Абсолютный народный хит от Теофраста!
Звезда и смерть пионера Сосискина
Жил в Москве в 1932 году пионер Володя Сосискин. Был он отличником по всем предметам, и даже по прилежанию и поведению стояли у него в дневнике всегда одни только пятёрки. Это обстоятельство вступало в резкое противоречие с обстоятельствами, описанными ниже, и это так сильно беспокоило педагогов пионера Сосискина, что они даже повезли показывать его местному светилу педиатрии, профессору Николаю Александровичу Пердяеву. Профессор осмотрел пионера сначала одетого и ничего не понял. Тогда профессор велел пионеру разоблачиться, послушал его сердце и дыхание, проверил рефлексы и снова ничего не понял.
-Так он у вас что, - удивилось светило, - вообще не курит, что ли?
-Да так, бывает, подымит иногда, -отвечали педагоги, - но не сильно.
-А не пьёт? - осведомилось светило.
-Да нет, - сказал молодой румяный учитель русского языка. - Так, пивко иногда посасывает, но больше квас любит, чертяка.
-Сосёшь пиво? - строго вопросило светило пионера.
-Сосу, - угрюмо отвечал тот.
-А вообще с поведением у него как? - продолжало светило снимать анамнез.
Тут педагоги замялись, а молоденькая учительница физики даже покраснела.
-Да как бы это вам сказать, - начал учитель русского языка, - вот в школе у него с поведением всё отлично просто, придраться не к чему, а вот вне школы… - тут учитель умолк и тоже, кажется, покраснел.
-Что же вне школы? - подняло брови светило. - Он к девочкам, что ли, пристаёт?
-Пристаёт, - нехотя рапортовал учитель русского языка. - И к девочкам, и к мальчикам, и к кошечкам-собачкам, и к курочкам, и к лошадкам… И даже, к дяде Васе-дворнику, бывает, пристраивается… - последние слова учитель русского языка произносил еле слышно.
Брови профессора с каждым словом поднимались всё выше и выше.
-Так вы хотите сказать, - удивлённо проговорил он, - что этот вот enfant terrible курит, пьёт,развратничает с девочками, мальчиками, животными, школьным дворником и при этом хорошо учится?
-Точно так, - ответствовали педагоги, смущаясь всё сильнее и сильнее.- Замечательно учится.
Профессор Пердяев очень удивился, и, сообразив, что с наскока эту проблему не решить,решил подвергнуть пионера Сосискина всестороннему обследованию.
Две недели пионера обследовали. За это время у него взяли все возможные анализы крови, мочи и кала, кардиограмму, спирограмму, просветили по нескольку раз рентгеном во всех возможных ракурсах, и подвергли ещё бог знает каким процедурам. Вечером профессор Пердяев сидел и рассматривал результаты анализов пионера Сосискина, недоумевая:
-Ну хорошо, я понимаю, как этот пионер может иметь отличные оценки по русскому языку, математике, пению и всему остальному, вплоть до поведения и прилежания.Но как он имеет отличные оценки по физкультуре? Наши советские спортсмены даже на соревнованиях не показывают таких выдающихся результатов, а ведь у них нетни туберкулёза лёгких в открытой форме, ни цирроза печени, ни двух пережитых инфарктов, ни даже гонконгского триппера!
Профессор Пердяев решил, что надо бы организовать наблюдение за пионером Сосискиным. С этой целью он связался со своим старинным другом, комиссаром Ёжиковым, и обрисовал ему ситуацию. Николай Александрович чрезвычайно эмоционально живописал, насколько поведение пионера Сосискина не укладывается в устоявшиеся уже рамки поведения советского пионера, и настоял, что надо бы выяснить, почему, чтобы больше такогоне случалось. Комиссар Ёжиков с доводами старинного приятеля в принципе согласился, и пообещал установить за пионером наблюдение.
Наследующий день, когда пионер Сосискин выходил из школы после уроков, к нему подошёл молодой человек в форме НКВД и осведомился:
-Ты, что ли, Володя Сосискин будешь?
-Я, дяденька, - кротко ответствовал пионер.
-А я из НКВД. Бухой моя фамилия. Буду вести за тобой наблюдение.
-Хорошо, дяденька. А что мне делать?
-А ничего. Делай, что каждый день делаешь.
-Ну хорошо, - вздохнул пионер Сосискин. - Пойдёмте, дяденька, в пивную.
