Запорожцы пишут письмо турецкому султану...
...сначала я хотела сделать просто короткий пост с парочкой цитат, но неожиданно размышление у меня вылилось в довольно длинную статью (так сказать, для кого-то ликбез, а для своих - некоторая увязка фактов), задевающую широкий круг вопросов: тут и разногласия между разными частями тайных обществ, и пресловутый план мая 1826 года, и особенности пропаганды среди нижних чинов Третьего корпуса - в общем, о многом уже говорилось, а тут как будто некая квинтэссенция, проецированная в одной точке.
Поэтому, кому интересно -
История одного конспиративного письма
1826 года февраля 18 дня... подполковник Сергей Муравьев-Апостол спрашиван в пояснение данных им ответов. В данных ответах вы умолчали о двух обстоятельствах, которые вам были совершенно известны и о которых теперь собраны достоверные сведения...
1. 8 Артиллерийской бригады подпоручик Горбачевский писал вам, что солдаты сей бригады с таким рвением ожидают начала (возмутительного) действия, что офицеры принадлежащие к обществу не находят средств удержать их нетерпение.
Здесь объясните чистовердечно:
а) когда и чрез кого получено было вами сие письмо Горбачевского?
б) кем из офицеров и по чьему наставлению возбуждена была в солдатах нетерпеливость к начатию возмутительных действий?
в) кто были те принадлежащие к обществу офицеры, кои не находили возможности удерживать преступное рвение солдат?
г) когда, чрез кого, и что именно отвечали вы Горбачевскому на означенное письмо его?
Ответ:
... объяснить честь имею... объявляю, что я никогда никакой переписки не имел с Подпоручиком Горбачевским, и не получал от него письма, с уведомлением о рвении Солдат 8-й Бригады, и следственно не мог зделать ему ответа по сему предмету
Самое смешное здесь то, что Сергей Иванович не врет - как мы увидим ниже, к НЕМУ Горбачевский действительно не писал - и не мог писать по условиям субординации, принятой в тайном обществе.
Между тем, письмо Горбачевского или письмо артиллеристов (мы сейчас выясним, что это коллективное произведение искусства) - это такой, если угодно, следственный мем, о котором знают ВСЕ: это письмо видел Пестель, это письмо видел Трубецкой, это письмо то ли видел, то ли слышал о нем Рылеев, это письмо видел Артамон Муравьев, это письмо обсуждают офицеры Черниговского полка - то ли Кузьмин сказал Фурману, то ли Соловьев сказал Сухинову - ну ладно, черниговцы - но Рылеев? Как? Почему? И только один Сергей Муравьев, который явно не может не знать о существовании столь примечательного письма - делает вид, что впервые в жизни об этом слышит.
В тот же день, 18 февраля, допрашивают Горбачевского. Комитету известно, что...
извините, но воспроизвести показания Горбачевского во всей их красе я не в состоянии, ибо будет уж очень длинно (один из тех случаев, когда становится очень жалко следственный комитет, которому нужно ЭТО читать - и еще и пытаться извлечь из ЭТОГО какую-то полезную информацию).
Ой, письмо? Ой, какое письмо? Ааа, письмо! Ах да, письмо... ПИСЬМЕЦО... да, точно было письмецо (где-то на пятом круге своей мысли Горбачевский признает, что "письмецо" - это его любимое словечко - существовало)
"Я никогда ни одного слова не писал к подполковнику Муравьеву-Апостолу, в сем я всеми свидетельствуюсь тем более Петром Борисовым которой за меня и за всех трудился и всегда сочинял мне письма, ибо я с Муравьевым никаких сношений не имел, но было писано при оказии мною к Бестужеву… сие так ложно и хвастовски было написано что я даже незнаю как сие и объяснить, - ибо ни один солдат верно непоказывал своей нетерпеливости офицеру, - да и кто были сии солдаты которые ни об чем не знали, - я не знаю к чему сие Борисов хвастовство такое сочинил, я по своей к нему легковерности а второе и знавши кому пишется сие написал, - да и кем сие было говорено, разве кем нибудь в шутках, - но на солдат никогда сего нельзя сказать, ибо оне ничего как я знаю незнали и всегда найлутчим образом исполняли свой долг, и сего мне никто из офицером несказывали ибо я непомню чтобы об сем когда либо рассказывали".
