Письмо Сергея Муравьева Императору.
Это письмо было написано Сергеем Муравьевым через пять дней после того, как он был лично допрошен Императором во дворце.
Эта известная цитата из мемуаров Николая I, которую он записал годы спустя после этой встречи, перепутав разных Муравьевых.
"Никита Муравьев был образец закоснелого злодея. Одаренный необыкновенным умом, получивший отличное образование, но на заграничный лад, он был во своих мыслях дерзок и самонадеян до сумасшествия, но вместе скрытен и необыкновенно тверд. Тяжело раненный в голову, когда был взят с оружием в руках, его привезли закованного. Здесь сняли с него цепи и привели ко мне. Ослабленный от тяжкой раны и оков, он едва мог ходить. Знав его в Семеновском полку ловким офицером, я ему сказал, что мне тем тяжелее видеть старого товарища в таком горестном положении, что прежде его лично знал за офицера, которого покойный государь отличал, что теперь ему ясно должно быть, до какой степени он преступен, что - причиной несчастия многих невинных жертв, и увещал ничего не скрывать и не усугублять своей вины упорством. Он едва стоял; мы его посадили и начали допрашивать. С полной откровенностию он стал рассказывать весь план действий и связи свои. Когда он все высказал, я ему отвечал:
- Объясните мне, Муравьев, как вы, человек умный, образованный, могли хоть одну секунду до того забыться, чтоб считать ваше намерение сбыточным, а не тем, что есть, - преступным злодейским сумасбродством?
Он поник головой, ничего не отвечал, но качал головой с видом, что чувствует истину, но поздно.
Когда допрос кончился, Левашов и я, мы должны были его поднять и нести под руки".
Кстати, обращаю внимание коллег (интересно, у меня ли одной такое впечатление): мне очень сложно переводить тексты Сергея Муравьева. Для сравнения, письма Пестеля я читаю практически с листа: у него совершенно внятный современный язык, современные грамматические обороты. А Сергей Иванович использует архаические глагольные формы, кучу малознакомой лексики и главное - такие навороченные предложения, что не поймешь, где начало, где конец. Ну вот, начерно:
Государь!
Воспользовавшись личным разрешением Вашего Императорского Величества адресовать напрямую вам все, что я нашел бы прибавить к уже сделанным мной показаниям, я позволяю себе представить вам еще следующие детали:
Среди членов польского Общества, которые мне известны, я забыл назвать некоего г-на Дениско. Хотя я не имел с ним связей по поводу Общества, я однако сильно предполагаю, что он является его членом. Майор Спиридов из Пензенского полка, о котором есть вопрос в моих показаниях, не принадлежал первоначально к Обществу Славян, но был принят в него Бестужевым, после того как был сперва испытан мною в Лещине.
Во время моего последнего свидания с Мошинским в Житомире, о котором я упомянул, было условлено между нами, что в случае начала действия, я ему дам знать письмом, и что день, который я назначил бы перед ним, когда я появлюсь в Житомире, был бы как раз день выступления. Я сообщаю это обстоятельство лишь для того, чтобы представить все детали, которые сохранились в моей памяти, так как это письмо никогда не было написано, следовательно и дата не была определена.
Я утверждаю здесь вновь мое показание, что ни я, ни кто-либо из наших членов, мне известных, не использовал никогда по отношению к солдатам ни принятия (в общество), никаких формул присяги, ни других средств. Единственной системой, которой следовали в этом отношении - было привязывать их к себе лично, свидетельствуя к ним интерес, и давая им деньги на их нужды (и даже не имеется никаких сколько-нибудь значительных сумм, распространяемых для этих целей, так как Общество никогда не имело какого-либо денежного фонда, каждый член мог использовать для расходов такого рода лишь свои собственные деньги). В армии всегда будет легко вызвать движение, пока будут существовать такие источники недовольства, как во-первых, действующая система снабжения, которая не только лишает солдата возможности что-либо экономить для своей жизни, но и предоставляет ему сверх того уйму мелких ежедневных неприятностей, и действительно ему даже порой не хватает хлеба; и во 2-х Штрафованные (слово "Штрафованные" написано по-русски - РД), служащие безо всякой надежды - которым нечего терять и зато могут выиграть все - и будут всегда склонны к изменениям.