В пивной пионер Сосискин первым делом предложил товарищу Бухому социалистическое соревнование. Товарищ Бухой пришёл в страшное негодование, так как детство своё он провёл в детдоме во время Гражданской Войны, и искренне считал, что пить так, как он, не может никто, а потому, не взирая на то, что находился при исполнении пролетарского долга, решил сбить с сопляка спесь. Социалистическое соревнование закончилось достаточно быстро. Товарищ Бухой ясно помнил, что пока он, Бухой, осилил 6 кружек пива, пионер Сосискин с лёгкостью опорожнил все 23,смачно закусив их двумя ящиками снетка, ящиком солёных сушек и чёртовой дюжиной раков. Поднявшись из-за стола, пионер Сосискин вложил в руку полового стопку новеньких червонцев и потянул товарища Бухого за рукав вон из пивной.
Не успел товарищ Бухой восстановить равновесие, как пионер Сосискин уже удалялся,нимало не обращая внимания на своего замешкавшегося стража. Тот догнал пионера только через две улицы, рядом со входом в подвальное помещение. На дубовой двери помещения висел кусок оргалита, на котором было косенько нацарапано химическим карандашом «Султан Мозамбика». За дверью было накурено, но пахло не табаком, а какими-то странными дурманящими веществами. В губы товарищу Бухому вставили жёсткий холодный мундштук, и сознание его помутилось окончательно. Последнее,что помнил товарищ Бухой в этот вечер, были выстрелы из табельного оружия, в приступе нечеловеческой щедрости отданного товарищем Бухим пионеру Сосискину, и детский голосок пионера, призывающий прохожих отдаться ему, Сосискину, прямо на месте.
Наследующий день комиссар Ёжиков, выслушав нечленораздельный доклад товарища Бухого, состоящий по большей части из жалких оправданий и яростных обвинений современной молодёжи во всех смертных грехах, ласково пожурил подопечного,шутливо пригрозив ему десятью годами исправительных работ без права переписки,после чего отпустил, обведя в рабочем блокноте фамилию Бухого чёрным прямоугольником. Поразмыслив, комиссар Ёжиков решил приставить к пионеру Сосискину более опытного сотрудника. Более опытного сотрудника, нежели товарищ Фингерштайнер, бывший австро-венгерский подданный, державший некогда в страхе весь Крым и половину Петроградской губернии, в московском НКВД в те годы не имелось.
После занятий пионера Сосискина поджидал в школьном гардеробе уже другой сотрудник НКВД, куда более строгого вида.
-Пионер Владимир Владимирович Сосискин, ученик 6 «А»? - с лёгким акцентом уточнил невысокий худощавый человек средних лет, в тщательно выглаженном форменном кителе. Китель сидел на нём, как влитой.
-Я, дяденька, - устало вздохнул пионер Сосискин.
-Вот что, малыш. Я приставлен к тебе Народным Комиссариатом Внутренних Дел.Занимайся своими повседневными делами.
-Хорошо, дяденька. Пойдёмте в пивную.
В пивной пионер Сосискин прикладывался к кружке прохладного пива, заразительно причмокивая.
-Будете, дяденька? - поинтересовался он.
-Спасибо, малыш. Я на службе.
-Ну, может, хоть глоточек?
-Нет, малыш. Я при исполнении, - товарищ Фингерштайнер откинулся на спинку стула и бесстрастно наблюдал за своим подопечным. Пионер Сосискин пожал плечами и с обиженным видом опорожнил всё те же 23 кружки пива с чёртовой дюжиной раков, не забыв о снетке, вобле и солёных сушках.
Встав из-за стола и расплатившись с половым, пионер Сосискин направился к «Султану Мозамбика». Товарищ Фингерштайнер неотрывно следовал за ним. Когда дверь притона открылась, выпуская на улицу жёлто-зелёную дымку, Фингерштайнер,который, конечно же, знал адреса всех подобных заведений в Москве, одним точным профессиональным движением извлёк из сумки, болтавшейся возле его пояса,противогаз, надел его на голову и прикрутил конец хобота к банке-фильтру.
Сквозь противогазные стекла на протяжении полутора часов он наблюдал за тем, как подопечный его вытягивал одну дозу опиума за другой, переключаясь то на анашу,то на кокаин, а под конец велел сделать себе морфий под лопатку. Держался товарищ Фингерштайнер стоически, не выказывая никаких признаков усталости или напряжения, лишь периодически протирал запотевшие стекла аккуратно выглаженным,простиранным до снежного хруста белым платочком, в левом верхнем углу которого вышита была алым шёлком небольшая, ровная пятиконечная звёздочка.
Закончив употребление наркотических веществ и расплатившись хрустящими червонцами из заветной пачки, пионер Сосискин, слегка пошатываясь, побрел к лестнице.
-Куда теперь, малыш? Домой? - стараясь держаться с подопечным как можно дружелюбнее, поинтересовался товарищ Фингерштайнер.
-Нет, дяденька, - промычал тот. - Теперь - в нумера.
По дороге дурман из пионера Сосискина выветрился, и к тайному борделю, опять же хорошо известному правоохранительным органам и товарищу Фингерштайнеру лично,пионер подходил бодрой пружинящей походкой весёлого, уверенного в себе человека.
