Весной - о любви...
Меня попросили рассказать эту историю, но я сначала посчитала, что по крайней мере мемуары Михаила Бестужева все и без меня читали, так что отложила этот пост. Но сегодня мне впервые попались на глаза несколько писем - до которых пока еще вряд ли кто-то добрался. Поэтому ниже - роман в документах, с моими минимальными комментариями. Извините - пост большой получился. И, к сожалению... тяжелый :(
Из следственного дела подпоручика 8-й артиллерийской бригады Борисова 2-го, собственноручные показания по поводу соединительных собраний в Лещинских лагерях:
"После меня многие из присутствующих начали делать Бестужеву различныя вопросы и болшию частию самыя пустыя как например: каким образом вести себя против Командиров, прилежать ли к службе, согласятся ли помещики на уничтожение Крестьян, не будет ли Кровопролития и продчия: может быть в ето время Бестужев говорил кому нибудь из членов о намерении покусится на жизнь других Особ Императорской фамилии кроме покойнаго Императора; но я сего не слыхал ни от Бест ужева ни от тех членов кои утверждают сие положительно. Я был невнимателен к вопросам членов и к пояснениям деланным на оныя Бестужевым даже сердился за оныя Ето подтвердить Горбаческий, Бечаснов и Киреев моим я смеявшись сказал после отъезда Бестужева и Пестова «вы о всем спрашивали нашего Иллюминатора а не спросили позволяют ли правила людей благомыслящих, любить и женится для нас ето довольно важно».
"... на левой руке имеет наколотые порохом литеры М.В., означающие имя бывшей невесты его девицы Мальвины Бродовичевой, также стрелку, якорь и косу..." (из примет государственных преступников, отправляемых в каторжные работы)
... Перенесемся на двадцать лет вперед.
О семейной чете Ильинских декабристы и их сибирские друзья вспоминали скорее с добродушной иронией. Доктор Ильинский, из духовного звания, окончив медико-хирургическое отделение Московского университета, был назначен в Читу для лечения государственных преступников и затем вместе с ними перебрался и в Петровский завод. По отзывам, врач он был плохой и лечил плохо, так что и декабристы и командант Лепарский предпочитали обращаться к доктору Вольфу. Ильинский женился на совсем юной, 14-летней дочери селенгинских купцов Старцевых. Далее из воспоминаний Михаила Бестужева: "Молоденькая и хорошенькая Катерина Дмитриевна, отданная замуж в таких молодых летах, невинностью и неопытностью была совершенное дитя, так что ее супруг, с помощью текстов из священного писания, едва добился от нее, уже долго после свадьбы, покорности супружеским обязанностям. Наши дамы ее очень плюбили, ласкали ее и играли ею, как игрушкой..."
Доктор Ильинский от недостатка систематического образования вдруг увлекся философией, пытался читать всевозможные философские книги и рассуждать о том, чего не вполне понимал - чем вызывал смех в среде более образованных узников, а заодно, по воспоминаниям, заразил и свою молоденькую жену страстью к дурно понятой философии. Однако Ильинский не зажился на свете - заболел чахоткой и скоро умер.
Далее снова Михаил Бестужев:
"Ильинский... приехал для лечения себя в Иркутске со своею супругою - философкою в чепце. Она до страсти обожала мужа: его слова были для нее закон. Из угождения к нему она выучилась по-французски и упивалась доморощенною философией, которую ни она, ни супруг вовсе не понимали. В отплату за ее любовь он был ревнив, как турок, и не хотел, чтоб она и после его смерти кому-нибудь принадлежала, и взял с нее слово не выходить замуж ни за кого, кроме П.Борисова, этого светила философии, которое он обожал до богопочтения... По его смерти она часто посещашала в Разводной Марию Казимировну, жену Юшнеского - и там, беседуя на его могиле при лунном сиянии и философствуя взапуски, наконец, дофилософствовались до сердечных объяснений - и положили обвенчаться по истечении положенного приличием траура. Она уехала в Селенгинск. Чтобы скоротать бесконечный термин траура, они утешали друг друга постоянною перепискою. Срок траура уже истекал. Борисов, впервые в жизни окунувшись в радужную, упоительную атмосферу любви (как минимум не впервые - см.выше единственное упоминание о существовании какой-то полячки Мальвины Бродович - РД), таял от нетерпения..."