Итак, на наших глазах рождается версия: да, писали к Бестужеву, письмо составлено Петром Борисовым (при этом присутствует кстати и Андреевич), а Горбачевский со слов Борисова его переписал - и письмо составлено исключительно для пустого хвастовства, ибо Бестужев требовал активности - вот мы, дескать, активность и продемонстрировали. А на самом деле - какая готовность, какие солдаты? Солдаты ничего не знали, мы нифига не делали, о чем и Петр Борисов - который вообще главный злодей и за все в ответе - не откажется, конечно же, подтвердить.
Хитрый малоросс Горбачевский - кажется, поймал фишку и ловко ловит следствие на его же следственных методах: он не сомневается в том, что следующий вопрос зададут Петру Борисову с формулировкой "Горбачевский против вас показывает".
И точно! Чернышев вляпывается в расставленную ловушку.
28-го февраля... подпоручик Борисов 2-й спрашиван...
"Горбачевский же, в данных ответах сознаваясь, что такого содержания письмо действительно от имени его вами составлено, а им переписано… утверждает, что оное заключало в себе одно пустое хвастовство и написано было вами с общаго с ним согласия Единственно для показания обществу таких успехов над солдатами, коих не существовало… в справедливости Сего показания Горбачевский ссылается на ваше Засвидетельствование".
Петр явно счастлив - фактически, следователи сами предоставили ему на блюдечке версию, как следует правильно отвечать на коварный вопрос. И, не будь дураком, подыгрывает дружку и соратнику:
"Подлинно… я написал от имени Горбачевского письмо, которое было им переписано и адресовано к подпорутчику Бестужеву-Рюмину сие письмо уведомляло его, что большая часть солдат 1-й батарейной роты оказывает Готовность следовать нашим Советам и 2-й Легкой даже ожидает с нетерпением начать возмущение; однако сие уведомление было Совершенно ложное и внушено одним только Суетным тщеславием против котораго я говорил и даже охуждал оное мы ничего не видали другаго кроме того, что некоторые из наших подчиненных были к нам привязаны многии не довольны их участию но никогда не были уверены в твердой их решимости последовать нашим внушениям и Готовности начать возмущение …"
2:0 в пользу артиллеристов.
Итак, мы знаем, что
- письмо было
- что оно было написано Бестужеву-Рюмину
- но... что группа молодых артиллеристов написала его "из пустого хвастовства".
Осталось выяснить:
- почему о письме знают все, кроме Сергея Ивановича
- правду ли рассказали артиллеристы.
Сначала напомню еще раз, что происходит в Лещинских лагерях. Во время соединения обществ Бестужев требует славян, чтобы они выбрали посредника для сношений - и, недовольный избранием Спиридова, делит вновь принятых членов на три округа - 8-й пехотный под началом Спиридова, 9-й артиллерийский под началом Пестова и 8-й артиллерийский под началом Горбачевского (по некоторым показаниям, отдельно выделяют 9-й пехотный - это, собственно, Черниговский полк, "члены которого должны были адресоваться непосредственно к Сергею Муравьеву"). 9-я артбригада стоит где-то далеко - сразу после Лещинских лагерей она исчезает из поля зрения, поэтому - кроме собственноручно поставленного крестика и ранней скоропостижной смерти в Петровском заводе от случайного сепсиса - от подпоручика Пестова не осталось в истории больше ничего; и о 9 артбригаде здесь в дальнейшем речь не идет.
Остаются две активные тусовки - 8-я артбригада, которая стоит в Новоград-Волынске (здесь 5 активных членов - Петр Борисов, Горбачевский, Бечаснов - и еще двое: Яков Андреевич вскоре откомандировывается в Киевский арсенал, а Иван Киреев - в Житомир в штаб Третьего корпуса. Все эти люди активны и действуют, но они в очень малых чинах - никто из них не командует даже ротой, и это важно, как мы увидим).