Швейцар,получив от пионера крупную купюру, гостеприимно распахнул перед ним двери заведения, товарища Фингерштайнера же притормозил плечом.
-А вы куда, гражданин? Вы что это себе позволяете?
-Дяденька швейцар, это со мной, - обернулся пионер, уже проскользнувший почти затяжелую резную дверь. - Товарища ко мне НКВД приставило. Он там никого ебать не будет. Он только смотреть будет. Выполнять свой пролетарский долг.
Швейцар смущённо пожал плечами.
-Ну что ж, проходите, гражданин, раз такое дело. Выполняйте свой пролетарский долг.Только смотрите, чтоб там никого у меня… Не того… Ну, в общем идите.
В нумерах пионер Сосискин устроил себе настоящий праздник плоти, заказывая новую девушку, а то и не одну, через каждые четверть часа. Товарищ Фингерштайнер,вынужденный стоять возле неотлучно, смотрел то на плотские экзерсисы подопечного, то в окно, причем каждые десять минут смотреть в окно ему нравилось все больше и больше.
Когда,по прошествии двух часов, пионер остался в апартаментах один и лениво потягивал коньяк из массивного бокала, товарищ Фингерштайнер, промокая лоб всё тем же белым платочком с алой пятиконечной звёздочкой в левом верхнем углу, не выдержал наконец.
-Ну что, малыш? Теперь домой?
-Не-е-е, дяденька! - улыбаясь во весь рот, замотал головой Сосискин. - Я ещё хочу!
Праздник плоти продолжился с новой силой. Уже не чувствуя под собой ног, Фингерштайнер подумал, что нигде ещё не доводилось ему видеть настолько развращенных и порочных детей, даже в ставке былого своего командира, Нестора Ивановича Махно.
Спустя ещё минут сорок они выходили из заведения. Пионер был весел и бодр. Товарищ Фингерштайнер еле шел, натыкаясь на уличные фонари, выжимая насквозь пропитанный потом белый платочек с алой пятиконечной звездочкой.
-Куда теперь, малыш? - прошипел он сквозь зубы.
Железная выдержка постепенно возвращалась к нему.
-Теперь, дяденька, на сеансы. Идём?
-Идём, малыш, - товарищ Фингерштайнер кивнул, одергивая китель и поправляя ремни.
-Только вы, дяденька, учтите - я однажды папу на сеансы сводил, так он потом ночью в кровать обдулся. Точно хотите?
-Да, малыш, - Фингерштайнер кивнул еще раз. - Идём.
Они шли сквозь ночь по глухим московским окраинам. Одни угрюмые серые дома сменялись другими, одни грязные безлюдные кварталы - следующими, и продолжалось это путешествие не менее часа. Наконец, пионер Сосискин и товарищ Фингерштайнер достигли самого грязного и безлюдного квартала из всех виденных ранее и самого угрюмого и серого дома из всех возможных.
-Что это за место, малыш? - поинтересовался товарищ Фингерштайнер, с удивлением отмечая про себя, что, в отличие от пивной, притона и дома терпимости, с данным объектом он по какой-то непонятной причине не знаком совершенно.
-Это, дяденька? Это зала. Тут сеансы проводятся.
-Ну что ж, малыш… Пойдём в эту твою залу… На эти твои сеансы…
Внутреннее чутьё подсказывало Фингерштайнеру, что дело тут неладно и соваться туда не стоит, но стремление исполнить пролетарский долг пересилило страх и они вошли внутрь. Пыльная грязная лестница привела их в пыльный грязный коридор, весь оплетенный паутиной и заросший плесенью. Пионер вынул из кармана связку ключей и отворил перепачканную жирной сажей дверь. За дверью обнаружилась череда огромных пустых комнат, заваленных хламом и заросших паутиной сверх вся коймеры. Последняя же комната отличалась от предыдущих - пыли там не было, зато стоял огромный круглый стол, горели свечи в тонких медных канделябрах, и напряженная, явственно негативная атмосфера была столь густа, что, казалось,тяжёлый воздух можно было ломать ломтями.
Вокруг стола располагались со всеми удобствами тёмные личности. Более всего напомнили они товарищу Фингрештайнеру полузабытых львовских хасидов из дореволюционных времён, с той, однако, разницей, что хасиды были несколько благообразнее и гораздо человечнее и не носили кружевных жабо, напудренных париков и сантиметрового слоя свинцовых белил на лицах.
Некоторое время тёмные личности, молча, с неподдельным интересом и подчёркнуто недоброжелательно рассматривали вошедших. Товарищ Фингрештайнер понял, что здесь происходит нелегальное собрание дворянской контрреволюционной организации, но решительные действия на время отложил.