(и в другом месте)
... "но как родные колебались отпустить ее в дом Борисова, где сумасшедший его брат Андрей сделал его домом сумасшедших..."
Из письма А.П.Юшневского И.И.Пущину (Юшневские и Борисовы находятся вместе на поселении в деревне Малая Разводная близ Иркутска - РД)
"В Борисове мы имеем теперь неоцененного товарища; но зависимость его от брата лишает нас возможности быть с ним так часто, как мы желали, и нет надежды, чтобы это переменилось. По-прежнему Андрей не хочет без него ни есть, ни пить. Это препятствует Петру предпринять что-либо для снискания себе пропитания; уступчивость и слабость, обращающиеся во вред обоим".
А теперь - письма. Те два письма, которые я нашла сегодня.
П.И.Борисов - А.И.Борисову
[осень 1846 г.] М.Разводная
Любезный братец, я несколько раз собирался поговорить с тобою, но ты всегда был занят чем-нибудь и, мне казалось, мало обращал внимания на желание мое, поэтому я решился сообщить тебе мои мысли письменно. Ты давно уже знаешь о намерении моем жениться. После нового года приходит моя невеста, будущая сестра твоя. В выборе моем участвовало столько же мое сердце, сколько и ум, а в соображении будущего входило не только мое счастье, но и твое, любезный братец. Ты читал письма Катерины Дмитриевны и можешь судить, какую привязанность, какую доверенность она показала ко мне. Может быть, я не заслуживаю тех пожертвований, которые она для меня делает, оставляя своих родных, отказываясь от своих прав. Я уверен, что ты оценишь сердце такой женщины и будешь смотреть на нее как на сестру, достойную любви и уважения, будешь дорожить ее спокойствием, тем более, что я обязан честью и совестью заботиться о ее счастье. Мы будем жить вместе, и я не требую от тебя ничего другого, кроме того, чтобы из любви ко мне ты уважал и мою жену и твою сестру, имеющую на это неотъемлемые права. Не думаю, что для тебя будет тягостно из-за любви к твоему брату на несколько минут на время обеда, чая и ужина не давать воли.
Любезный братец, если ты только любишь меня, как я люблю тебя, успокой меня одним словом, что ты примешь участие в моем счастии и будешь содействовать его прочности и продолжительности. Будь уверен, что наше счастье неразделимо, как ты не можешь жить без меня, по собственным твоим словам, так и мне невозможно не думать о твоем спокойствии и об обеспечении тебя. Итак, любезный братец, постараемся, чтобы я мог согласить выполнять обязанности брата с важными и священными обязанностями мужа, которые исполнять обязывают меня ум, совесть и честь. Надеюсь, что ты не откажешь в справедливости требований любящему тебя всегда одинаково братцу твоему Петру Борисову.
Если хочешь прочитать все письма Катерины Дмитриевны, они в ящике.
