Норвегия. "Маленькое" Сопротивление...
Я собиралась рассказать немного фактов о Сопротивлении в Норвегии, и выполняю свое обещание :) Но рассказать хочу не о военных диверсиях, не о действиях партизан (хотя они тут тоже были - и самой известной диверией, как я уже говорила, был взрыв на заводе по производству тяжелой воды, благодаря которому были сорваны планы Гитлера по производству ядерного оружия. Между прочим, один из участников той самой диверсионной группы через несколько лет в качестве радиста примет участие в экспедиции Хейердала на "Кон-Тики").
Эти факты - в первую очередь именно о "малом сопротивлении" гражданского населения, о разнообразных актах нон-конформизма (порой внешне нелепых и курьезных, которые так возмутили комментаторов в том посте, на который дала ссылку; порой более серьезных и опасных для жизни) - неорганизованных, полуорганизованных, реже организованных, - которые, сливаясь в малые ручейки, в конечном итоге все-таки вливались в одну большую общую будущую победу. Не стоит презирать сопротивление малых и слабых, в конце концов лишь один Господь на своих весах сможет взвесить героические военные подвиги и малые жертвы. Люди боролись, как могли, как умели, и за это им - спасибо.
Долг короля Норвегии
Осло пал быстро. Когда столица уже фактически находилась в руках немцев, на радиостанцию ворвался Квислинг и в обращении к норвежцам провозгласил себя главой нового правительства и приказал немедленно прекратить сопротивление. Как ни странно, но именно этот момент национального позора подвиг маленькую нацию на сопротивление.
На следующий день немецкий посол Брейер в одиночку отправился на встречу с королем Хоконом VII, единственным в двадцатом столетии королем, который был избран на трон путем всенародного голосования. Согласно инструкциям, полученным от Риббентропа, Брейер должен был склонить короля к капитуляции. В соответствии с полученными инструкциями, немецкий посол то льстил королю, то пытался его запугать.
Германия хотела сохранить династию. Она просто просит Хокона сделать то, что сделал днем раньше в Копенгагене его брат. Безрассудно сопротивляться вермахту. Это приведет лишь к бессмысленной гибели норвежцев. Короля просят утвердить правительство Квислинга и вернуться в Осло. Хокон, человек честный и демократичный, приверженец конституционных процедур, даже находясь в столь критическом положении, пытался объяснить немецкому дипломату, что в Норвегии король не принимает политических решений, что это исключительно дело правительства, с которым он теперь хотел бы посоветоваться. Было решено, что ответ правительства будет передан Брейеру по телефону в условленном месте.
Для Хокона, который хотя и не принимал политических решений, но конечно же мог влиять на них, существовал только один ответ немцам. Укрывшись в скромной гостинице в деревне Нибергсунн возле Эльверума - на случай, если немцы после ухода Брейера попытаются внезапно захватить его в плен, - он собрал членов правительства на заседание государственного совета.
"...Что касается меня, - сказал он собравшимся, - то я не могу принять немецкие требования. Это противоречило бы моему пониманию долга короля Норвегии, куда я приехал почти тридцать пять лет назад... Я не хочу, чтобы правительство приняло решение под влиянием моего заявления. Но... я не могу назначить премьер-министром Квислинга, человека, к которому не питает никакого доверия, как мне известно, ни наш народ... ни его представители в стортинге. Поэтому, если правительство будет вынуждено принять немецкие требования, - мне полностью понятны доводы в пользу такого решения, если принять во внимание нависшую угрозу войны, в которой столь многим молодым норвежцам придется отдать свои жизни, - единственно возможным для меня выбором остается отречение".
Правительство не захотело уступить королю в мужестве, хотя до этого момента многие его члены колебались, и быстро сплотилось вокруг монарха. Брейеру по телефону сообщили ответ короля и норвежского правительства.
В тот же вечер через оказавшуюся поблизости слабенькую радиостанцию, единственное средство для поддержания связи с внешним миром, норвежское правительство бросило перчатку могущественному третьему рейху. Оно сообщило о своем решении не принимать немецких требований и призвало народ оказывать захватчикам сопротивление. Король официально поддержал это воззвание.
Однако нацистские захватчики не могли сразу поверить, что норвежцы готовы к тому, к чему они призывают. Было предпринято еще две попытки убедить короля. Утром 11 апреля появился эмиссар Квислинга капитан Иргенс, который настаивал на возвращении монарха в столицу. Он обещал, что Квислинг будет лояльно служить ему. С молчаливым презрением его предложение было отклонено.
В полдень поступила срочная депеша от Брейера, в которой посол просил новой аудиенции у короля, чтобы обговорить "конкретные предложения". Посол получил очередные инструкции от Риббентропа передать монарху, что он "хотел предоставить норвежскому народу последний шанс прийти к разумному соглашению". На этот раз доктор Кот, министр иностранных дел Норвегии, посоветовавшись с королем, ответил, что, если у немецкого посла имеются "конкретные предложения", он может их сообщить министру иностранных дел.
Нацистская реакция на такой резкий отказ от такой маленькой и теперь такой беспомощной страны оказалась весьма характерной для немцев. Сначала они не сумели захватить короля и членов правительства, затем не сумели убедить их капитулировать. Теперь они попытались их убить. Поздно вечером 11 апреля были посланы бомбардировщики люфтваффе, чтобы хорошенько проучить деревню Нибергсунн. Нацистские летчики с помощью фугасных и зажигательных бомб полностью уничтожили деревню, а затем расстреляли из пулеметов тех, кто пытался бежать подальше от пылавших руин. Вначале немцы, вероятно, полагали, что им удалось уничтожить заодно короля и членов его правительства. В дневнике одного немецкого пилота, позднее захваченного в плен в Северной Норвегии, имелась следующая запись, датируемая 11 апреля: "Нибергсунн. Правительство Осло полностью уничтожено".
Деревня действительно была стерта с лица земли, но король и его правительство не пострадали. С приближением нацистских бомбардировщиков они укрылись в соседнем лесу. Стоя по колено в снегу, они наблюдали, как нацистская авиация уничтожала скромные домики этой деревушки. Они оказались перед выбором: либо идти к шведской границе и просить политического убежища в нейтральной Швеции, либо продвигаться дальше на север и укрыться в собственных горах, все еще покрытых глубоким снегом. Решили идти вверх по сильно пересеченной долине Гудбраннс. Продвигаясь по этому маршруту, они надеялись организовать ошеломленные и рассеянные норвежские войска на дальнейшее сопротивление оккупантам. К тому же оставалась некоторая надежда, что на помощь норвежцам придут английские войска.
Действия англичан в норвежской операции пересказывать здесь не имеет смысла, суть в том, что английский экспедиционный корпус оказался медлительным и неподготовленным.