Из-за стола поднялся наиболее напудренный и экстравагантный член собрания, в котором товарищ Фингерштайнер безошибочно определил главаря подпольщиков.
-Кого ты привел, неофит? - громогласно воскликнул главарь, устремив в Фингерштайнера тёмный когтистый палец.
-Я не виноват, мессир, - плаксиво протянул пионер Сосискин, не поднимая глаз на главаря. - Этого человека ко мне приставило НКВД, чтобы он вёл за мной наблюдение.
-Понятно, - зловеще улыбаясь, главарь покивал головой. - Басараб! Инициируй этого человека!
Из самого тёмного угла комнаты показался наиболее скромный и благообразный из всех присутствующих, если не считать товарища Фингерштайнера, человек. Человек обладал огромным ростом, могучим телосложением, бледным до восковой зелени лицом и внушительной копной чёрных нечесаных волос. Грудь его украшала широкая окладистая борода. Человек медленно направился к товарищу Фингерштайнеру.
-Стоять, контра! - закричал Фингерштайнер, выхватывая табельный наган. - Ни с места! Вы все арестованы именем Советской Власти!
Присутствующие зашумели, громогласно выражая негодование. В общем гуле товарищ Фингерштайнер явственно расслышал возмущённую реплику справа:
-Кого ты назвал контрой, плебей?! Меня, в 1793 году пролившего свою кровь на баррикадах Великой Французской Революции?!
Товарищ Фингерштайнер открыл беспорядочный огонь на поражение. Он стрелял по всем,присутствующим в зале, включая пионера Сосискина, но почему-то не мог ни в кого попасть. Пули пролетали по каким-то невообразимым искривлённым траекториям или вообще растворялись в воздухе. Огромный Басараб неожиданно оказался совсем рядом с Фингрештайнером, и последнее, что легендарный революционер, бывший австро-венгерский подданный, бывший махновец, а ныне сотрудник Московского НКВД Йозеф Фингерштайнер видел в тот вечер, были огромные острые зубы Басараба,смыкающиеся на его горле.
Наследующее утро Фингерштайнер не пришёл на службу. Когда он не появился и к вечеру,комиссар Ёжиков серьёзно забеспокоился. Ночью он позвонил профессору Пердяеву и долго и очень эмоционально объяснял тому, что из-за его, Пердяева,педагогических экспериментов Московский НКВД лишился своего лучшего сотрудника,которого заменить никак не возможно, потому, что родом тот был из Австро-Венгрии, а в Советской России таких отродясь не было, и, видимо, никогда уже не будет даже в самой Австро-Венгрии, потому что её уже тоже нет. В заключение, комиссар пообещал профессору Пердяеву оздоровительную поездку в заполярные районы и гарантировал, что академиком Пердяев не станет никогда, а Нобелевскую премию получит только после реинкарнации. Профессор Пердяев внимательно выслушал старинного друга и немедленно слёг с седьмым инфарктом. Несколько успокоившись, комиссар Ёжиков решил, что криком делу не поможешь, и надо срочно что-то предпринимать в отношении пионера Сосискина. Ранним утром следующего же дня к зданию школы, где учился Володя Сосискин, подъехали несколько грузовиковс сотрудниками НКВД и мотоциклетов с пулемётами. Комиссар Ёжиков точно знал, что пионер Сосискин, как примерный ученик, появится в школе ровно в 8.30. Персонал школы, администрация и учащиеся были заблаговременно эвакуированы.К 8.15 сотрудники НКВД укрылись в кустах на пришкольном участке, полностью готовые к началу операции. Сам комиссар Ёжиков расположился в кабинете директора с бутылкой «Хванчкары» и початой пачкой «Казбека». Расчёт не подвёл его - 8.27 пионер Сосискин показался из-за угла соседнего дома. Шёл он радостный, с безмятежной улыбкой на лице, потрясая школьным ранцем. С нетерпением предвкушал он, как будет делать на уроке географии доклад о природных ресурсах Республики Гондурас, и как получит за него очередную пятёрку, когда вдруг из кустов выскочили навстречу пионеру сотрудники НКВД с автоматами наперевес.
-Стоять, контра! - донеслось из кустов. Несколько секунд пионер Сосискин с ошарашенным видом глядел в чёрные жерла автоматных дул. Улыбка постепенно исчезала с его детского лица. Осознав, наконец, серьёзность своего положения пионер Сосискин открыл рот и грубым, недетским голосом от которого кровь стыла в жилах, взревел:
-ИЗУРОТ! КОЛОПЕРВЕРТ‼ ФЛЕГМОБУБОН‼! ТРАХОПУРГЕНИУМ‼‼
От этого его крика некоторые из сотрудников НКВД повалились наземь и забились в страшных конвульсиях. Остальные, не дожидаясь команды открыли огонь. И на этот раз пули вели себя странно, выписывая невообразимые изгибы, или же вовсе растворяясь в воздухе.