Второе гнездо разврата - Пензенский пехотный полк 8-й пехотной дивизии (есть еще Саратовский, но там не такая активная тусовка) - и вот здесь с непосредственной ударной военной силой получше, потому что Спиридов командует батальоном, а под ним - два ротных командира - Громницкий и Лисовский, и еще один ротный командир - Алексей Тютчев - все четверо - активные члены общества.
Пензенцам и артиллеристам дано задание - готовить нижних чинов к восстанию ("приуготовлять постепенно, но не открывая им истинной цели общества"). Каковое восстание запланировано на май 1826 года - потому что в мае 1826 года намечается смотр войск на Украине - и они, Третий пехотный корпус, должны выступить первой ударной силой.
Из конспиративных соображений им всем говорят: посредник имеет право писать ТОЛЬКО уполномоченному от Верховной Думы. Уполномоченный - это Бестужев-Рюмин (поэтому пишут именно ему, а не Муравьеву). А Верховная Дума - она где-то. А простые члены писать уполномоченному не имеют права (именно поэтому Петр Борисов диктует - а Горбачевский - назначенный посредник - переписывает) и между собой округа сноситься не должны. Разумеется, вся эта сложная система мгновенно перестает соблюдаться - в том числе и потому, что посредники и члены соперничают между собой за благосклонность начальства. Поэтому, например, из следственного дела Громницкого мы узнаем некоторые подробности письма артиллеристов, о которых умолчали сами артиллеристы: Илья Иванов, ознакомившись с письмом Горбачевского (он вообще вне "округов" и над схваткой, потому что Бестужев сказал, что отныне гражданские чиновники не имеют права принадлежать к обществу - но не тут-то было), немедленно уведомляет о содержании письма дружков из Пензенского полка - дескать, там написано в числе прочего, что "Спиридов спит" (так и хочется сказать - в одном ботинке) и "не старается в пользу общества", а вот они, артиллеристы - круты и молодцы. На следствии артиллеристы и пензенцы всячески наезжали друг на друга ("Горбачевский и Бечаснов так и дышали злодейством", "Спиридов везде лез, всем командовал и вообще говорил с Бестужевым по-французски") (о, ужас! - РД). И, разумеется, обе стороны утверждали, что уж они-то солдат не готовили, и вообще их солдаты - самые верноподданные солдаты.
И, разумеется, мы уже видели, сколь вдохновенно врут офицеры там, где вопрос касается пропаганды среди нижних чинов. Однако парадокс. Военно-судная комиссия в Белой церкви осудила на разное количество шпицрутенов 26 нижних чинов 8 артбригады - "по делу подпоручиков Борисова 2-го, Андреевича 2-го, Горбачевского и Бечасного". Иначе говоря, следы "разврата" нашлись там в полный рост. А генерал Рот в объяснительных рапортах смущенно писал - "что же касается до слухов дошедших ко мне на щет 8-й артиллерийской бригады... то осведомясь будто бы в той Бригаде а особливо в легкой роте номер 2, не соблюдается во всей строгости служба... относительно формы в одежде и опрятности последних вне службы, так же что самою службою не столько занимаются как в прочих ротах, касательно чего и приняты мною надлежащие меры..." - а в другом месте, далее, Рот в сердцах замечает что-то вроде "ну что вы хотите, это же артиллерия, а там слишком много грамотных" (вот откуда все беды - РД)
Осуждено также, как мы уже видели, 27 нижних чинов Саратовского полка - бывшей роты Спиридова.
А вот в Пензенском полку - всего лишь один рядовой Полужалкин, который обвиняется в том, что подполковник Муравьев дал оному Полужалкину 16 рублей. В чем, впрочем, спрошенные о сем Муравьев и Спиридов не сознались - но что-то за это преступление Полужалкину дали, не помню сколько - поменьше, чем Анойченко.
Спрашивается - почему 8 артбригада развращена, а Пензенский полк - нет? (там только офицеры развращены, а вот про нижних чинов даже специально написано - "в ротах, командуемых Тютчевым, Громницким и Лисовским следов преступной пропаганды не нашлось"). Может быть, артиллеристы действительно круты и молодцы (а на следствии они, стало быть, врут) - а пензенцы действительно спят?