21 апреля у Лиллехаммера произошло первое сражение между английскими и немецкими войсками, которые находились явно не в равных условиях. Лиллехаммер пал после 24-часового боя, и английские и норвежские войска начали 140-мильный отход вверх по долине вдоль железной дороги на Ондалснес, останавливаясь то здесь, то там, чтобы вести арьергардные бои, которые замедляли, но никогда не останавливали продвижение немцев. Гавань Ондалснеса превратилась в море огня, подвергаемая непрерывной бомбардировке немецкой авиацией. В ночь на 29 апреля король Норвегии и члены его правительства были взяты на борт английского крейсера "Глазго" возле Молде и доставлены в Тромсе, находившийся далеко за Полярным кругом, где 1 мая была провозглашена временная столица.
А еще через некоторое время англичане, обеспокоенные ударами Гитлера на западном фронте, поспешно свернули оборону северной Норвегии (вся южная к тому времени уже была захвачена) и эвакуировали войска. 8 июня пал долго сопротивлявшийся порт Нарвик, а король Хокон и его правительство были взяты на борт крейсера "Девоншир" в Тромсе и вывезены в Лондон, где провели пять горьких лет изгнания.
Пример элиты
Не дожидаясь окончания военных действий, 24 апреля 1940 года Гитлер назначил рейхскомиссаром оккупированной норвежской территории Йозефа Тербовена, партийного руководителя и оберпрезидента Рейнской провинции. К нему перешла практически вся власть в Норвегии при марионетке Квислинге.
По расистской иерархии скандинавские народы стояли на той же ступени, что и немцы, и в перспективе должны были на равных правах войти в расширенный «великогерманский» Третий Рейх. Фюрер поставил перед Тербовеном задачу постепенно перевоспитать норвежцев в духе национал-социализма.
Однако добиться этой цели рейхскомиссару не удалось. Пример показывали высшие слои общества. Правительство в изгнании категорически отказывалось сотрудничать с немцами, король по-прежнему отвергал требования добровольного отречения от престола. И остававшиеся в Норвегии общественные организации не поддавались давлению немецких властей.
Когда министерство юстиции в ноябре 40-го объявило, что судебные заседатели больше не выбираются, а назначаются и увольняются министерством, Верховный суд признал этот порядок незаконным. Тербовен был в гневе, он запретил Верховному суду проверять распоряжения государственных учреждений, а председателя суда велел арестовать. В ответ все члены Верховного суда подали в отставку на том основании, что в таких условиях они не могут выполнять свой долг.
После жарких дискуссий и споров между церковью и министерством просвещения о политическом воспитании школьников, норвежские епископы обратились к прихожанам со специальным пасторским посланием, которое зачитывалось во всех церквях страны. В нем подчеркивалось, что в основе государства должны стоять право и справедливость. Незаконность действий правительства ни у кого из слушавших послание не вызывала сомнений.
Книги - почтой
Когда прославленный норвежский писатель, лауреат Нобелевской премии, престарелый Кнут Гамсун выступил по радио с предательской речью, призывая соотечественников к поддержке правительства Квислинга, народ возмутился. В тот же день во дворе дома Гамсуна стали появляться его собственные книги. Некоторые книги появлялись без пояснений, другие с комментариями от бывших читателей и почитателей на тему о том, что в их библиотеках отныне нет места книгам человека, изменившего своему народу. Книги приходили по почте, перебрасывались через забор в сад Гамсуна. Каждую субботу специальный грузовик вывозил с виллы Гамсуна сотни, тысячи книг.
После войны Гамсуна судили за коллаборационизм, но из-за преклонного возраста сочли слабоумным и отправили в дом для умалишенных. До сих пор в Норвегии (стране, буквально утыканной памятниками всем и вся) нет ни одного памятника Гамсуну - человеку, прославившему свою страну в начале двадцатого века и опозорившему ее в трудные сороковые годы.
Норвежская скрепка
Историю про норвежскую скрепку я расскажу немного не в том виде, в котором она рассказана по приведенной ссылке. Возможно, в таком виде она кому-то покажется более достойной уважения.
В феврале 1942 года нацистское правительство оккупированной Норвегии издало указ о создании Национального педагогического союза, в который должны были войти все учителя начальных и средних школ. Одновременно создавалась молодежная организация, копирующая гитлер-югенд, в которую обязаны были входить все подростки от 10 до 18 лет. Это должно было гарантировать воспитание подрастающего поколения в духе национал-социализма.
В то время в стране насчитывалось около 14 тысяч учителей. Практически все учителя отказались вступать в нацистскую организацию, и около 12 тысяч учителей подписали декларацию о том, что отказываются вести воспитание детей по новым квислинговсаким программам, «так как воспитание по нацистскому образцу противоречит их совести, а также гуманным принципам воспитания детей». Кроме того, министерство получило около двухсот тысяч писем протеста от родителей, не желавших, чтобы их дети входили в нацистскую организацию.
Получив эту пощечину, квислинговцы принялись увольнять учителей, а каждого десятого учителя арестовали "в случайном порядке". После следствия, учиненного эсэсовцами и двухнедельного "показательного процесса" примерно половину арестованных погрузили в открытые платформы для скота и перевезли в Тронхейм. Там перегрузили в тесные трюмы грузового корабля без еды и медикаментов и отправили на крайний север, в Киркенес, на разгрузку судов с боеприпасами. Учителей поселили в концлагере, вместе с советскими военнопленными. Многие смогли выжить только благодаря помощи местного населения.
После войны выжившие учителя, желая отблагодарить жителей Киркенеса за помощь, отстроили здесь новую городскую библиотеку (старую немцы сожгли при отходе). Надпись на мемориальной доске библиотеки: "Построена в благодарность населению Южного Варангера, помогавшему 636 норвежским учителям, заключенным здесь в лагере Южный Варангер..."
В ответ на арест учителей начались забастовки всех учебных заведений Норвегии. В качестве знака солидарности с учителями и участниками забастовки было предложено носить на одежде (лацкане пиджака, воротнике, кармане и т.д.) обычные канцелярские скрепки. Почему именно скрепки?
В 1899 году норвежский инженер Юхан Волер, экспериментируя с кусочками пружинной проволоки, придумал несколько удачных конструкций скрепок и получил патент на свое изобретение. Так был рожден незаменимый предмет современного офисного обихода, и норвежцы в некотором роде по праву гордятся своим "национальным изобретением". Поскольку к этому времени нацистами было запрещено носить какие-либо национальные символы Норвегии и королевской семьи, то выразителем народного протеста стала "национальная скрепка". Нацистами скрепки действительно отбирались, а самых упорных "скрепконосителей" сажали, но скрепки продолжали появляться.
В результате, видя нарастающее сопротивление населения нацистским порядкам, оккупационные власти вынуждены были пойти на уступки. В октябре 1942 года все арестованные учителя были отпущены, а членство учителей в Национальном педагогическом союзе стало не обязательным.
Не забыта была и скрепка. Через сколько-то лет после войны в Осло (где вообще любят устанавливать всевозможные странные и необычные памятники) был установлен пятиметровый памятник скрепке, сделанный из нержавеющей стали.