На месте пионера Сосискина образовалось огромное страшное существо. Оно было полностью покрыто спутанной шерстью и снабжено внушительными когтями и зубами.Голову чудовища украшало семь рогов, на центральном из которых виднелись обрывки пионерской пилоточки. Детские сандалики пионера Сосискина лопнули, не выдержав напора огромных раздвоенных копыт. Демон потрясал мохнатыми конечностями, пытаясь дотянуться до сотрудников НКВД. Впрочем, его когти не причиняли никому ни малейшего вреда. зато пули, выпущенные из автоматов и пулемётов безошибочно находили цель, и вскоре школьный двор окрасился человеческой кровью. Большинство сотрудников НКВД лежали на земле, убитые собственными пулями.
Комиссар Ёжиков, наблюдавший за происходящим из окна директорского кабинета, мрачнел с каждой секундой. Осознав настоятельную необходимость немедленного личного вмешательства, он оказался на школьном крыльце с бутылкой «Хванчкары» в шуйце и наганом в деснице. На нижней губе у него висела недокуренная папироса. Не очень понимая, что именно он может сделать в данной ситуации, но не в силах оставаться в стороне от увиденного, комиссар Ёжиков разрядил в демона свой наган. Разумеется, это не произвело на того ни малейшего впечатления. От отчаяния, у комиссара Ёжикова сработал рефлекс, оставшийся со времён Гражданской Войны - размахнувшись, он кинул в жуткую тварь бутылкой. Бутылка разбилась об асфальт, вино обрызгало бывшего пионера и тот, испустив дикий рёв раненного зверя, медленно растворился в воздухе, исходя облаками пара и зловонного дыма.
На мгновение вспомнилось комиссару Ёжикову, слова, прочитанные им в далёком детстве, в давным-давно позабытой книге: «Се кровь моя и се плоть моя. Пейте кровь мою и да живы будете».
Медленно подошёл комиссар к грязной луже, которая осталась от бывшего пионера Сосискина.В луже плавали обрывки тетрадей, истерзанный ранец, в клочки изорванный пионерский галстук. Неподалёку валялся чудом уцелевший дневник пионера Сосискина. Комиссар Ёжиков поднял его и стал машинально перелистывать страницы.В дневнике стояли одни только пятёрки по всем предметам, включая поведение и прилежание. Из-под обложки дневника выпала промокашка и небольшой лист пергамента, исписанный непонятным комиссару Ёжикову латинским текстом. В самом низу распознал комиссар подпись пионера Сосискина, поставленную кровью и две буквы «H.F.».
Нам остаётся только добавить, что буквы эти древние алхимики использовали для сокращения латинского выражения «homo fugae», что означает «человек, беги!».Это выражение заключало стереотипный договор с дьяволом о продаже бессмертной души, каковую и продал пионер Сосискин силам Ада за хорошие отметки.
Жил в Москве в 1932 году пионер Володя Сосискин. Был он отличником по всем предметам, и даже по прилежанию и поведению стояли у него в дневнике всегда одни только пятёрки. Это обстоятельство вступало в резкое противоречие с обстоятельствами, описанными ниже, и это так сильно беспокоило педагогов пионера Сосискина, что они даже повезли показывать его местному светилу педиатрии, профессору Николаю Александровичу Пердяеву. Профессор осмотрел пионера сначала одетого и ничего не понял. Тогда профессор велел пионеру разоблачиться, послушал его сердце и дыхание, проверил рефлексы и снова ничего не понял.
-Так он у вас что, - удивилось светило, - вообще не курит, что ли?
-Да так, бывает, подымит иногда, -отвечали педагоги, - но не сильно.
-А не пьёт? - осведомилось светило.
-Да нет, - сказал молодой румяный учитель русского языка. - Так, пивко иногда посасывает, но больше квас любит, чертяка.
-Сосёшь пиво? - строго вопросило светило пионера.
-Сосу, - угрюмо отвечал тот.
-А вообще с поведением у него как? - продолжало светило снимать анамнез.
Тут педагоги замялись, а молоденькая учительница физики даже покраснела.
-Да как бы это вам сказать, - начал учитель русского языка, - вот в школе у него с поведением всё отлично просто, придраться не к чему, а вот вне школы… - тут учитель умолк и тоже, кажется, покраснел.
-Что же вне школы? - подняло брови светило. - Он к девочкам, что ли, пристаёт?
-Пристаёт, - нехотя рапортовал учитель русского языка. - И к девочкам, и к мальчикам, и к кошечкам-собачкам, и к курочкам, и к лошадкам… И даже, к дяде Васе-дворнику, бывает, пристраивается… - последние слова учитель русского языка произносил еле слышно.