П.И.Борисов - Д.Д.Старцеву. (здесь Дмитрий Дмитриевич Старцев - старший сын купца Старцева и брат Е.Д.Ильинской, близкий друг декабристов Бестужевых на поселении в Селенгинске, впоследствии взял на воспитание и усыновил двоих внебрачных детей Николая Бестужева - РД)
[14 января 1847 г, Малая Разводная]
Милостивый Государь Дмитрий Дмитриевич
Письмо ваше, которым вы удостоили меня от 3 генваря получено мною 14, и спешу засвидетельствовать чувствительную благодарность за весьма лестные ваши отзывы о моем характере и уме, при чем, однако же, не могу не заметить, что не только моя скромность, но и сознание хороших и дурных моих качеств не позволяют мне принимать бездумно похвал, так щедро вами расточаемых, не смея почесть их одним выражением светской учтивости, приуготовительными оговорками риторства. Я отношу все преувеличения моих достоинств одного увлечению доброго вашего расположения, в этом уверяет меня откровенность ваша, за которую моя признательность неограничена. Я чувствую вполне цену вашей искренности, она дает мне полное право говорить с вами согласно моему сердцу, но боясь чистосердечием оскорбить щепетильность вашу, не могу не сожалеть, что доброе, лестное даже преувеличение, даже удивление ваше, доброе ваше обо мне мнение не помешало вам предположить, будто бы я решился сделать вашей достойной сестрице столь важное предложение, нисколько не подумал о последствиях моего поступка, не принимая в соображение ни моих способов, ни моего положения, ни моих обстоятельств. Согласитесь, в мои лета (Петру Борисову в этот момент 47 лет - РД), с таких характером, как мой, и прочих моих обстоятельствах невозможно быть опрометчивым, столько легкомысленным. Все его последствия обсуждены и взвешены. Даже в предприятиях менее важных, уверяю вам, милостивый государь Дмитрий Дмитриевич, мой поступок, хотя внушенный одним сердечным влечением, был, однако же, строго разобран умом. Я знал, чем может подвергнуться ваша сестрица, принимая мое предложение, и думал о средствах отвратить неприятности, вознаградить потери. Ее счастье всегда было и будет для меня дороже, важнее моего собственного.
Извините меня, милостивый государь, что я не согласен с вами относительно опасностей, ожидающих в будущем вашу сестру, если она исполнит данное мне слово, самая тяжелая для нее жертва - разлука с родными, с доброю и нежно любимою матерью. Без сомнения, отказываюсь от (нрзбр) она только подвергается неприятным условиям вести переписку не иначе, как посредством местного начальства, писать открыто и чрез то открывать заветные тайны семейства посторонним людям, не съезжать из места своего поселение без особенного на то позволения. Признавая основательность вашего суждения о зависимости моей от местного начальства, не могу, однако, согласиться, что при всяких переменах в административной иерархии должно опасаться угнетения, несправедливости, обид. И хотя я не могу похвалиться особенным расположением ко мне людей, но никак не думаю, чтобы без выгоды для себя кто-нибудь стал вредить мне, угнетать меня единственно для того, чтобы дать мне зло для одного зла.
По собственным вашим словам, я свято исполняю обязанности мои к брату моему, почему же не предполагаете вы, что и обязанности, предписываемые мне сердцем и умом, не стану я исполнять с такой же точностью, с такой же заботливостью. Узы родства, крови, обязанности родства налагает на нас один только случай рождения, они почти никогда не бывают так сильны, как те, которые внушает нам истинная любовь, уважение, дружба.
Представляю вам самим судить о странности вашего требования, чтобы я после двухкратного предложения, получив согласие, вдруг по прошествии трех месяцев (по получении на него согласия) отказался от того, что считал и считаю священнейшим моим счастьем. Если вы и добрая ваша маменька не хотите огорчить вашу сестру прямым отказом, то как же можете требовать, чтобы я, вопреки моему сердцу, моему убеждению, скажу еще более, вопреки правил благородного человека, решился на такой поступок. На чем я могу основать свой отказ вашей сестре? Хорошо известно, что мое предложение было обдумано заранее (на это у меня было много времени). Я уважаю участие ваше к сестре вашей, ваше опасения насчет ее будущности мне понятны, также понятна материнская нежность и тяжесть разлуки с любимой дочерью. Во всяком другом случае я оскорбил бы им женщину, которую столь же уважаю, как и люблю.
Я почел бы себя счастливым, если бы мог доказать вам мою преданность и уважение какою-нибудь важной услугой, но сделать которую почитаю делом совести. К великому моему сожалению, я не могу исполнить вашего желания и еще раз скажу, что согласие вашей достойной сестрицы отдать мне свою руку считаю так для меня дорого, что отвергнуть его по своей воле, такой, к которой по слабости моего характера вовсе не способен. Мне даже кажется, если бы я решился сделать это, то был бы не достоин ни вашего уважения, ни привязанности сестры вашей.