Добрые самаритяне
Двое стариков-фермеров попали в концлагерь из-за того, что помогли бежать русским пленным. К старику Перу Гюлану к хутору пришел русский и спросил, как лучше пройти в Швецию. Старик показал тропу. А через несколько часов по следу пришло трое немецких солдат. "Видел русского?" - "Да, видел, - вежливо ответил старик. - И дорогу ему показал". От удара старик свалился на землю. Больше ни слова от него не удалось добиться гитлеровцам за все два года заключения. "Не разговариваю с людьми, которые в ответ на вежливые слова лезут с кулаками в лицо", - говорил он после освобождения.
Другой крестьянин, по фамилии Таросен, умер в лагере. К нему тоже пришли трое русских. Он накормил их, пустил ночевать и наутро, указав кратчайший путь в горы, снабдил хлебом, сыром и удочками для ловли рыбы. А когда через некоторое время к нему в поисках бежавших русских пришли немецкие солдаты и спросили, не видел ли он русских - с той же откровенностью ответил, что не только видел, но, как добрый самаритянин из Евангелия, оказал им милостыню. Когда нацисты избивали его, он все время повторял: "Если бы и вы пришли ко мне за милосердием, я оказал бы вам его". И об этом твердил все время заключения в концлагере до самой своей смерти.
"Народ-праведник"
"Народ-праведник" - так отметил мемориал Яд-Вашем в Иерусалиме усилия норвежского Сопротивления по спасению немногочисленной еврейской общины города Осло и других городов Норвегии. Именно так, не отдельные лица, не конкретные имена, а все движение в целом было удостоено этого почетного звания.
К началу оккупации в Норвегии насчитывалось около 1800 евреев. Большинство из них проживало в Осло. Кроме того, существовала небольшая община в портовом городе Тронхейм, где с 1925-го действовала синагога, самая северная синагога в мире. В 1936 году она объединяла около двухсот членов, в основном выходцев из Восточной Европы. Остальные норвежские евреи проживали в маленьких городках или деревнях, но поддерживали связи с упомянутыми двумя общинами.
Серьезных национальных конфликтов в норвежском обществе до прихода немцев не наблюдалось. В отличие от Германии евреев там было мало, от политики они были далеки, ни в одной из сфер общественной жизни не играли заметной роли.
В первое время жизни норвежских евреев ничего не угрожало. Проводилась лишь регистрация "инородцев" и учет их имущества. Политику властей по отношению к евреям до июня 41 года определила речь Тербовена перед членами нового коллаборационистского правительства. Он обещал, что будет придерживаться норвежской конституции и даже объявил амнистию всем беженцам, уехавшим из страны за время немецкой оккупации. Сейчас это выглядит невероятно, но многие поверили словам рейхскомиссара. Некоторые евреи даже вернулись из безопасной Швеции в оккупированную Норвегию, фактически подписав себе смертный приговор.
Затем начались преследования. Сначала была запрещена государственная служба, затем был принят закон о запрете смешанных браков, затем был восстановлен давно отмененный закон 1814 года о запрете евреям въезда в Норвегию. В октябре 1942 года начались аресты и депортации.
Для большинства норвежцев преследования евреев оказались полной неожиданностью. Не укладывалось в голове, что в недавно демократичной Норвегии возможно такое. Эти акции открыто осуждались многими. Негодование выражали даже отдельные члены пронацистской партии «Национальное собрание», писавшие Квислингу письма, в которых подтверждали лояльность и положительные качества знакомых евреев.
Многих норвежских евреев арестовали в течение двух дней: 26 октября 1942 года забрали мужчин, а через месяц, 26 ноября, - женщин и детей. Однако норвежской полиции не удалось задержать и депортировать всех. Среди полицейских оказались люди, которые сообщили о готовящейся акции своим знакомым. Нашлись норвежцы, которые смогли быстро сориентироваться и предупредить людей о грозящей им опасности. И, наконец, Сопротивлению удалось организовать сеть временных укрытий, а потом эвакуацию людей в нейтральную Швецию.
Люди, получившие из полиции сигнал о предстоящих репрессиях против евреев, сами должны были соблюдать осторожность, чтобы не попасть в руки гестапо. Опасность была нешуточной, ведь за помощь евреям грозила смертная казнь. Поэтому в ходу был эзопов язык. Показательный случай рассказала Зигфрид Хелизен Лунд, активный член «Нансеновского общества помощи».
25 октября 1942 года в ее дверь позвонил незнакомый мужчина и сказал, что сегодня состоится большая вечеринка, но им нужны только большие пакеты. Не дожидаясь ответа, мужчина ушел. Не сразу, но Зигфрид разгадала эту загадку. Под «вечеринкой» понималась полицейская акция против евреев, а «большие пакеты» означали мужчин.
Вместе с другими членами «Нансеновского общества» Лунд постаралась предупредить как можно больше людей. Некоторые евреи не могли поверить, что им угрожает опасность, и остались дома. В ту же ночь они были арестованы. Те же, кто воспользовался предупреждением и спрятался, получил шанс спастись.
Ровно месяц спустя, 25 ноября, тот же мужчина вновь позвонил в дверь Зигфрид Лунд и сказал, что сегодня опять будет вечеринка, только на этот раз нужны маленькие пакеты. Теперь Лунд сразу поняла, что речь идет о еврейских женщинах и детях, которым угрожают аресты. Ей и ее соратникам удалось предупредить многих людей.
Обычно из осторожности телефоном старались не пользоваться: было известно, что звонки прослушиваются в полиции. Но иногда времени не оставалось, и приходилось рисковать. На процессе против Эйхмана в Иерусалиме в 1961 году Генриетта Самуэль, жена раввина Осло, рассказала, как ее вместе с невесткой и тремя внуками спасли участники норвежского Сопротивления. Ночью 26 ноября 1942 года ее разбудил звонок соседки Ингеборг Слеттен, тоже активной участницы «Нансеновского общества помощи». Она сказала, что сегодня очень холодная ночь, и просила одеть детей потеплее. Через час в квартиру Самуэль пришла незнакомая девушка и увела женщин и детей в один из соседских домов, где они прятались весь следующий день, после чего их перевели в надежное убежище в пригороде Осло.
Одной из впечатляющих операций норвежского Сопротивления было спасение питомцев детского дома на улице Хольбер в Осло. В ноябре 42-го там жили четырнадцать детей в возрасте от восьми до тринадцати лет. Большинство из них было привезено в Норвегию из Вены и Чехословакии в 1938 и 1939 годах. Вечером 25 ноября директор детского дома Нина Хазвольд получила сообщение о готовящихся арестах. Нина обратилась к своей подруге-врачу, которая сразу согласилась помочь. На автомобиле со знаками Красного креста она перевезла детей к знакомому, где они смогли переждать первое время. Позже их двумя группами переправили в Швецию. Все дети вместе с директором детского дома были спасены.