А теперь оставим на время этот вопрос и разберемся с тем, каким образом письмо артиллеристов стало известно и в Тульчине, и в Петербурге. Здесь придется - для тех, кто не в курсе - сделать краткий экскурс в непростую историю взаимоотношений в Южном обществе. Итак, изначально в Южном обществе было три управы - Тульчинская под руководством Пестеля и Юшневского, Каменская под руководством Волконского и Давыдова, и Васильковская - под руководством Сергея Муравьева и Бестужева-Рюмина. И общая Директория Южного общества с двумя директорами - Пестелем и Юшневским. На одном из съездов руководства Южного общества в Киеве в январе 1823 года впервые обозначились разногласия между Васильковской управой и всеми остальными - и разногласия эти касались, собственно, тактики общества. Пестель и его сторонники изначально утверждали, что переворот можно произвести "не иначе, как в Петербурге" - там Император и царская семья, там Сенат и все правительственные органы, там гвардия, там переворот - если он будет хорошо и тщательно подготовлен (а для этого торопиться не нужно) будет мгновенным и максимально бескровным. Звучало это хорошо и правильно, но загвоздка была в том, что Южное общество - оно, как известно, на юге - и поэтому своими силами произвести переворот в Петербурге никак не может. А договориться с Северным обществом им по разным причинам никак не удавалось, и чем дальше, тем сильнее эта проблема усугублялась. По этой ли причине или по какой другой Сергей Муравьев внезапно ставит вопрос по-другому: не нужно ждать Петербурга, начнем сами здесь на Украине с той силой, которая будет у нас под рукой. Армия - горячий порох, мы легко поднимем солдат и офицеров, "одна рота увлечет полк", собранную армию можно будет двинуть на Киев, а оттуда - на Москву и Петербург. Свою оппозицию в этом отношении Сергей Иванович на следствии нисколько не скрывает "хотя и противопоставляли мне все ужасы междуусобной брани, могущей возникнуть от предполагаемого мною образа действия".
Следующие два с лишним года прошли в постоянном перетягивании каната, который Васильковская управа упрямо тянула на себя (И если в Петербурге подозревали в "честолюбивых видах" Пестеля, то сторонники Пестеля - прежде всего Волконский и Юшневский - явно подозревают в таковых видах Сергея Муравьева. Между тем он, конечно же, не злонамеренный честолюбец - он просто человек, абсолютно уверенный в собственной правоте). На протяжении этих двух лет васильковцы несколько раз пытались надеть на голову соратникам по партии разные планы немедленного выступления - обыкновенно приуроченные к ежегодным смотрам войск на Украине, когда предоставлялась возможность захватить Императора, приехавшего на смотр - так возникают последовательно "Бобруйский заговор", "Первый Белоцерковский заговор" - однако до поры до времени Пестелю удается удерживать горячие головы. В начале 1825 года разногласия достигли критической точки: на январский киевский съезд руководства Южного общества Муравьев и Бестужев не явились (чем вызвали волну возмущения), а когда Пестель и Юшневский приехали к ним в Васильков объявить им о том, что их очередной Белоцерковский план запрещен руководством общества к исполнению - практически открытым текстом заявили о том, что не считают себя связанными решениями съезда и руководства общества и будут делать что хотят. Если им представится таковая возможность.
Прозвучало все это резко и обидно - однако до формального разрыва дело не дошло: слишком многое реально связывало стороны (включая личные отношения), и кроме того, очевидно, что несмотря на объявленную угрозу, Сергей Муравьев возможно еще не чувствовал достаточных сил, чтобы действительно начать действия полностью без поддержки остального Южного общества. Он хотел бы договориться, а для этого ему нужны были дополнительные аргументы. Дальнейшие события неожиданно предоставили ему сразу несколько возможностей.
Во-первых, где-то в мае в Киев был откомандирован по службе член Северного общества князь Сергей Трубецкой - старый приятель Сергея Муравьева еще по первым тайным обществам и по Семеновскому полку. До этого момента, как я уже писала, Южному и Северному обществам никак не удавалось договориться между собой. Узрев Трубецкого в Киеве - в непосредственной близости от Васильковской управы - Сергей Иванович по-видимому решил взять дело в свои собственные руки. К этому времени уже было, по-видимому, известно о том, что в мае 1826 года ожидается общий смотр войск двух армий на Украине, куда должен был приехать лично Александр I.