Впрочем, при всей моей любви к достойной вашей сестре, невзирая на убеждение мое, что получив ее руку я буду истинно счастлив, отдать решение этого вопроса нужно на ее волю; в ее лета и с ее умом она не имеет надобности ни в чьих советах, ни в увещаниях. Если она недовольна, предвидит какие-нибудь неудобства, если сожалеет, что поспешила принять мое предложение, пожелает расстаться со своим согласием, я покорюсь своей участи без ропота, от нее одной зависит мой приговор.
Примите уверение в моей преданности и уважении, с которой честь имею быть, милостивый государь, ваш покорнейший слуга Петр Борисов.
Также прошу засвидетельствовать сие мое почтение вашей маменьке и уверить ее в неограниченной преданности.
Впрочем, все это зависит от вашей сестрицы, она одарена зрелым умом и уже в таких летах, что не имеет надобности ни в советах, ни в увещаниях. Если она находит какие-нибудь невзгоды (в своем согласии) для себя, сожалеет, что приняла мое предложение, я предоставляю ей полную волю располагать данным мне словом как ей угодно, ее решение будет для меня законом, которому покорюсь без ропота, хотя и не без сожаления.
Наконец, вы согласитесь, милостивый государь, что решение этого вопроса зависит единственно от вашей сестры расстаться со своим согласием.
... Финал несостоявшейся семейной жизни досказывает - с горькой иронией - снова Михаил Бестужев:
"... как вдруг Борисов получает известие, что будущая его супруга родила и прикрыла грех брачным венцом с обольстителем.
Не бросайте камня в виновную!.. Дело совершилось обычным путем законом природы человеческой. При жизни мужа, пребывая постоянно под наитием обожания своего супруга, а по смерти его плавая в волнах платонической любви к философу, она неожиданно очутилась лицом к лицу с ловким обольстителем, поляком родом и польским пройдохой по ремеслу. Имя ему Кршечковской, а должность в доме Старцева - гувернер...
Должно ли удивляться, когда под родным кровом, очутившись в таких близких отношениях с умным, хитрым и красивым молодым человеком, каким был Кршечковской, и услышав впервые сладкие неведомые ей речи, обращенные прямо и без всяких философских фраз к ее сердцу, она сбросила насильно надетую на нее маску и мало-помалу вседневными уступками увлеклась потоком новых для нее чувств..."
Ну и последний акт трагедии, его рассказывают на разные лады Михаил Бестужев, Белоголовый и другие:
"Теперь он окончательно погреб себя заживо в малоразводинском домике, из окон которого только и был виден мертвый двор, поросший крапивой, лебедой и лопухом, и где он доживал свои дни вместе со своим помешанным братом Андреем и старым котом "Грушиным", к которому был привязан, как к давнему члену семьи; другой компании у него почти не было, потому что все его товарищи, жившие в Разводной, померли, а декабристы, переселившиеся в Иркутск, были заняты каждый своим делом и могли только изредка навещать его. Петр Иванович старался наполнить свой день чтением и живописью и, казалось, совсем помирился с таким могильным одиночеством, только взгляд его больших, глубоких и задумчивых глаз и все грустное выражение маленького, изрезанного преждевременными морщинами лица показывали и без слов, что не легко ему живется на свете... К счастью, судьба вскоре, несколько месяцев спустя после моего посещения, положила быстрый и трагический конец тяжелому существованию обоих братьев... до меня же дошел рассказ об их смерти в таком виде: женщина, приходившая каждый день прибирать комнаты и готовить обед братьям, однажды не могла достучаться у дверей и слышала только жалобное мяуканье голодного кота и, предвидя что-то недоброе, дала знать сельским властям; староста распорядился выломать дверь, и тогда нашли Петра Ивановича мертвым, в кровати, и в той же комнате, подле этой кровати, висел в петле, тоже уже безжизненный, его несчастный брат. Петр Иванович умер ночью от разрыва аневризмы, и невозможно было определить, пришел ли старший брат ночью, услыхав стоны умиравшего, или же только утром, чтобы узнать, почему П. И. не встает, и, увидав его мертвым, понял, что он без брата и его ухода совсем погибший человек, и решил тут же покончить с собой. Да и действительно, как мог бы далее существовать этот одичалый и полупомешанный человек, как чумы избегавший людей, потеряв единственное живое существо, связывавшее его с миром и так самоотверженно нянчившееся с ним в течение почти всех 30-ти лет". (Из воспоминаний Н.Белоголового)