Самым трудным в спасении людей было перевести их через границу. Для того чтобы не попасть в руки гестапо, требовалась основательная подготовка, поэтому главную работу выполняли специальные проводники - участники Сопротивления. Большинство спасенных людей попадали в Швецию пешком через сухопутную границу, некоторым удавалось добраться в нейтральную соседку Норвегии на лыжах или на лодках. Совсем небольшое число беженцев смогли доплыть от западного побережья Норвегии до Шетлендских островов, принадлежавших Великобритании.
Для большей надежности каждый участник Сопротивления мало знал обо всей операции. Проводники, как правило, не интересовались ни именами, ни национальностью беженцев. А в Швецию стремились не только евреи: за период с 1940 по 1945 годы там нашли спасение около пятидесяти тысяч жителей Норвегии.
Чтобы справиться с таким человеческим потоком, была создана специальная транспортная организация «Перевозки Карла Фридрихсена». Ее основал бывший полицейский Альф Петтерсен, работавший в тесном контакте с Сопротивлением. В период с октября 42-го по середину января 43-го, когда Петтерсен с женой были вынуждены бежать от гестапо за рубеж, два грузовика компании курсировали четыре-пять раз в неделю от Осло до границы. На каждом автомобиле было место для двадцати человек, спрятанных среди перевозимой картошки, сена или деталей машин. Рядом с шофером всегда располагался проводник из Народного фронта. По самым заниженным оценкам за одиннадцать недель своего существования «Перевозки Карла Фридрихсена» доставили в безопасную Швецию свыше тысячи человек.
Спасение людей требовало немалых денег. Организаторы придерживались такого правила: если беженцы в состоянии заплатить за предоставляемый транспорт, они должны это сделать. Но никому из нуждающихся не было отказано в помощи, если у него не было средств.
Всего с октября 42-го по февраль 43-го более девятисот евреев были спасены от депортации и уничтожения.
Имена спасенных и их спасителей не фиксировались никакими документами. Защита евреев была частью общей борьбы норвежцев с оккупантами. Поэтому комиссия мемориала Яд ва-Шем в 1979 году присвоила коллективное звание «Праведник мира» всем членам норвежского Сопротивления.
"Русская мама"
После войны жена кузнеца из окрестностей Бергена Мария Эстрем издала документальную книгу воспоминаний под названием "Дневник русской мамы". В советское время эта книга была даже издана на русском языке, а Мария Эстрем - удостоена советского ордена Отечественной войны. Хотя она далеко не единственная, а лишь самая известная из тех сотен крестьянок, которые в годы оккупации оказывали помощь советским, югославским, польским военнопленным на территории Норвегии.
"Когда колонна пленных остановилась у бензиновой колонки, мы с Рейнгольдом и Якобом, младшим моим, стояли на перекрестке и увидели то, что никогда уже не забыть... Много больных и раненых, их бережно поддерживали товарищи. Были и молодые, и пожилые. Но больше всего меня поразили их глаза. Когда я ночью молилась Господу Богу, чтобы он поддержал их, я вспоминала эти глаза. Мертвые, ничего не выражающие глаза людей, которым уже недолго осталось жить... А конвоиры с криками и руганью пересчитывали их, все время сбиваясь со счета - и тогда пускали в ход кулаки и приклады. Я пошла за колонной - их разместили поблизости, в старом бараке без пола, с огромными щелями, откуда дул резкий, холодный ветер. Рассчитан был барак на шестьдесят душ, а там набилось их двести восемьдесят. В три этажа нары. Подстилка - солома. Совсем как скоту".
За свою долгую жизнь Рейнгольд сделал немало усовершенствований в ремесле кузнеца. Кое-какие его предложения по снастям для рыболовства были запатентованы. Но одно из изобретений, сделанное в те дни, никто не запатентовал. Это были усовершенствованные стержни для копчения рыбы. "Изобретение" состояло в том, что рыбы, висящие с обоих краев этого стержня, должны были при копчении обязательно упасть на золу и пепел. А "запачканную" рыбу немцы не ели, отдавали в концлагерь.
Надвигалась новая зима, а пленные были разуты и раздеты. Мария кинула клич среди местных женщин - и через несколько дней у нее было сто двадцать две пары шерстяных носков, несколько десятков рукавиц, шарфов, шапок. Женщины поселка вязали, не переставая. Труднее всего оказалось передать вещи по назначению. Оказалось, что Фельдфебель - начальник караульной смены - любитель "норвежского фольклора", испытывал особое пристрастие к национальным вязаным вещам с узором. Часть связанных для пленных рукавиц и носков перекочевала к "любителю фольклора", но зато оставшиеся теплые вещи он взялся передать пленным и исполнил обещание.
Но предприимчивая тетка на этом не остановилась. Она отправилась на местную мебельную фабрику и после беседы с Марией все сотрудники фабрики - от владельца до чернорабочих - дружно отчислили для русских пленных десятую часть месячного дохода и зарплаты. На другой мебельной фабрике поступили точно также. Затем Мария отправилась в Берген и, явившись в городскую библиотеку, потребовала книги русских писателей на русском языке. Молоденькая библиотекарша сначала очень удивилась, но... вскоре сообразила в чем дело, и перестала задавать лишние вопросы. Лермонтова, Пушкина, Чехова, Толстого Мария отвозила пленным в лагерь.
Потом к дом к Эстремам пришел пленный, бежавший из другого лагеря. Ему дали теплое белье, накормили, помогли соорудить землянку в лесу и договорились, что он явится на следующий день. Беглый приходил каждый день, и каждое утро дверь была предупредительно открыта. Через пятьдесят дней после побега удалось с помощью соседа, который пас скот высоко в горах, устроить беглеца в горной пастушьей хижине. В хижину, к которой не вела даже стежка, на руках относили продукты, вещи и даже деревянную кровать. Дети Марии носили беглецу передачи. В числе передач оказался, помимо еды и одежды, русско-шведский словарь (Мария не нашла русско-норвежского словаря и решила обойтись шведским, благо языки похожи). Лишь через пять месяцев удалось беглецу уйти по цепочке связи в горы к партизанам.
Однажды, когда все вокруг цвело, Мария собрала и передала в лагерь корзину полевых и садовых цветов. Ее некоторые спрашивали - зачем пленным цветы, когда им нечего есть? И эта крестьянка отвечала, что в каких бы ужасных условиях не находился человек, он не потерял способности чувствовать. А цветы - знак симпатии и уважения. Но цветы немцы выбросили на помойку - слишком, по их мнению, это было шикарно для пленных.
Зато сами выжившие пленные после освобождения закидали Марию цветами. В Бергене ее пригласили на прощальный концерт.
"Мы с Рейнгольдом сидели в первом ряду. И вдруг перед началом концерта один из русских выступил с большой речью, обращенной прямо к нам. Затем ко мне подбежали и на руках вынесли на сцену. От волнения я не могла сказать ни слова. Те, кто были в Бергенском лагере, вынесли на сцену Маргарет Монсен. Ей было всего пятнадцать лет. Она помогала русским в Бергене. Мы обе стояли на сцене и плакали от радости, от смущения, от гордости и любви. А потом нам пели и плясали. Видит Бог, не было на свете женщины счастливее меня".