Брови профессора с каждым словом поднимались всё выше и выше.
-Так вы хотите сказать, - удивлённо проговорил он, - что этот вот enfant terrible курит, пьёт,развратничает с девочками, мальчиками, животными, школьным дворником и при этом хорошо учится?
-Точно так, - ответствовали педагоги, смущаясь всё сильнее и сильнее.- Замечательно учится.
Профессор Пердяев очень удивился, и, сообразив, что с наскока эту проблему не решить,решил подвергнуть пионера Сосискина всестороннему обследованию.
Две недели пионера обследовали. За это время у него взяли все возможные анализы крови, мочи и кала, кардиограмму, спирограмму, просветили по нескольку раз рентгеном во всех возможных ракурсах, и подвергли ещё бог знает каким процедурам. Вечером профессор Пердяев сидел и рассматривал результаты анализов пионера Сосискина, недоумевая:
-Ну хорошо, я понимаю, как этот пионер может иметь отличные оценки по русскому языку, математике, пению и всему остальному, вплоть до поведения и прилежания.Но как он имеет отличные оценки по физкультуре? Наши советские спортсмены даже на соревнованиях не показывают таких выдающихся результатов, а ведь у них нетни туберкулёза лёгких в открытой форме, ни цирроза печени, ни двух пережитых инфарктов, ни даже гонконгского триппера!
Профессор Пердяев решил, что надо бы организовать наблюдение за пионером Сосискиным. С этой целью он связался со своим старинным другом, комиссаром Ёжиковым, и обрисовал ему ситуацию. Николай Александрович чрезвычайно эмоционально живописал, насколько поведение пионера Сосискина не укладывается в устоявшиеся уже рамки поведения советского пионера, и настоял, что надо бы выяснить, почему, чтобы больше такогоне случалось. Комиссар Ёжиков с доводами старинного приятеля в принципе согласился, и пообещал установить за пионером наблюдение.
Наследующий день, когда пионер Сосискин выходил из школы после уроков, к нему подошёл молодой человек в форме НКВД и осведомился:
-Ты, что ли, Володя Сосискин будешь?
-Я, дяденька, - кротко ответствовал пионер.
-А я из НКВД. Бухой моя фамилия. Буду вести за тобой наблюдение.
-Хорошо, дяденька. А что мне делать?
-А ничего. Делай, что каждый день делаешь.
-Ну хорошо, - вздохнул пионер Сосискин. - Пойдёмте, дяденька, в пивную.
В пивной пионер Сосискин первым делом предложил товарищу Бухому социалистическое соревнование. Товарищ Бухой пришёл в страшное негодование, так как детство своё он провёл в детдоме во время Гражданской Войны, и искренне считал, что пить так, как он, не может никто, а потому, не взирая на то, что находился при исполнении пролетарского долга, решил сбить с сопляка спесь. Социалистическое соревнование закончилось достаточно быстро. Товарищ Бухой ясно помнил, что пока он, Бухой, осилил 6 кружек пива, пионер Сосискин с лёгкостью опорожнил все 23,смачно закусив их двумя ящиками снетка, ящиком солёных сушек и чёртовой дюжиной раков. Поднявшись из-за стола, пионер Сосискин вложил в руку полового стопку новеньких червонцев и потянул товарища Бухого за рукав вон из пивной.
Не успел товарищ Бухой восстановить равновесие, как пионер Сосискин уже удалялся,нимало не обращая внимания на своего замешкавшегося стража. Тот догнал пионера только через две улицы, рядом со входом в подвальное помещение. На дубовой двери помещения висел кусок оргалита, на котором было косенько нацарапано химическим карандашом «Султан Мозамбика». За дверью было накурено, но пахло не табаком, а какими-то странными дурманящими веществами. В губы товарищу Бухому вставили жёсткий холодный мундштук, и сознание его помутилось окончательно. Последнее,что помнил товарищ Бухой в этот вечер, были выстрелы из табельного оружия, в приступе нечеловеческой щедрости отданного товарищем Бухим пионеру Сосискину, и детский голосок пионера, призывающий прохожих отдаться ему, Сосискину, прямо на месте.
Наследующий день комиссар Ёжиков, выслушав нечленораздельный доклад товарища Бухого, состоящий по большей части из жалких оправданий и яростных обвинений современной молодёжи во всех смертных грехах, ласково пожурил подопечного,шутливо пригрозив ему десятью годами исправительных работ без права переписки,после чего отпустил, обведя в рабочем блокноте фамилию Бухого чёрным прямоугольником. Поразмыслив, комиссар Ёжиков решил приставить к пионеру Сосискину более опытного сотрудника. Более опытного сотрудника, нежели товарищ Фингерштайнер, бывший австро-венгерский подданный, державший некогда в страхе весь Крым и половину Петроградской губернии, в московском НКВД в те годы не имелось.