Из следственного дела подпоручика 8-й артиллерийской бригады Борисова 2-го, собственноручные показания по поводу соединительных собраний в Лещинских лагерях:
"После меня многие из присутствующих начали делать Бестужеву различныя вопросы и болшию частию самыя пустыя как например: каким образом вести себя против Командиров, прилежать ли к службе, согласятся ли помещики на уничтожение Крестьян, не будет ли Кровопролития и продчия: может быть в ето время Бестужев говорил кому нибудь из членов о намерении покусится на жизнь других Особ Императорской фамилии кроме покойнаго Императора; но я сего не слыхал ни от Бест ужева ни от тех членов кои утверждают сие положительно. Я был невнимателен к вопросам членов и к пояснениям деланным на оныя Бестужевым даже сердился за оныя Ето подтвердить Горбаческий, Бечаснов и Киреев моим я смеявшись сказал после отъезда Бестужева и Пестова «вы о всем спрашивали нашего Иллюминатора а не спросили позволяют ли правила людей благомыслящих, любить и женится для нас ето довольно важно».
"... на левой руке имеет наколотые порохом литеры М.В., означающие имя бывшей невесты его девицы Мальвины Бродовичевой, также стрелку, якорь и косу..." (из примет государственных преступников, отправляемых в каторжные работы)
... Перенесемся на двадцать лет вперед.
О семейной чете Ильинских декабристы и их сибирские друзья вспоминали скорее с добродушной иронией. Доктор Ильинский, из духовного звания, окончив медико-хирургическое отделение Московского университета, был назначен в Читу для лечения государственных преступников и затем вместе с ними перебрался и в Петровский завод. По отзывам, врач он был плохой и лечил плохо, так что и декабристы и командант Лепарский предпочитали обращаться к доктору Вольфу. Ильинский женился на совсем юной, 14-летней дочери селенгинских купцов Старцевых. Далее из воспоминаний Михаила Бестужева: "Молоденькая и хорошенькая Катерина Дмитриевна, отданная замуж в таких молодых летах, невинностью и неопытностью была совершенное дитя, так что ее супруг, с помощью текстов из священного писания, едва добился от нее, уже долго после свадьбы, покорности супружеским обязанностям. Наши дамы ее очень плюбили, ласкали ее и играли ею, как игрушкой..."
Доктор Ильинский от недостатка систематического образования вдруг увлекся философией, пытался читать всевозможные философские книги и рассуждать о том, чего не вполне понимал - чем вызывал смех в среде более образованных узников, а заодно, по воспоминаниям, заразил и свою молоденькую жену страстью к дурно понятой философии. Однако Ильинский не зажился на свете - заболел чахоткой и скоро умер.
Далее снова Михаил Бестужев:
"Ильинский... приехал для лечения себя в Иркутске со своею супругою - философкою в чепце. Она до страсти обожала мужа: его слова были для нее закон. Из угождения к нему она выучилась по-французски и упивалась доморощенною философией, которую ни она, ни супруг вовсе не понимали. В отплату за ее любовь он был ревнив, как турок, и не хотел, чтоб она и после его смерти кому-нибудь принадлежала, и взял с нее слово не выходить замуж ни за кого, кроме П.Борисова, этого светила философии, которое он обожал до богопочтения... По его смерти она часто посещашала в Разводной Марию Казимировну, жену Юшнеского - и там, беседуя на его могиле при лунном сиянии и философствуя взапуски, наконец, дофилософствовались до сердечных объяснений - и положили обвенчаться по истечении положенного приличием траура. Она уехала в Селенгинск. Чтобы скоротать бесконечный термин траура, они утешали друг друга постоянною перепискою. Срок траура уже истекал. Борисов, впервые в жизни окунувшись в радужную, упоительную атмосферу любви (как минимум не впервые - см.выше единственное упоминание о существовании какой-то полячки Мальвины Бродович - РД), таял от нетерпения..."