Что касается Обществ - то о русском можно больше не говорить: оно не существует более. Малороссийское же, основанное на умозрительных фантазиях, очевидно невыгодных стране, никогда не должно было быть ни сильным, ни распространенным, и сводится, я думаю, к кружку г-на Лукашевича. Польские общества, напротив, сильно многочисленны, и я полагаю, что нет почти ни одного помещика в стране, которые не состояли бы в них. Я сомневаюсь однако, чтобы их организация была достаточно сильной, и что нашлась бы особенно в их среде хоть одна голова, способная ими руководить. - Вот все, что я нахожу прибавить к моим показаниям, декларируя в то же время, что я готов сказать правду обо всем, что будет мне известно.
Что касается до меня лично, если бы мне было позволено выразить Вашему Величеству единственное желание, которое я сейчас имею, это иметь возможность употребить с пользой для Отечества некоторые способности, дарованные мне Небом, и особенно если бы я мог надеяться суметь внушить еще некоторое доверие, я осмелился бы ходатайствовать перед Вашим Величеством быть посланным в какие-либо удаленные и рискованные экспедиции, для которых обширная империя Вашего Величества предоставляет столько случаев: либо на юг, к Каспийскому морю и Аральскому озеру, либо к южной границе Сибири, еще столь мало исследованной, либо наконец в наши Американские колонии. Какое бы задание не было на меня возложено, Ваше Величество увидит мое усердие его выполнить, и что он может положиться на мое слово.
Единственная милость, о которой я осмеливаюсь умолять Ваше Величество, как о благодеянии, которое останется неизгладимо выгравированным в моем сердце, это соединение с моим братом. Соблаговолите, Государь, благосклонно принять эту просьбу того, кто с этого момента называет себя
Вашего Императорского Величества
Верноподданным,
Сергей Муравьев Апостол
25 января 1826 года
Данное письмо всегда вызывало у меня два основных вопроса.
Первое - ну почему г-н Дениско? Ааа, чтобы казаться откровенным, можно было бы сообщить что-нибудь гораздо более важное, нежели неизвестно откуда всплывший Дениско - которого, кажется, не знает больше никто и никто о нем больше не упоминает (интересно, нашли хотя бы этого Дениско и какая была его дальнейшая судьба?)
Ну и главное - это, конечно, экспедиции. Ведь когда говорят - дескать, Сергей Муравьев на следствии свободнее других (его не запугаешь и не продавишь - ему нечего пообещать и нечем угрожать, он заранее понимает, что обречен), но нет - это тоже ЧТО-ТО обещали, иначе бы он не писал - так. И при этом - ни одного слова раскаяния, хотя бы неловкого и неумелого.
Эта известная цитата из мемуаров Николая I, которую он записал годы спустя после этой встречи, перепутав разных Муравьевых.
"Никита Муравьев был образец закоснелого злодея. Одаренный необыкновенным умом, получивший отличное образование, но на заграничный лад, он был во своих мыслях дерзок и самонадеян до сумасшествия, но вместе скрытен и необыкновенно тверд. Тяжело раненный в голову, когда был взят с оружием в руках, его привезли закованного. Здесь сняли с него цепи и привели ко мне. Ослабленный от тяжкой раны и оков, он едва мог ходить. Знав его в Семеновском полку ловким офицером, я ему сказал, что мне тем тяжелее видеть старого товарища в таком горестном положении, что прежде его лично знал за офицера, которого покойный государь отличал, что теперь ему ясно должно быть, до какой степени он преступен, что - причиной несчастия многих невинных жертв, и увещал ничего не скрывать и не усугублять своей вины упорством. Он едва стоял; мы его посадили и начали допрашивать. С полной откровенностию он стал рассказывать весь план действий и связи свои. Когда он все высказал, я ему отвечал:
- Объясните мне, Муравьев, как вы, человек умный, образованный, могли хоть одну секунду до того забыться, чтоб считать ваше намерение сбыточным, а не тем, что есть, - преступным злодейским сумасбродством?
Он поник головой, ничего не отвечал, но качал головой с видом, что чувствует истину, но поздно.
Когда допрос кончился, Левашов и я, мы должны были его поднять и нести под руки".
Кстати, обращаю внимание коллег (интересно, у меня ли одной такое впечатление): мне очень сложно переводить тексты Сергея Муравьева. Для сравнения, письма Пестеля я читаю практически с листа: у него совершенно внятный современный язык, современные грамматические обороты. А Сергей Иванович использует архаические глагольные формы, кучу малознакомой лексики и главное - такие навороченные предложения, что не поймешь, где начало, где конец. Ну вот, начерно:
Государь!