Следующим важным аргументом Сергея Муравьева стали Лещинские лагеря, когда неожиданно в недрах III корпуса обнаружилось целое тайное общество.
(продолжение следует)
Поэтому, кому интересно -
История одного конспиративного письма
1826 года февраля 18 дня... подполковник Сергей Муравьев-Апостол спрашиван в пояснение данных им ответов. В данных ответах вы умолчали о двух обстоятельствах, которые вам были совершенно известны и о которых теперь собраны достоверные сведения...
1. 8 Артиллерийской бригады подпоручик Горбачевский писал вам, что солдаты сей бригады с таким рвением ожидают начала (возмутительного) действия, что офицеры принадлежащие к обществу не находят средств удержать их нетерпение.
Здесь объясните чистовердечно:
а) когда и чрез кого получено было вами сие письмо Горбачевского?
б) кем из офицеров и по чьему наставлению возбуждена была в солдатах нетерпеливость к начатию возмутительных действий?
в) кто были те принадлежащие к обществу офицеры, кои не находили возможности удерживать преступное рвение солдат?
г) когда, чрез кого, и что именно отвечали вы Горбачевскому на означенное письмо его?
Ответ:
... объяснить честь имею... объявляю, что я никогда никакой переписки не имел с Подпоручиком Горбачевским, и не получал от него письма, с уведомлением о рвении Солдат 8-й Бригады, и следственно не мог зделать ему ответа по сему предмету
Самое смешное здесь то, что Сергей Иванович не врет - как мы увидим ниже, к НЕМУ Горбачевский действительно не писал - и не мог писать по условиям субординации, принятой в тайном обществе.
Между тем, письмо Горбачевского или письмо артиллеристов (мы сейчас выясним, что это коллективное произведение искусства) - это такой, если угодно, следственный мем, о котором знают ВСЕ: это письмо видел Пестель, это письмо видел Трубецкой, это письмо то ли видел, то ли слышал о нем Рылеев, это письмо видел Артамон Муравьев, это письмо обсуждают офицеры Черниговского полка - то ли Кузьмин сказал Фурману, то ли Соловьев сказал Сухинову - ну ладно, черниговцы - но Рылеев? Как? Почему? И только один Сергей Муравьев, который явно не может не знать о существовании столь примечательного письма - делает вид, что впервые в жизни об этом слышит.
В тот же день, 18 февраля, допрашивают Горбачевского. Комитету известно, что...
извините, но воспроизвести показания Горбачевского во всей их красе я не в состоянии, ибо будет уж очень длинно (один из тех случаев, когда становится очень жалко следственный комитет, которому нужно ЭТО читать - и еще и пытаться извлечь из ЭТОГО какую-то полезную информацию).
Ой, письмо? Ой, какое письмо? Ааа, письмо! Ах да, письмо... ПИСЬМЕЦО... да, точно было письмецо (где-то на пятом круге своей мысли Горбачевский признает, что "письмецо" - это его любимое словечко - существовало)
"Я никогда ни одного слова не писал к подполковнику Муравьеву-Апостолу, в сем я всеми свидетельствуюсь тем более Петром Борисовым которой за меня и за всех трудился и всегда сочинял мне письма, ибо я с Муравьевым никаких сношений не имел, но было писано при оказии мною к Бестужеву… сие так ложно и хвастовски было написано что я даже незнаю как сие и объяснить, - ибо ни один солдат верно непоказывал своей нетерпеливости офицеру, - да и кто были сии солдаты которые ни об чем не знали, - я не знаю к чему сие Борисов хвастовство такое сочинил, я по своей к нему легковерности а второе и знавши кому пишется сие написал, - да и кем сие было говорено, разве кем нибудь в шутках, - но на солдат никогда сего нельзя сказать, ибо оне ничего как я знаю незнали и всегда найлутчим образом исполняли свой долг, и сего мне никто из офицером несказывали ибо я непомню чтобы об сем когда либо рассказывали".
