Тюремный дневник Сергея Муравьева-Апостола
между прочим, на редкость... ммм... актуальный текст
(Все подчеркивания в тексте - авторские в оригинале Р.Д.)
В Евангелии, принадлежавшем моему брату, после его казни нашлась следующая запись (эта фраза рукой Матвея - Р.Д.)
Намерение - вот единственное, что определяет виновность. Действия как действия ничего не доказывают, так как можно сделать много зла с самыми чистыми в мире намерениями и произвести величайшее добро с намерениями совершенно превратными. Настолько верно, что именно намерения, а не вытекающие из них действия, составляют виновность - что это делает долг судьи слишком трудным, и единственное, что должно быть в его характере - это свобода от мелких злобы и страстей, гарантии беспристрастности, правды и мужества; но с другой стороны он должен обладать достаточно развитым умом, чтобы уметь проникать, насколько возможно, в намерения обвиняемого сквозь серию установленных действий; и даже эта произвольная власть судить дела и намерения показалась настолько непомерной и вне человеческих сил, что существуют страны, где разделили судопроизводство между судом присяжных и судьями, из которых первые являются в чистом виде судьями намерений, а вторые не более чем исполнителями закона. Эти размышления многим покажутся совершенно бесполезными глупостями. Для судопроизводства же, как его понимают, все намного проще - это поистине ложе Прокруста: подходит по росту ко всем, кого на него укладывают, естественным ли образом или нет, не все ли равно? Следует ли однако из только что развитого нами размышления, что поскольку намерения каждого известны только ему самому, хорошее судопроизводство должно призывать всех обвиняемых давать свидетельства против самих себя? Без сомнения, нет! Поскольку немного людей имели бы смелость к искреннему признанию, и можно даже сказать, что наиболее невинные и чистые скорее сознавали бы себя виновными и осуждали, нежели наиболее испорченные. Но из этого следует, без противоречия, что приговоры людей все погрешны, шатки и приблизительны; чем они решительнее - тем более они плод ничтожества и лени и тем ближе они соседствуют с заблуждением; великая ответственность лежит на плечах всех судей; эта ответственность находится в прямой зависимости с благоразумием той власти, которая дана судье, и, следовательно, прощение, милосердие и любовь должны быть основными принципами приговоров не только наиболее благородных, но также наиболее мудрых и глубоких. И здесь мы возвращаемся к морали Евангелия - книги божественной, книги глубокой, слишком мало понятой, которая в началах своих подходит ко всякой правде и к которой всегда возвращаются, размышляя глубоко обо всем, что удерживает человека. Эта книга нам также провозглашает великий приговор, исправляющий все прочие приговоры. Она провозглашает, что однажды наш Божественный Спаситель (единственный непогрешимый Судья, поскольку, испытуя сердца, Он судит действия по намерениям) придет, окруженный всей славой, воздать каждому по его делам; но она нам также возвещает снисхождение в Его всемогуществе, полном любви и милосердия, безжалостном только к злонамеренности и эгоизму. Будем же все надеяться и бояться этого дня, который обнажит намерения каждого!
(далее в другой день и заметно другим почерком - Р.Д.)
И время моего отшествия наста. Подвигомъ добрымъ подвизахся, течение скончахъ, веру соблюдохъ. (эта фраза в тексте по-русски - Р.Д.) (затем то же по-французски, здесь я использую Синодальный перевод - Р.Д.) Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил (Послание Апостола Павла Тимофею, глав.IV).
(далее по-русски с новой строки - Р.Д.) Писано в крепости после объявления смертнаго приговора.
(Все подчеркивания в тексте - авторские в оригинале Р.Д.)
В Евангелии, принадлежавшем моему брату, после его казни нашлась следующая запись (эта фраза рукой Матвея - Р.Д.)
Намерение - вот единственное, что определяет виновность. Действия как действия ничего не доказывают, так как можно сделать много зла с самыми чистыми в мире намерениями и произвести величайшее добро с намерениями совершенно превратными. Настолько верно, что именно намерения, а не вытекающие из них действия, составляют виновность - что это делает долг судьи слишком трудным, и единственное, что должно быть в его характере - это свобода от мелких злобы и страстей, гарантии беспристрастности, правды и мужества; но с другой стороны он должен обладать достаточно развитым умом, чтобы уметь проникать, насколько возможно, в намерения обвиняемого сквозь серию установленных действий; и даже эта произвольная власть судить дела и намерения показалась настолько непомерной и вне человеческих сил, что существуют страны, где разделили судопроизводство между судом присяжных и судьями, из которых первые являются в чистом виде судьями намерений, а вторые не более чем исполнителями закона. Эти размышления многим покажутся совершенно бесполезными глупостями. Для судопроизводства же, как его понимают, все намного проще - это поистине ложе Прокруста: подходит по росту ко всем, кого на него укладывают, естественным ли образом или нет, не все ли равно? Следует ли однако из только что развитого нами размышления, что поскольку намерения каждого известны только ему самому, хорошее судопроизводство должно призывать всех обвиняемых давать свидетельства против самих себя? Без сомнения, нет! Поскольку немного людей имели бы смелость к искреннему признанию, и можно даже сказать, что наиболее невинные и чистые скорее сознавали бы себя виновными и осуждали, нежели наиболее испорченные. Но из этого следует, без противоречия, что приговоры людей все погрешны, шатки и приблизительны; чем они решительнее - тем более они плод ничтожества и лени и тем ближе они соседствуют с заблуждением; великая ответственность лежит на плечах всех судей; эта ответственность находится в прямой зависимости с благоразумием той власти, которая дана судье, и, следовательно, прощение, милосердие и любовь должны быть основными принципами приговоров не только наиболее благородных, но также наиболее мудрых и глубоких. И здесь мы возвращаемся к морали Евангелия - книги божественной, книги глубокой, слишком мало понятой, которая в началах своих подходит ко всякой правде и к которой всегда возвращаются, размышляя глубоко обо всем, что удерживает человека. Эта книга нам также провозглашает великий приговор, исправляющий все прочие приговоры. Она провозглашает, что однажды наш Божественный Спаситель (единственный непогрешимый Судья, поскольку, испытуя сердца, Он судит действия по намерениям) придет, окруженный всей славой, воздать каждому по его делам; но она нам также возвещает снисхождение в Его всемогуществе, полном любви и милосердия, безжалостном только к злонамеренности и эгоизму. Будем же все надеяться и бояться этого дня, который обнажит намерения каждого!
(далее в другой день и заметно другим почерком - Р.Д.)
И время моего отшествия наста. Подвигомъ добрымъ подвизахся, течение скончахъ, веру соблюдохъ. (эта фраза в тексте по-русски - Р.Д.) (затем то же по-французски, здесь я использую Синодальный перевод - Р.Д.) Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил (Послание Апостола Павла Тимофею, глав.IV).
(далее по-русски с новой строки - Р.Д.) Писано в крепости после объявления смертнаго приговора.