Эти факты - в первую очередь именно о "малом сопротивлении" гражданского населения, о разнообразных актах нон-конформизма (порой внешне нелепых и курьезных, которые так возмутили комментаторов в том посте, на который дала ссылку; порой более серьезных и опасных для жизни) - неорганизованных, полуорганизованных, реже организованных, - которые, сливаясь в малые ручейки, в конечном итоге все-таки вливались в одну большую общую будущую победу. Не стоит презирать сопротивление малых и слабых, в конце концов лишь один Господь на своих весах сможет взвесить героические военные подвиги и малые жертвы. Люди боролись, как могли, как умели, и за это им - спасибо.
Долг короля Норвегии
Осло пал быстро. Когда столица уже фактически находилась в руках немцев, на радиостанцию ворвался Квислинг и в обращении к норвежцам провозгласил себя главой нового правительства и приказал немедленно прекратить сопротивление. Как ни странно, но именно этот момент национального позора подвиг маленькую нацию на сопротивление.
На следующий день немецкий посол Брейер в одиночку отправился на встречу с королем Хоконом VII, единственным в двадцатом столетии королем, который был избран на трон путем всенародного голосования. Согласно инструкциям, полученным от Риббентропа, Брейер должен был склонить короля к капитуляции. В соответствии с полученными инструкциями, немецкий посол то льстил королю, то пытался его запугать.
Германия хотела сохранить династию. Она просто просит Хокона сделать то, что сделал днем раньше в Копенгагене его брат. Безрассудно сопротивляться вермахту. Это приведет лишь к бессмысленной гибели норвежцев. Короля просят утвердить правительство Квислинга и вернуться в Осло. Хокон, человек честный и демократичный, приверженец конституционных процедур, даже находясь в столь критическом положении, пытался объяснить немецкому дипломату, что в Норвегии король не принимает политических решений, что это исключительно дело правительства, с которым он теперь хотел бы посоветоваться. Было решено, что ответ правительства будет передан Брейеру по телефону в условленном месте.
Для Хокона, который хотя и не принимал политических решений, но конечно же мог влиять на них, существовал только один ответ немцам. Укрывшись в скромной гостинице в деревне Нибергсунн возле Эльверума - на случай, если немцы после ухода Брейера попытаются внезапно захватить его в плен, - он собрал членов правительства на заседание государственного совета.
"...Что касается меня, - сказал он собравшимся, - то я не могу принять немецкие требования. Это противоречило бы моему пониманию долга короля Норвегии, куда я приехал почти тридцать пять лет назад... Я не хочу, чтобы правительство приняло решение под влиянием моего заявления. Но... я не могу назначить премьер-министром Квислинга, человека, к которому не питает никакого доверия, как мне известно, ни наш народ... ни его представители в стортинге. Поэтому, если правительство будет вынуждено принять немецкие требования, - мне полностью понятны доводы в пользу такого решения, если принять во внимание нависшую угрозу войны, в которой столь многим молодым норвежцам придется отдать свои жизни, - единственно возможным для меня выбором остается отречение".
Правительство не захотело уступить королю в мужестве, хотя до этого момента многие его члены колебались, и быстро сплотилось вокруг монарха. Брейеру по телефону сообщили ответ короля и норвежского правительства.
В тот же вечер через оказавшуюся поблизости слабенькую радиостанцию, единственное средство для поддержания связи с внешним миром, норвежское правительство бросило перчатку могущественному третьему рейху. Оно сообщило о своем решении не принимать немецких требований и призвало народ оказывать захватчикам сопротивление. Король официально поддержал это воззвание.
Однако нацистские захватчики не могли сразу поверить, что норвежцы готовы к тому, к чему они призывают. Было предпринято еще две попытки убедить короля. Утром 11 апреля появился эмиссар Квислинга капитан Иргенс, который настаивал на возвращении монарха в столицу. Он обещал, что Квислинг будет лояльно служить ему. С молчаливым презрением его предложение было отклонено.
В полдень поступила срочная депеша от Брейера, в которой посол просил новой аудиенции у короля, чтобы обговорить "конкретные предложения". Посол получил очередные инструкции от Риббентропа передать монарху, что он "хотел предоставить норвежскому народу последний шанс прийти к разумному соглашению". На этот раз доктор Кот, министр иностранных дел Норвегии, посоветовавшись с королем, ответил, что, если у немецкого посла имеются "конкретные предложения", он может их сообщить министру иностранных дел.
Нацистская реакция на такой резкий отказ от такой маленькой и теперь такой беспомощной страны оказалась весьма характерной для немцев. Сначала они не сумели захватить короля и членов правительства, затем не сумели убедить их капитулировать. Теперь они попытались их убить. Поздно вечером 11 апреля были посланы бомбардировщики люфтваффе, чтобы хорошенько проучить деревню Нибергсунн. Нацистские летчики с помощью фугасных и зажигательных бомб полностью уничтожили деревню, а затем расстреляли из пулеметов тех, кто пытался бежать подальше от пылавших руин. Вначале немцы, вероятно, полагали, что им удалось уничтожить заодно короля и членов его правительства. В дневнике одного немецкого пилота, позднее захваченного в плен в Северной Норвегии, имелась следующая запись, датируемая 11 апреля: "Нибергсунн. Правительство Осло полностью уничтожено".
Деревня действительно была стерта с лица земли, но король и его правительство не пострадали. С приближением нацистских бомбардировщиков они укрылись в соседнем лесу. Стоя по колено в снегу, они наблюдали, как нацистская авиация уничтожала скромные домики этой деревушки. Они оказались перед выбором: либо идти к шведской границе и просить политического убежища в нейтральной Швеции, либо продвигаться дальше на север и укрыться в собственных горах, все еще покрытых глубоким снегом. Решили идти вверх по сильно пересеченной долине Гудбраннс. Продвигаясь по этому маршруту, они надеялись организовать ошеломленные и рассеянные норвежские войска на дальнейшее сопротивление оккупантам. К тому же оставалась некоторая надежда, что на помощь норвежцам придут английские войска.
Действия англичан в норвежской операции пересказывать здесь не имеет смысла, суть в том, что английский экспедиционный корпус оказался медлительным и неподготовленным.
21 апреля у Лиллехаммера произошло первое сражение между английскими и немецкими войсками, которые находились явно не в равных условиях. Лиллехаммер пал после 24-часового боя, и английские и норвежские войска начали 140-мильный отход вверх по долине вдоль железной дороги на Ондалснес, останавливаясь то здесь, то там, чтобы вести арьергардные бои, которые замедляли, но никогда не останавливали продвижение немцев. Гавань Ондалснеса превратилась в море огня, подвергаемая непрерывной бомбардировке немецкой авиацией. В ночь на 29 апреля король Норвегии и члены его правительства были взяты на борт английского крейсера "Глазго" возле Молде и доставлены в Тромсе, находившийся далеко за Полярным кругом, где 1 мая была провозглашена временная столица.