Итак, на наших глазах рождается версия: да, писали к Бестужеву, письмо составлено Петром Борисовым (при этом присутствует кстати и Андреевич), а Горбачевский со слов Борисова его переписал - и письмо составлено исключительно для пустого хвастовства, ибо Бестужев требовал активности - вот мы, дескать, активность и продемонстрировали. А на самом деле - какая готовность, какие солдаты? Солдаты ничего не знали, мы нифига не делали, о чем и Петр Борисов - который вообще главный злодей и за все в ответе - не откажется, конечно же, подтвердить.
Хитрый малоросс Горбачевский - кажется, поймал фишку и ловко ловит следствие на его же следственных методах: он не сомневается в том, что следующий вопрос зададут Петру Борисову с формулировкой "Горбачевский против вас показывает".
И точно! Чернышев вляпывается в расставленную ловушку.
28-го февраля... подпоручик Борисов 2-й спрашиван...
"Горбачевский же, в данных ответах сознаваясь, что такого содержания письмо действительно от имени его вами составлено, а им переписано… утверждает, что оное заключало в себе одно пустое хвастовство и написано было вами с общаго с ним согласия Единственно для показания обществу таких успехов над солдатами, коих не существовало… в справедливости Сего показания Горбачевский ссылается на ваше Засвидетельствование".
Петр явно счастлив - фактически, следователи сами предоставили ему на блюдечке версию, как следует правильно отвечать на коварный вопрос. И, не будь дураком, подыгрывает дружку и соратнику:
"Подлинно… я написал от имени Горбачевского письмо, которое было им переписано и адресовано к подпорутчику Бестужеву-Рюмину сие письмо уведомляло его, что большая часть солдат 1-й батарейной роты оказывает Готовность следовать нашим Советам и 2-й Легкой даже ожидает с нетерпением начать возмущение; однако сие уведомление было Совершенно ложное и внушено одним только Суетным тщеславием против котораго я говорил и даже охуждал оное мы ничего не видали другаго кроме того, что некоторые из наших подчиненных были к нам привязаны многии не довольны их участию но никогда не были уверены в твердой их решимости последовать нашим внушениям и Готовности начать возмущение …"
2:0 в пользу артиллеристов.
Итак, мы знаем, что
- письмо было
- что оно было написано Бестужеву-Рюмину
- но... что группа молодых артиллеристов написала его "из пустого хвастовства".
Осталось выяснить:
- почему о письме знают все, кроме Сергея Ивановича
- правду ли рассказали артиллеристы.
Сначала напомню еще раз, что происходит в Лещинских лагерях. Во время соединения обществ Бестужев требует славян, чтобы они выбрали посредника для сношений - и, недовольный избранием Спиридова, делит вновь принятых членов на три округа - 8-й пехотный под началом Спиридова, 9-й артиллерийский под началом Пестова и 8-й артиллерийский под началом Горбачевского (по некоторым показаниям, отдельно выделяют 9-й пехотный - это, собственно, Черниговский полк, "члены которого должны были адресоваться непосредственно к Сергею Муравьеву"). 9-я артбригада стоит где-то далеко - сразу после Лещинских лагерей она исчезает из поля зрения, поэтому - кроме собственноручно поставленного крестика и ранней скоропостижной смерти в Петровском заводе от случайного сепсиса - от подпоручика Пестова не осталось в истории больше ничего; и о 9 артбригаде здесь в дальнейшем речь не идет.
Остаются две активные тусовки - 8-я артбригада, которая стоит в Новоград-Волынске (здесь 5 активных членов - Петр Борисов, Горбачевский, Бечаснов - и еще двое: Яков Андреевич вскоре откомандировывается в Киевский арсенал, а Иван Киреев - в Житомир в штаб Третьего корпуса. Все эти люди активны и действуют, но они в очень малых чинах - никто из них не командует даже ротой, и это важно, как мы увидим).
Второе гнездо разврата - Пензенский пехотный полк 8-й пехотной дивизии (есть еще Саратовский, но там не такая активная тусовка) - и вот здесь с непосредственной ударной военной силой получше, потому что Спиридов командует батальоном, а под ним - два ротных командира - Громницкий и Лисовский, и еще один ротный командир - Алексей Тютчев - все четверо - активные члены общества.