(и в другом месте)
... "но как родные колебались отпустить ее в дом Борисова, где сумасшедший его брат Андрей сделал его домом сумасшедших..."
Из письма А.П.Юшневского И.И.Пущину (Юшневские и Борисовы находятся вместе на поселении в деревне Малая Разводная близ Иркутска - РД)
"В Борисове мы имеем теперь неоцененного товарища; но зависимость его от брата лишает нас возможности быть с ним так часто, как мы желали, и нет надежды, чтобы это переменилось. По-прежнему Андрей не хочет без него ни есть, ни пить. Это препятствует Петру предпринять что-либо для снискания себе пропитания; уступчивость и слабость, обращающиеся во вред обоим".
А теперь - письма. Те два письма, которые я нашла сегодня.
П.И.Борисов - А.И.Борисову
[осень 1846 г.] М.Разводная
Любезный братец, я несколько раз собирался поговорить с тобою, но ты всегда был занят чем-нибудь и, мне казалось, мало обращал внимания на желание мое, поэтому я решился сообщить тебе мои мысли письменно. Ты давно уже знаешь о намерении моем жениться. После нового года приходит моя невеста, будущая сестра твоя. В выборе моем участвовало столько же мое сердце, сколько и ум, а в соображении будущего входило не только мое счастье, но и твое, любезный братец. Ты читал письма Катерины Дмитриевны и можешь судить, какую привязанность, какую доверенность она показала ко мне. Может быть, я не заслуживаю тех пожертвований, которые она для меня делает, оставляя своих родных, отказываясь от своих прав. Я уверен, что ты оценишь сердце такой женщины и будешь смотреть на нее как на сестру, достойную любви и уважения, будешь дорожить ее спокойствием, тем более, что я обязан честью и совестью заботиться о ее счастье. Мы будем жить вместе, и я не требую от тебя ничего другого, кроме того, чтобы из любви ко мне ты уважал и мою жену и твою сестру, имеющую на это неотъемлемые права. Не думаю, что для тебя будет тягостно из-за любви к твоему брату на несколько минут на время обеда, чая и ужина не давать воли.
Любезный братец, если ты только любишь меня, как я люблю тебя, успокой меня одним словом, что ты примешь участие в моем счастии и будешь содействовать его прочности и продолжительности. Будь уверен, что наше счастье неразделимо, как ты не можешь жить без меня, по собственным твоим словам, так и мне невозможно не думать о твоем спокойствии и об обеспечении тебя. Итак, любезный братец, постараемся, чтобы я мог согласить выполнять обязанности брата с важными и священными обязанностями мужа, которые исполнять обязывают меня ум, совесть и честь. Надеюсь, что ты не откажешь в справедливости требований любящему тебя всегда одинаково братцу твоему Петру Борисову.
Если хочешь прочитать все письма Катерины Дмитриевны, они в ящике.
П.И.Борисов - Д.Д.Старцеву. (здесь Дмитрий Дмитриевич Старцев - старший сын купца Старцева и брат Е.Д.Ильинской, близкий друг декабристов Бестужевых на поселении в Селенгинске, впоследствии взял на воспитание и усыновил двоих внебрачных детей Николая Бестужева - РД)
[14 января 1847 г, Малая Разводная]
Милостивый Государь Дмитрий Дмитриевич
Письмо ваше, которым вы удостоили меня от 3 генваря получено мною 14, и спешу засвидетельствовать чувствительную благодарность за весьма лестные ваши отзывы о моем характере и уме, при чем, однако же, не могу не заметить, что не только моя скромность, но и сознание хороших и дурных моих качеств не позволяют мне принимать бездумно похвал, так щедро вами расточаемых, не смея почесть их одним выражением светской учтивости, приуготовительными оговорками риторства. Я отношу все преувеличения моих достоинств одного увлечению доброго вашего расположения, в этом уверяет меня откровенность ваша, за которую моя признательность неограничена. Я чувствую вполне цену вашей искренности, она дает мне полное право говорить с вами согласно моему сердцу, но боясь чистосердечием оскорбить щепетильность вашу, не могу не сожалеть, что доброе, лестное даже преувеличение, даже удивление ваше, доброе ваше обо мне мнение не помешало вам предположить, будто бы я решился сделать вашей достойной сестрице столь важное предложение, нисколько не подумал о последствиях моего поступка, не принимая в соображение ни моих способов, ни моего положения, ни моих обстоятельств. Согласитесь, в мои лета (Петру Борисову в этот момент 47 лет - РД), с таких характером, как мой, и прочих моих обстоятельствах невозможно быть опрометчивым, столько легкомысленным. Все его последствия обсуждены и взвешены. Даже в предприятиях менее важных, уверяю вам, милостивый государь Дмитрий Дмитриевич, мой поступок, хотя внушенный одним сердечным влечением, был, однако же, строго разобран умом. Я знал, чем может подвергнуться ваша сестрица, принимая мое предложение, и думал о средствах отвратить неприятности, вознаградить потери. Ее счастье всегда было и будет для меня дороже, важнее моего собственного.