После занятий пионера Сосискина поджидал в школьном гардеробе уже другой сотрудник НКВД, куда более строгого вида.
-Пионер Владимир Владимирович Сосискин, ученик 6 «А»? - с лёгким акцентом уточнил невысокий худощавый человек средних лет, в тщательно выглаженном форменном кителе. Китель сидел на нём, как влитой.
-Я, дяденька, - устало вздохнул пионер Сосискин.
-Вот что, малыш. Я приставлен к тебе Народным Комиссариатом Внутренних Дел.Занимайся своими повседневными делами.
-Хорошо, дяденька. Пойдёмте в пивную.
В пивной пионер Сосискин прикладывался к кружке прохладного пива, заразительно причмокивая.
-Будете, дяденька? - поинтересовался он.
-Спасибо, малыш. Я на службе.
-Ну, может, хоть глоточек?
-Нет, малыш. Я при исполнении, - товарищ Фингерштайнер откинулся на спинку стула и бесстрастно наблюдал за своим подопечным. Пионер Сосискин пожал плечами и с обиженным видом опорожнил всё те же 23 кружки пива с чёртовой дюжиной раков, не забыв о снетке, вобле и солёных сушках.
Встав из-за стола и расплатившись с половым, пионер Сосискин направился к «Султану Мозамбика». Товарищ Фингерштайнер неотрывно следовал за ним. Когда дверь притона открылась, выпуская на улицу жёлто-зелёную дымку, Фингерштайнер,который, конечно же, знал адреса всех подобных заведений в Москве, одним точным профессиональным движением извлёк из сумки, болтавшейся возле его пояса,противогаз, надел его на голову и прикрутил конец хобота к банке-фильтру.
Сквозь противогазные стекла на протяжении полутора часов он наблюдал за тем, как подопечный его вытягивал одну дозу опиума за другой, переключаясь то на анашу,то на кокаин, а под конец велел сделать себе морфий под лопатку. Держался товарищ Фингерштайнер стоически, не выказывая никаких признаков усталости или напряжения, лишь периодически протирал запотевшие стекла аккуратно выглаженным,простиранным до снежного хруста белым платочком, в левом верхнем углу которого вышита была алым шёлком небольшая, ровная пятиконечная звёздочка.
Закончив употребление наркотических веществ и расплатившись хрустящими червонцами из заветной пачки, пионер Сосискин, слегка пошатываясь, побрел к лестнице.
-Куда теперь, малыш? Домой? - стараясь держаться с подопечным как можно дружелюбнее, поинтересовался товарищ Фингерштайнер.
-Нет, дяденька, - промычал тот. - Теперь - в нумера.
По дороге дурман из пионера Сосискина выветрился, и к тайному борделю, опять же хорошо известному правоохранительным органам и товарищу Фингерштайнеру лично,пионер подходил бодрой пружинящей походкой весёлого, уверенного в себе человека.
Швейцар,получив от пионера крупную купюру, гостеприимно распахнул перед ним двери заведения, товарища Фингерштайнера же притормозил плечом.
-А вы куда, гражданин? Вы что это себе позволяете?
-Дяденька швейцар, это со мной, - обернулся пионер, уже проскользнувший почти затяжелую резную дверь. - Товарища ко мне НКВД приставило. Он там никого ебать не будет. Он только смотреть будет. Выполнять свой пролетарский долг.
Швейцар смущённо пожал плечами.
-Ну что ж, проходите, гражданин, раз такое дело. Выполняйте свой пролетарский долг.Только смотрите, чтоб там никого у меня… Не того… Ну, в общем идите.
В нумерах пионер Сосискин устроил себе настоящий праздник плоти, заказывая новую девушку, а то и не одну, через каждые четверть часа. Товарищ Фингерштайнер,вынужденный стоять возле неотлучно, смотрел то на плотские экзерсисы подопечного, то в окно, причем каждые десять минут смотреть в окно ему нравилось все больше и больше.
Когда,по прошествии двух часов, пионер остался в апартаментах один и лениво потягивал коньяк из массивного бокала, товарищ Фингерштайнер, промокая лоб всё тем же белым платочком с алой пятиконечной звёздочкой в левом верхнем углу, не выдержал наконец.
-Ну что, малыш? Теперь домой?
-Не-е-е, дяденька! - улыбаясь во весь рот, замотал головой Сосискин. - Я ещё хочу!
Праздник плоти продолжился с новой силой. Уже не чувствуя под собой ног, Фингерштайнер подумал, что нигде ещё не доводилось ему видеть настолько развращенных и порочных детей, даже в ставке былого своего командира, Нестора Ивановича Махно.