Пензенцам и артиллеристам дано задание - готовить нижних чинов к восстанию ("приуготовлять постепенно, но не открывая им истинной цели общества"). Каковое восстание запланировано на май 1826 года - потому что в мае 1826 года намечается смотр войск на Украине - и они, Третий пехотный корпус, должны выступить первой ударной силой.
Из конспиративных соображений им всем говорят: посредник имеет право писать ТОЛЬКО уполномоченному от Верховной Думы. Уполномоченный - это Бестужев-Рюмин (поэтому пишут именно ему, а не Муравьеву). А Верховная Дума - она где-то. А простые члены писать уполномоченному не имеют права (именно поэтому Петр Борисов диктует - а Горбачевский - назначенный посредник - переписывает) и между собой округа сноситься не должны. Разумеется, вся эта сложная система мгновенно перестает соблюдаться - в том числе и потому, что посредники и члены соперничают между собой за благосклонность начальства. Поэтому, например, из следственного дела Громницкого мы узнаем некоторые подробности письма артиллеристов, о которых умолчали сами артиллеристы: Илья Иванов, ознакомившись с письмом Горбачевского (он вообще вне "округов" и над схваткой, потому что Бестужев сказал, что отныне гражданские чиновники не имеют права принадлежать к обществу - но не тут-то было), немедленно уведомляет о содержании письма дружков из Пензенского полка - дескать, там написано в числе прочего, что "Спиридов спит" (так и хочется сказать - в одном ботинке) и "не старается в пользу общества", а вот они, артиллеристы - круты и молодцы. На следствии артиллеристы и пензенцы всячески наезжали друг на друга ("Горбачевский и Бечаснов так и дышали злодейством", "Спиридов везде лез, всем командовал и вообще говорил с Бестужевым по-французски") (о, ужас! - РД). И, разумеется, обе стороны утверждали, что уж они-то солдат не готовили, и вообще их солдаты - самые верноподданные солдаты.
И, разумеется, мы уже видели, сколь вдохновенно врут офицеры там, где вопрос касается пропаганды среди нижних чинов. Однако парадокс. Военно-судная комиссия в Белой церкви осудила на разное количество шпицрутенов 26 нижних чинов 8 артбригады - "по делу подпоручиков Борисова 2-го, Андреевича 2-го, Горбачевского и Бечасного". Иначе говоря, следы "разврата" нашлись там в полный рост. А генерал Рот в объяснительных рапортах смущенно писал - "что же касается до слухов дошедших ко мне на щет 8-й артиллерийской бригады... то осведомясь будто бы в той Бригаде а особливо в легкой роте номер 2, не соблюдается во всей строгости служба... относительно формы в одежде и опрятности последних вне службы, так же что самою службою не столько занимаются как в прочих ротах, касательно чего и приняты мною надлежащие меры..." - а в другом месте, далее, Рот в сердцах замечает что-то вроде "ну что вы хотите, это же артиллерия, а там слишком много грамотных" (вот откуда все беды - РД)
Осуждено также, как мы уже видели, 27 нижних чинов Саратовского полка - бывшей роты Спиридова.
А вот в Пензенском полку - всего лишь один рядовой Полужалкин, который обвиняется в том, что подполковник Муравьев дал оному Полужалкину 16 рублей. В чем, впрочем, спрошенные о сем Муравьев и Спиридов не сознались - но что-то за это преступление Полужалкину дали, не помню сколько - поменьше, чем Анойченко.
Спрашивается - почему 8 артбригада развращена, а Пензенский полк - нет? (там только офицеры развращены, а вот про нижних чинов даже специально написано - "в ротах, командуемых Тютчевым, Громницким и Лисовским следов преступной пропаганды не нашлось"). Может быть, артиллеристы действительно круты и молодцы (а на следствии они, стало быть, врут) - а пензенцы действительно спят?