А еще через некоторое время англичане, обеспокоенные ударами Гитлера на западном фронте, поспешно свернули оборону северной Норвегии (вся южная к тому времени уже была захвачена) и эвакуировали войска. 8 июня пал долго сопротивлявшийся порт Нарвик, а король Хокон и его правительство были взяты на борт крейсера "Девоншир" в Тромсе и вывезены в Лондон, где провели пять горьких лет изгнания.
Пример элиты
Не дожидаясь окончания военных действий, 24 апреля 1940 года Гитлер назначил рейхскомиссаром оккупированной норвежской территории Йозефа Тербовена, партийного руководителя и оберпрезидента Рейнской провинции. К нему перешла практически вся власть в Норвегии при марионетке Квислинге.
По расистской иерархии скандинавские народы стояли на той же ступени, что и немцы, и в перспективе должны были на равных правах войти в расширенный «великогерманский» Третий Рейх. Фюрер поставил перед Тербовеном задачу постепенно перевоспитать норвежцев в духе национал-социализма.
Однако добиться этой цели рейхскомиссару не удалось. Пример показывали высшие слои общества. Правительство в изгнании категорически отказывалось сотрудничать с немцами, король по-прежнему отвергал требования добровольного отречения от престола. И остававшиеся в Норвегии общественные организации не поддавались давлению немецких властей.
Когда министерство юстиции в ноябре 40-го объявило, что судебные заседатели больше не выбираются, а назначаются и увольняются министерством, Верховный суд признал этот порядок незаконным. Тербовен был в гневе, он запретил Верховному суду проверять распоряжения государственных учреждений, а председателя суда велел арестовать. В ответ все члены Верховного суда подали в отставку на том основании, что в таких условиях они не могут выполнять свой долг.
После жарких дискуссий и споров между церковью и министерством просвещения о политическом воспитании школьников, норвежские епископы обратились к прихожанам со специальным пасторским посланием, которое зачитывалось во всех церквях страны. В нем подчеркивалось, что в основе государства должны стоять право и справедливость. Незаконность действий правительства ни у кого из слушавших послание не вызывала сомнений.
Книги - почтой
Когда прославленный норвежский писатель, лауреат Нобелевской премии, престарелый Кнут Гамсун выступил по радио с предательской речью, призывая соотечественников к поддержке правительства Квислинга, народ возмутился. В тот же день во дворе дома Гамсуна стали появляться его собственные книги. Некоторые книги появлялись без пояснений, другие с комментариями от бывших читателей и почитателей на тему о том, что в их библиотеках отныне нет места книгам человека, изменившего своему народу. Книги приходили по почте, перебрасывались через забор в сад Гамсуна. Каждую субботу специальный грузовик вывозил с виллы Гамсуна сотни, тысячи книг.
После войны Гамсуна судили за коллаборационизм, но из-за преклонного возраста сочли слабоумным и отправили в дом для умалишенных. До сих пор в Норвегии (стране, буквально утыканной памятниками всем и вся) нет ни одного памятника Гамсуну - человеку, прославившему свою страну в начале двадцатого века и опозорившему ее в трудные сороковые годы.
Норвежская скрепка
Историю про норвежскую скрепку я расскажу немного не в том виде, в котором она рассказана по приведенной ссылке. Возможно, в таком виде она кому-то покажется более достойной уважения.
В феврале 1942 года нацистское правительство оккупированной Норвегии издало указ о создании Национального педагогического союза, в который должны были войти все учителя начальных и средних школ. Одновременно создавалась молодежная организация, копирующая гитлер-югенд, в которую обязаны были входить все подростки от 10 до 18 лет. Это должно было гарантировать воспитание подрастающего поколения в духе национал-социализма.
В то время в стране насчитывалось около 14 тысяч учителей. Практически все учителя отказались вступать в нацистскую организацию, и около 12 тысяч учителей подписали декларацию о том, что отказываются вести воспитание детей по новым квислинговсаким программам, «так как воспитание по нацистскому образцу противоречит их совести, а также гуманным принципам воспитания детей». Кроме того, министерство получило около двухсот тысяч писем протеста от родителей, не желавших, чтобы их дети входили в нацистскую организацию.
Получив эту пощечину, квислинговцы принялись увольнять учителей, а каждого десятого учителя арестовали "в случайном порядке". После следствия, учиненного эсэсовцами и двухнедельного "показательного процесса" примерно половину арестованных погрузили в открытые платформы для скота и перевезли в Тронхейм. Там перегрузили в тесные трюмы грузового корабля без еды и медикаментов и отправили на крайний север, в Киркенес, на разгрузку судов с боеприпасами. Учителей поселили в концлагере, вместе с советскими военнопленными. Многие смогли выжить только благодаря помощи местного населения.
После войны выжившие учителя, желая отблагодарить жителей Киркенеса за помощь, отстроили здесь новую городскую библиотеку (старую немцы сожгли при отходе). Надпись на мемориальной доске библиотеки: "Построена в благодарность населению Южного Варангера, помогавшему 636 норвежским учителям, заключенным здесь в лагере Южный Варангер..."
В ответ на арест учителей начались забастовки всех учебных заведений Норвегии. В качестве знака солидарности с учителями и участниками забастовки было предложено носить на одежде (лацкане пиджака, воротнике, кармане и т.д.) обычные канцелярские скрепки. Почему именно скрепки?
В 1899 году норвежский инженер Юхан Волер, экспериментируя с кусочками пружинной проволоки, придумал несколько удачных конструкций скрепок и получил патент на свое изобретение. Так был рожден незаменимый предмет современного офисного обихода, и норвежцы в некотором роде по праву гордятся своим "национальным изобретением". Поскольку к этому времени нацистами было запрещено носить какие-либо национальные символы Норвегии и королевской семьи, то выразителем народного протеста стала "национальная скрепка". Нацистами скрепки действительно отбирались, а самых упорных "скрепконосителей" сажали, но скрепки продолжали появляться.
В результате, видя нарастающее сопротивление населения нацистским порядкам, оккупационные власти вынуждены были пойти на уступки. В октябре 1942 года все арестованные учителя были отпущены, а членство учителей в Национальном педагогическом союзе стало не обязательным.
Не забыта была и скрепка. Через сколько-то лет после войны в Осло (где вообще любят устанавливать всевозможные странные и необычные памятники) был установлен пятиметровый памятник скрепке, сделанный из нержавеющей стали.
