вели образ жизни "родовой аристократии", а были типичными, по российской терминологии, "разночинцами" - служащими, мелкими коммерсантами, интеллигенцией)
... Эдуар Моро де Бовьер был найден версальцами два дня спустя. Его вытащили из укрытия и расстреляли в казарме Лобо без суда 25 мая 1871 года. Ему было 32 года.
В тот же день Шарль Делеклюз, 62 лет, был убит на баррикаде.