Извините меня, милостивый государь, что я не согласен с вами относительно опасностей, ожидающих в будущем вашу сестру, если она исполнит данное мне слово, самая тяжелая для нее жертва - разлука с родными, с доброю и нежно любимою матерью. Без сомнения, отказываюсь от (нрзбр) она только подвергается неприятным условиям вести переписку не иначе, как посредством местного начальства, писать открыто и чрез то открывать заветные тайны семейства посторонним людям, не съезжать из места своего поселение без особенного на то позволения. Признавая основательность вашего суждения о зависимости моей от местного начальства, не могу, однако, согласиться, что при всяких переменах в административной иерархии должно опасаться угнетения, несправедливости, обид. И хотя я не могу похвалиться особенным расположением ко мне людей, но никак не думаю, чтобы без выгоды для себя кто-нибудь стал вредить мне, угнетать меня единственно для того, чтобы дать мне зло для одного зла.
По собственным вашим словам, я свято исполняю обязанности мои к брату моему, почему же не предполагаете вы, что и обязанности, предписываемые мне сердцем и умом, не стану я исполнять с такой же точностью, с такой же заботливостью. Узы родства, крови, обязанности родства налагает на нас один только случай рождения, они почти никогда не бывают так сильны, как те, которые внушает нам истинная любовь, уважение, дружба.
Представляю вам самим судить о странности вашего требования, чтобы я после двухкратного предложения, получив согласие, вдруг по прошествии трех месяцев (по получении на него согласия) отказался от того, что считал и считаю священнейшим моим счастьем. Если вы и добрая ваша маменька не хотите огорчить вашу сестру прямым отказом, то как же можете требовать, чтобы я, вопреки моему сердцу, моему убеждению, скажу еще более, вопреки правил благородного человека, решился на такой поступок. На чем я могу основать свой отказ вашей сестре? Хорошо известно, что мое предложение было обдумано заранее (на это у меня было много времени). Я уважаю участие ваше к сестре вашей, ваше опасения насчет ее будущности мне понятны, также понятна материнская нежность и тяжесть разлуки с любимой дочерью. Во всяком другом случае я оскорбил бы им женщину, которую столь же уважаю, как и люблю.
Я почел бы себя счастливым, если бы мог доказать вам мою преданность и уважение какою-нибудь важной услугой, но сделать которую почитаю делом совести. К великому моему сожалению, я не могу исполнить вашего желания и еще раз скажу, что согласие вашей достойной сестрицы отдать мне свою руку считаю так для меня дорого, что отвергнуть его по своей воле, такой, к которой по слабости моего характера вовсе не способен. Мне даже кажется, если бы я решился сделать это, то был бы не достоин ни вашего уважения, ни привязанности сестры вашей.
Впрочем, при всей моей любви к достойной вашей сестре, невзирая на убеждение мое, что получив ее руку я буду истинно счастлив, отдать решение этого вопроса нужно на ее волю; в ее лета и с ее умом она не имеет надобности ни в чьих советах, ни в увещаниях. Если она недовольна, предвидит какие-нибудь неудобства, если сожалеет, что поспешила принять мое предложение, пожелает расстаться со своим согласием, я покорюсь своей участи без ропота, от нее одной зависит мой приговор.