А теперь оставим на время этот вопрос и разберемся с тем, каким образом письмо артиллеристов стало известно и в Тульчине, и в Петербурге. Здесь придется - для тех, кто не в курсе - сделать краткий экскурс в непростую историю взаимоотношений в Южном обществе. Итак, изначально в Южном обществе было три управы - Тульчинская под руководством Пестеля и Юшневского, Каменская под руководством Волконского и Давыдова, и Васильковская - под руководством Сергея Муравьева и Бестужева-Рюмина. И общая Директория Южного общества с двумя директорами - Пестелем и Юшневским. На одном из съездов руководства Южного общества в Киеве в январе 1823 года впервые обозначились разногласия между Васильковской управой и всеми остальными - и разногласия эти касались, собственно, тактики общества. Пестель и его сторонники изначально утверждали, что переворот можно произвести "не иначе, как в Петербурге" - там Император и царская семья, там Сенат и все правительственные органы, там гвардия, там переворот - если он будет хорошо и тщательно подготовлен (а для этого торопиться не нужно) будет мгновенным и максимально бескровным. Звучало это хорошо и правильно, но загвоздка была в том, что Южное общество - оно, как известно, на юге - и поэтому своими силами произвести переворот в Петербурге никак не может. А договориться с Северным обществом им по разным причинам никак не удавалось, и чем дальше, тем сильнее эта проблема усугублялась. По этой ли причине или по какой другой Сергей Муравьев внезапно ставит вопрос по-другому: не нужно ждать Петербурга, начнем сами здесь на Украине с той силой, которая будет у нас под рукой. Армия - горячий порох, мы легко поднимем солдат и офицеров, "одна рота увлечет полк", собранную армию можно будет двинуть на Киев, а оттуда - на Москву и Петербург. Свою оппозицию в этом отношении Сергей Иванович на следствии нисколько не скрывает "хотя и противопоставляли мне все ужасы междуусобной брани, могущей возникнуть от предполагаемого мною образа действия".
Следующие два с лишним года прошли в постоянном перетягивании каната, который Васильковская управа упрямо тянула на себя (И если в Петербурге подозревали в "честолюбивых видах" Пестеля, то сторонники Пестеля - прежде всего Волконский и Юшневский - явно подозревают в таковых видах Сергея Муравьева. Между тем он, конечно же, не злонамеренный честолюбец - он просто человек, абсолютно уверенный в собственной правоте). На протяжении этих двух лет васильковцы несколько раз пытались надеть на голову соратникам по партии разные планы немедленного выступления - обыкновенно приуроченные к ежегодным смотрам войск на Украине, когда предоставлялась возможность захватить Императора, приехавшего на смотр - так возникают последовательно "Бобруйский заговор", "Первый Белоцерковский заговор" - однако до поры до времени Пестелю удается удерживать горячие головы. В начале 1825 года разногласия достигли критической точки: на январский киевский съезд руководства Южного общества Муравьев и Бестужев не явились (чем вызвали волну возмущения), а когда Пестель и Юшневский приехали к ним в Васильков объявить им о том, что их очередной Белоцерковский план запрещен руководством общества к исполнению - практически открытым текстом заявили о том, что не считают себя связанными решениями съезда и руководства общества и будут делать что хотят. Если им представится таковая возможность.
Прозвучало все это резко и обидно - однако до формального разрыва дело не дошло: слишком многое реально связывало стороны (включая личные отношения), и кроме того, очевидно, что несмотря на объявленную угрозу, Сергей Муравьев возможно еще не чувствовал достаточных сил, чтобы действительно начать действия полностью без поддержки остального Южного общества. Он хотел бы договориться, а для этого ему нужны были дополнительные аргументы. Дальнейшие события неожиданно предоставили ему сразу несколько возможностей.
Во-первых, где-то в мае в Киев был откомандирован по службе член Северного общества князь Сергей Трубецкой - старый приятель Сергея Муравьева еще по первым тайным обществам и по Семеновскому полку. До этого момента, как я уже писала, Южному и Северному обществам никак не удавалось договориться между собой. Узрев Трубецкого в Киеве - в непосредственной близости от Васильковской управы - Сергей Иванович по-видимому решил взять дело в свои собственные руки. К этому времени уже было, по-видимому, известно о том, что в мае 1826 года ожидается общий смотр войск двух армий на Украине, куда должен был приехать лично Александр I.
Следующим важным аргументом Сергея Муравьева стали Лещинские лагеря, когда неожиданно в недрах III корпуса обнаружилось целое тайное общество.
(продолжение следует)