Добрые самаритяне
Двое стариков-фермеров попали в концлагерь из-за того, что помогли бежать русским пленным. К старику Перу Гюлану к хутору пришел русский и спросил, как лучше пройти в Швецию. Старик показал тропу. А через несколько часов по следу пришло трое немецких солдат. "Видел русского?" - "Да, видел, - вежливо ответил старик. - И дорогу ему показал". От удара старик свалился на землю. Больше ни слова от него не удалось добиться гитлеровцам за все два года заключения. "Не разговариваю с людьми, которые в ответ на вежливые слова лезут с кулаками в лицо", - говорил он после освобождения.
Другой крестьянин, по фамилии Таросен, умер в лагере. К нему тоже пришли трое русских. Он накормил их, пустил ночевать и наутро, указав кратчайший путь в горы, снабдил хлебом, сыром и удочками для ловли рыбы. А когда через некоторое время к нему в поисках бежавших русских пришли немецкие солдаты и спросили, не видел ли он русских - с той же откровенностью ответил, что не только видел, но, как добрый самаритянин из Евангелия, оказал им милостыню. Когда нацисты избивали его, он все время повторял: "Если бы и вы пришли ко мне за милосердием, я оказал бы вам его". И об этом твердил все время заключения в концлагере до самой своей смерти.
"Народ-праведник"
"Народ-праведник" - так отметил мемориал Яд-Вашем в Иерусалиме усилия норвежского Сопротивления по спасению немногочисленной еврейской общины города Осло и других городов Норвегии. Именно так, не отдельные лица, не конкретные имена, а все движение в целом было удостоено этого почетного звания.
К началу оккупации в Норвегии насчитывалось около 1800 евреев. Большинство из них проживало в Осло. Кроме того, существовала небольшая община в портовом городе Тронхейм, где с 1925-го действовала синагога, самая северная синагога в мире. В 1936 году она объединяла около двухсот членов, в основном выходцев из Восточной Европы. Остальные норвежские евреи проживали в маленьких городках или деревнях, но поддерживали связи с упомянутыми двумя общинами.
Серьезных национальных конфликтов в норвежском обществе до прихода немцев не наблюдалось. В отличие от Германии евреев там было мало, от политики они были далеки, ни в одной из сфер общественной жизни не играли заметной роли.
В первое время жизни норвежских евреев ничего не угрожало. Проводилась лишь регистрация "инородцев" и учет их имущества. Политику властей по отношению к евреям до июня 41 года определила речь Тербовена перед членами нового коллаборационистского правительства. Он обещал, что будет придерживаться норвежской конституции и даже объявил амнистию всем беженцам, уехавшим из страны за время немецкой оккупации. Сейчас это выглядит невероятно, но многие поверили словам рейхскомиссара. Некоторые евреи даже вернулись из безопасной Швеции в оккупированную Норвегию, фактически подписав себе смертный приговор.
Затем начались преследования. Сначала была запрещена государственная служба, затем был принят закон о запрете смешанных браков, затем был восстановлен давно отмененный закон 1814 года о запрете евреям въезда в Норвегию. В октябре 1942 года начались аресты и депортации.
Для большинства норвежцев преследования евреев оказались полной неожиданностью. Не укладывалось в голове, что в недавно демократичной Норвегии возможно такое. Эти акции открыто осуждались многими. Негодование выражали даже отдельные члены пронацистской партии «Национальное собрание», писавшие Квислингу письма, в которых подтверждали лояльность и положительные качества знакомых евреев.
Многих норвежских евреев арестовали в течение двух дней: 26 октября 1942 года забрали мужчин, а через месяц, 26 ноября, - женщин и детей. Однако норвежской полиции не удалось задержать и депортировать всех. Среди полицейских оказались люди, которые сообщили о готовящейся акции своим знакомым. Нашлись норвежцы, которые смогли быстро сориентироваться и предупредить людей о грозящей им опасности. И, наконец, Сопротивлению удалось организовать сеть временных укрытий, а потом эвакуацию людей в нейтральную Швецию.
Люди, получившие из полиции сигнал о предстоящих репрессиях против евреев, сами должны были соблюдать осторожность, чтобы не попасть в руки гестапо. Опасность была нешуточной, ведь за помощь евреям грозила смертная казнь. Поэтому в ходу был эзопов язык. Показательный случай рассказала Зигфрид Хелизен Лунд, активный член «Нансеновского общества помощи».
25 октября 1942 года в ее дверь позвонил незнакомый мужчина и сказал, что сегодня состоится большая вечеринка, но им нужны только большие пакеты. Не дожидаясь ответа, мужчина ушел. Не сразу, но Зигфрид разгадала эту загадку. Под «вечеринкой» понималась полицейская акция против евреев, а «большие пакеты» означали мужчин.
Вместе с другими членами «Нансеновского общества» Лунд постаралась предупредить как можно больше людей. Некоторые евреи не могли поверить, что им угрожает опасность, и остались дома. В ту же ночь они были арестованы. Те же, кто воспользовался предупреждением и спрятался, получил шанс спастись.
Ровно месяц спустя, 25 ноября, тот же мужчина вновь позвонил в дверь Зигфрид Лунд и сказал, что сегодня опять будет вечеринка, только на этот раз нужны маленькие пакеты. Теперь Лунд сразу поняла, что речь идет о еврейских женщинах и детях, которым угрожают аресты. Ей и ее соратникам удалось предупредить многих людей.
Обычно из осторожности телефоном старались не пользоваться: было известно, что звонки прослушиваются в полиции. Но иногда времени не оставалось, и приходилось рисковать. На процессе против Эйхмана в Иерусалиме в 1961 году Генриетта Самуэль, жена раввина Осло, рассказала, как ее вместе с невесткой и тремя внуками спасли участники норвежского Сопротивления. Ночью 26 ноября 1942 года ее разбудил звонок соседки Ингеборг Слеттен, тоже активной участницы «Нансеновского общества помощи». Она сказала, что сегодня очень холодная ночь, и просила одеть детей потеплее. Через час в квартиру Самуэль пришла незнакомая девушка и увела женщин и детей в один из соседских домов, где они прятались весь следующий день, после чего их перевели в надежное убежище в пригороде Осло.
Одной из впечатляющих операций норвежского Сопротивления было спасение питомцев детского дома на улице Хольбер в Осло. В ноябре 42-го там жили четырнадцать детей в возрасте от восьми до тринадцати лет. Большинство из них было привезено в Норвегию из Вены и Чехословакии в 1938 и 1939 годах. Вечером 25 ноября директор детского дома Нина Хазвольд получила сообщение о готовящихся арестах. Нина обратилась к своей подруге-врачу, которая сразу согласилась помочь. На автомобиле со знаками Красного креста она перевезла детей к знакомому, где они смогли переждать первое время. Позже их двумя группами переправили в Швецию. Все дети вместе с директором детского дома были спасены.
Самым трудным в спасении людей было перевести их через границу. Для того чтобы не попасть в руки гестапо, требовалась основательная подготовка, поэтому главную работу выполняли специальные проводники - участники Сопротивления. Большинство спасенных людей попадали в Швецию пешком через сухопутную границу, некоторым удавалось добраться в нейтральную соседку Норвегии на лыжах или на лодках. Совсем небольшое число беженцев смогли доплыть от западного побережья Норвегии до Шетлендских островов, принадлежавших Великобритании.