Примите уверение в моей преданности и уважении, с которой честь имею быть, милостивый государь, ваш покорнейший слуга Петр Борисов.
Также прошу засвидетельствовать сие мое почтение вашей маменьке и уверить ее в неограниченной преданности.
Впрочем, все это зависит от вашей сестрицы, она одарена зрелым умом и уже в таких летах, что не имеет надобности ни в советах, ни в увещаниях. Если она находит какие-нибудь невзгоды (в своем согласии) для себя, сожалеет, что приняла мое предложение, я предоставляю ей полную волю располагать данным мне словом как ей угодно, ее решение будет для меня законом, которому покорюсь без ропота, хотя и не без сожаления.
Наконец, вы согласитесь, милостивый государь, что решение этого вопроса зависит единственно от вашей сестры расстаться со своим согласием.
... Финал несостоявшейся семейной жизни досказывает - с горькой иронией - снова Михаил Бестужев:
"... как вдруг Борисов получает известие, что будущая его супруга родила и прикрыла грех брачным венцом с обольстителем.
Не бросайте камня в виновную!.. Дело совершилось обычным путем законом природы человеческой. При жизни мужа, пребывая постоянно под наитием обожания своего супруга, а по смерти его плавая в волнах платонической любви к философу, она неожиданно очутилась лицом к лицу с ловким обольстителем, поляком родом и польским пройдохой по ремеслу. Имя ему Кршечковской, а должность в доме Старцева - гувернер...
Должно ли удивляться, когда под родным кровом, очутившись в таких близких отношениях с умным, хитрым и красивым молодым человеком, каким был Кршечковской, и услышав впервые сладкие неведомые ей речи, обращенные прямо и без всяких философских фраз к ее сердцу, она сбросила насильно надетую на нее маску и мало-помалу вседневными уступками увлеклась потоком новых для нее чувств..."
Ну и последний акт трагедии, его рассказывают на разные лады Михаил Бестужев, Белоголовый и другие:
"Теперь он окончательно погреб себя заживо в малоразводинском домике, из окон которого только и был виден мертвый двор, поросший крапивой, лебедой и лопухом, и где он доживал свои дни вместе со своим помешанным братом Андреем и старым котом "Грушиным", к которому был привязан, как к давнему члену семьи; другой компании у него почти не было, потому что все его товарищи, жившие в Разводной, померли, а декабристы, переселившиеся в Иркутск, были заняты каждый своим делом и могли только изредка навещать его. Петр Иванович старался наполнить свой день чтением и живописью и, казалось, совсем помирился с таким могильным одиночеством, только взгляд его больших, глубоких и задумчивых глаз и все грустное выражение маленького, изрезанного преждевременными морщинами лица показывали и без слов, что не легко ему живется на свете... К счастью, судьба вскоре, несколько месяцев спустя после моего посещения, положила быстрый и трагический конец тяжелому существованию обоих братьев... до меня же дошел рассказ об их смерти в таком виде: женщина, приходившая каждый день прибирать комнаты и готовить обед братьям, однажды не могла достучаться у дверей и слышала только жалобное мяуканье голодного кота и, предвидя что-то недоброе, дала знать сельским властям; староста распорядился выломать дверь, и тогда нашли Петра Ивановича мертвым, в кровати, и в той же комнате, подле этой кровати, висел в петле, тоже уже безжизненный, его несчастный брат. Петр Иванович умер ночью от разрыва аневризмы, и невозможно было определить, пришел ли старший брат ночью, услыхав стоны умиравшего, или же только утром, чтобы узнать, почему П. И. не встает, и, увидав его мертвым, понял, что он без брата и его ухода совсем погибший человек, и решил тут же покончить с собой. Да и действительно, как мог бы далее существовать этот одичалый и полупомешанный человек, как чумы избегавший людей, потеряв единственное живое существо, связывавшее его с миром и так самоотверженно нянчившееся с ним в течение почти всех 30-ти лет". (Из воспоминаний Н.Белоголового)