Воспользовавшись личным разрешением Вашего Императорского Величества адресовать напрямую вам все, что я нашел бы прибавить к уже сделанным мной показаниям, я позволяю себе представить вам еще следующие детали:
Среди членов польского Общества, которые мне известны, я забыл назвать некоего г-на Дениско. Хотя я не имел с ним связей по поводу Общества, я однако сильно предполагаю, что он является его членом. Майор Спиридов из Пензенского полка, о котором есть вопрос в моих показаниях, не принадлежал первоначально к Обществу Славян, но был принят в него Бестужевым, после того как был сперва испытан мною в Лещине.
Во время моего последнего свидания с Мошинским в Житомире, о котором я упомянул, было условлено между нами, что в случае начала действия, я ему дам знать письмом, и что день, который я назначил бы перед ним, когда я появлюсь в Житомире, был бы как раз день выступления. Я сообщаю это обстоятельство лишь для того, чтобы представить все детали, которые сохранились в моей памяти, так как это письмо никогда не было написано, следовательно и дата не была определена.
Я утверждаю здесь вновь мое показание, что ни я, ни кто-либо из наших членов, мне известных, не использовал никогда по отношению к солдатам ни принятия (в общество), никаких формул присяги, ни других средств. Единственной системой, которой следовали в этом отношении - было привязывать их к себе лично, свидетельствуя к ним интерес, и давая им деньги на их нужды (и даже не имеется никаких сколько-нибудь значительных сумм, распространяемых для этих целей, так как Общество никогда не имело какого-либо денежного фонда, каждый член мог использовать для расходов такого рода лишь свои собственные деньги). В армии всегда будет легко вызвать движение, пока будут существовать такие источники недовольства, как во-первых, действующая система снабжения, которая не только лишает солдата возможности что-либо экономить для своей жизни, но и предоставляет ему сверх того уйму мелких ежедневных неприятностей, и действительно ему даже порой не хватает хлеба; и во 2-х Штрафованные (слово "Штрафованные" написано по-русски - РД), служащие безо всякой надежды - которым нечего терять и зато могут выиграть все - и будут всегда склонны к изменениям.
Что касается Обществ - то о русском можно больше не говорить: оно не существует более. Малороссийское же, основанное на умозрительных фантазиях, очевидно невыгодных стране, никогда не должно было быть ни сильным, ни распространенным, и сводится, я думаю, к кружку г-на Лукашевича. Польские общества, напротив, сильно многочисленны, и я полагаю, что нет почти ни одного помещика в стране, которые не состояли бы в них. Я сомневаюсь однако, чтобы их организация была достаточно сильной, и что нашлась бы особенно в их среде хоть одна голова, способная ими руководить. - Вот все, что я нахожу прибавить к моим показаниям, декларируя в то же время, что я готов сказать правду обо всем, что будет мне известно.
Что касается до меня лично, если бы мне было позволено выразить Вашему Величеству единственное желание, которое я сейчас имею, это иметь возможность употребить с пользой для Отечества некоторые способности, дарованные мне Небом, и особенно если бы я мог надеяться суметь внушить еще некоторое доверие, я осмелился бы ходатайствовать перед Вашим Величеством быть посланным в какие-либо удаленные и рискованные экспедиции, для которых обширная империя Вашего Величества предоставляет столько случаев: либо на юг, к Каспийскому морю и Аральскому озеру, либо к южной границе Сибири, еще столь мало исследованной, либо наконец в наши Американские колонии. Какое бы задание не было на меня возложено, Ваше Величество увидит мое усердие его выполнить, и что он может положиться на мое слово.
Единственная милость, о которой я осмеливаюсь умолять Ваше Величество, как о благодеянии, которое останется неизгладимо выгравированным в моем сердце, это соединение с моим братом. Соблаговолите, Государь, благосклонно принять эту просьбу того, кто с этого момента называет себя
Вашего Императорского Величества
Верноподданным,
Сергей Муравьев Апостол
25 января 1826 года
Данное письмо всегда вызывало у меня два основных вопроса.
Первое - ну почему г-н Дениско? Ааа, чтобы казаться откровенным, можно было бы сообщить что-нибудь гораздо более важное, нежели неизвестно откуда всплывший Дениско - которого, кажется, не знает больше никто и никто о нем больше не упоминает (интересно, нашли хотя бы этого Дениско и какая была его дальнейшая судьба?)
Ну и главное - это, конечно, экспедиции. Ведь когда говорят - дескать, Сергей Муравьев на следствии свободнее других (его не запугаешь и не продавишь - ему нечего пообещать и нечем угрожать, он заранее понимает, что обречен), но нет - это тоже ЧТО-ТО обещали, иначе бы он не писал - так. И при этом - ни одного слова раскаяния, хотя бы неловкого и неумелого.