Для большей надежности каждый участник Сопротивления мало знал обо всей операции. Проводники, как правило, не интересовались ни именами, ни национальностью беженцев. А в Швецию стремились не только евреи: за период с 1940 по 1945 годы там нашли спасение около пятидесяти тысяч жителей Норвегии.
Чтобы справиться с таким человеческим потоком, была создана специальная транспортная организация «Перевозки Карла Фридрихсена». Ее основал бывший полицейский Альф Петтерсен, работавший в тесном контакте с Сопротивлением. В период с октября 42-го по середину января 43-го, когда Петтерсен с женой были вынуждены бежать от гестапо за рубеж, два грузовика компании курсировали четыре-пять раз в неделю от Осло до границы. На каждом автомобиле было место для двадцати человек, спрятанных среди перевозимой картошки, сена или деталей машин. Рядом с шофером всегда располагался проводник из Народного фронта. По самым заниженным оценкам за одиннадцать недель своего существования «Перевозки Карла Фридрихсена» доставили в безопасную Швецию свыше тысячи человек.
Спасение людей требовало немалых денег. Организаторы придерживались такого правила: если беженцы в состоянии заплатить за предоставляемый транспорт, они должны это сделать. Но никому из нуждающихся не было отказано в помощи, если у него не было средств.
Всего с октября 42-го по февраль 43-го более девятисот евреев были спасены от депортации и уничтожения.
Имена спасенных и их спасителей не фиксировались никакими документами. Защита евреев была частью общей борьбы норвежцев с оккупантами. Поэтому комиссия мемориала Яд ва-Шем в 1979 году присвоила коллективное звание «Праведник мира» всем членам норвежского Сопротивления.
"Русская мама"
После войны жена кузнеца из окрестностей Бергена Мария Эстрем издала документальную книгу воспоминаний под названием "Дневник русской мамы". В советское время эта книга была даже издана на русском языке, а Мария Эстрем - удостоена советского ордена Отечественной войны. Хотя она далеко не единственная, а лишь самая известная из тех сотен крестьянок, которые в годы оккупации оказывали помощь советским, югославским, польским военнопленным на территории Норвегии.
"Когда колонна пленных остановилась у бензиновой колонки, мы с Рейнгольдом и Якобом, младшим моим, стояли на перекрестке и увидели то, что никогда уже не забыть... Много больных и раненых, их бережно поддерживали товарищи. Были и молодые, и пожилые. Но больше всего меня поразили их глаза. Когда я ночью молилась Господу Богу, чтобы он поддержал их, я вспоминала эти глаза. Мертвые, ничего не выражающие глаза людей, которым уже недолго осталось жить... А конвоиры с криками и руганью пересчитывали их, все время сбиваясь со счета - и тогда пускали в ход кулаки и приклады. Я пошла за колонной - их разместили поблизости, в старом бараке без пола, с огромными щелями, откуда дул резкий, холодный ветер. Рассчитан был барак на шестьдесят душ, а там набилось их двести восемьдесят. В три этажа нары. Подстилка - солома. Совсем как скоту".
За свою долгую жизнь Рейнгольд сделал немало усовершенствований в ремесле кузнеца. Кое-какие его предложения по снастям для рыболовства были запатентованы. Но одно из изобретений, сделанное в те дни, никто не запатентовал. Это были усовершенствованные стержни для копчения рыбы. "Изобретение" состояло в том, что рыбы, висящие с обоих краев этого стержня, должны были при копчении обязательно упасть на золу и пепел. А "запачканную" рыбу немцы не ели, отдавали в концлагерь.
Надвигалась новая зима, а пленные были разуты и раздеты. Мария кинула клич среди местных женщин - и через несколько дней у нее было сто двадцать две пары шерстяных носков, несколько десятков рукавиц, шарфов, шапок. Женщины поселка вязали, не переставая. Труднее всего оказалось передать вещи по назначению. Оказалось, что Фельдфебель - начальник караульной смены - любитель "норвежского фольклора", испытывал особое пристрастие к национальным вязаным вещам с узором. Часть связанных для пленных рукавиц и носков перекочевала к "любителю фольклора", но зато оставшиеся теплые вещи он взялся передать пленным и исполнил обещание.
Но предприимчивая тетка на этом не остановилась. Она отправилась на местную мебельную фабрику и после беседы с Марией все сотрудники фабрики - от владельца до чернорабочих - дружно отчислили для русских пленных десятую часть месячного дохода и зарплаты. На другой мебельной фабрике поступили точно также. Затем Мария отправилась в Берген и, явившись в городскую библиотеку, потребовала книги русских писателей на русском языке. Молоденькая библиотекарша сначала очень удивилась, но... вскоре сообразила в чем дело, и перестала задавать лишние вопросы. Лермонтова, Пушкина, Чехова, Толстого Мария отвозила пленным в лагерь.
Потом к дом к Эстремам пришел пленный, бежавший из другого лагеря. Ему дали теплое белье, накормили, помогли соорудить землянку в лесу и договорились, что он явится на следующий день. Беглый приходил каждый день, и каждое утро дверь была предупредительно открыта. Через пятьдесят дней после побега удалось с помощью соседа, который пас скот высоко в горах, устроить беглеца в горной пастушьей хижине. В хижину, к которой не вела даже стежка, на руках относили продукты, вещи и даже деревянную кровать. Дети Марии носили беглецу передачи. В числе передач оказался, помимо еды и одежды, русско-шведский словарь (Мария не нашла русско-норвежского словаря и решила обойтись шведским, благо языки похожи). Лишь через пять месяцев удалось беглецу уйти по цепочке связи в горы к партизанам.
Однажды, когда все вокруг цвело, Мария собрала и передала в лагерь корзину полевых и садовых цветов. Ее некоторые спрашивали - зачем пленным цветы, когда им нечего есть? И эта крестьянка отвечала, что в каких бы ужасных условиях не находился человек, он не потерял способности чувствовать. А цветы - знак симпатии и уважения. Но цветы немцы выбросили на помойку - слишком, по их мнению, это было шикарно для пленных.
Зато сами выжившие пленные после освобождения закидали Марию цветами. В Бергене ее пригласили на прощальный концерт.
"Мы с Рейнгольдом сидели в первом ряду. И вдруг перед началом концерта один из русских выступил с большой речью, обращенной прямо к нам. Затем ко мне подбежали и на руках вынесли на сцену. От волнения я не могла сказать ни слова. Те, кто были в Бергенском лагере, вынесли на сцену Маргарет Монсен. Ей было всего пятнадцать лет. Она помогала русским в Бергене. Мы обе стояли на сцене и плакали от радости, от смущения, от гордости и любви. А потом нам пели и плясали. Видит Бог, не было на свете женщины счастливее меня".