Спустя ещё минут сорок они выходили из заведения. Пионер был весел и бодр. Товарищ Фингерштайнер еле шел, натыкаясь на уличные фонари, выжимая насквозь пропитанный потом белый платочек с алой пятиконечной звездочкой.
-Куда теперь, малыш? - прошипел он сквозь зубы.
Железная выдержка постепенно возвращалась к нему.
-Теперь, дяденька, на сеансы. Идём?
-Идём, малыш, - товарищ Фингерштайнер кивнул, одергивая китель и поправляя ремни.
-Только вы, дяденька, учтите - я однажды папу на сеансы сводил, так он потом ночью в кровать обдулся. Точно хотите?
-Да, малыш, - Фингерштайнер кивнул еще раз. - Идём.
Они шли сквозь ночь по глухим московским окраинам. Одни угрюмые серые дома сменялись другими, одни грязные безлюдные кварталы - следующими, и продолжалось это путешествие не менее часа. Наконец, пионер Сосискин и товарищ Фингерштайнер достигли самого грязного и безлюдного квартала из всех виденных ранее и самого угрюмого и серого дома из всех возможных.
-Что это за место, малыш? - поинтересовался товарищ Фингерштайнер, с удивлением отмечая про себя, что, в отличие от пивной, притона и дома терпимости, с данным объектом он по какой-то непонятной причине не знаком совершенно.
-Это, дяденька? Это зала. Тут сеансы проводятся.
-Ну что ж, малыш… Пойдём в эту твою залу… На эти твои сеансы…
Внутреннее чутьё подсказывало Фингерштайнеру, что дело тут неладно и соваться туда не стоит, но стремление исполнить пролетарский долг пересилило страх и они вошли внутрь. Пыльная грязная лестница привела их в пыльный грязный коридор, весь оплетенный паутиной и заросший плесенью. Пионер вынул из кармана связку ключей и отворил перепачканную жирной сажей дверь. За дверью обнаружилась череда огромных пустых комнат, заваленных хламом и заросших паутиной сверх вся коймеры. Последняя же комната отличалась от предыдущих - пыли там не было, зато стоял огромный круглый стол, горели свечи в тонких медных канделябрах, и напряженная, явственно негативная атмосфера была столь густа, что, казалось,тяжёлый воздух можно было ломать ломтями.
Вокруг стола располагались со всеми удобствами тёмные личности. Более всего напомнили они товарищу Фингрештайнеру полузабытых львовских хасидов из дореволюционных времён, с той, однако, разницей, что хасиды были несколько благообразнее и гораздо человечнее и не носили кружевных жабо, напудренных париков и сантиметрового слоя свинцовых белил на лицах.
Некоторое время тёмные личности, молча, с неподдельным интересом и подчёркнуто недоброжелательно рассматривали вошедших. Товарищ Фингрештайнер понял, что здесь происходит нелегальное собрание дворянской контрреволюционной организации, но решительные действия на время отложил.
Из-за стола поднялся наиболее напудренный и экстравагантный член собрания, в котором товарищ Фингерштайнер безошибочно определил главаря подпольщиков.
-Кого ты привел, неофит? - громогласно воскликнул главарь, устремив в Фингерштайнера тёмный когтистый палец.
-Я не виноват, мессир, - плаксиво протянул пионер Сосискин, не поднимая глаз на главаря. - Этого человека ко мне приставило НКВД, чтобы он вёл за мной наблюдение.
-Понятно, - зловеще улыбаясь, главарь покивал головой. - Басараб! Инициируй этого человека!
Из самого тёмного угла комнаты показался наиболее скромный и благообразный из всех присутствующих, если не считать товарища Фингерштайнера, человек. Человек обладал огромным ростом, могучим телосложением, бледным до восковой зелени лицом и внушительной копной чёрных нечесаных волос. Грудь его украшала широкая окладистая борода. Человек медленно направился к товарищу Фингерштайнеру.
-Стоять, контра! - закричал Фингерштайнер, выхватывая табельный наган. - Ни с места! Вы все арестованы именем Советской Власти!
Присутствующие зашумели, громогласно выражая негодование. В общем гуле товарищ Фингерштайнер явственно расслышал возмущённую реплику справа:
-Кого ты назвал контрой, плебей?! Меня, в 1793 году пролившего свою кровь на баррикадах Великой Французской Революции?!
Товарищ Фингерштайнер открыл беспорядочный огонь на поражение. Он стрелял по всем,присутствующим в зале, включая пионера Сосискина, но почему-то не мог ни в кого попасть. Пули пролетали по каким-то невообразимым искривлённым траекториям или вообще растворялись в воздухе. Огромный Басараб неожиданно оказался совсем рядом с Фингрештайнером, и последнее, что легендарный революционер, бывший австро-венгерский подданный, бывший махновец, а ныне сотрудник Московского НКВД Йозеф Фингерштайнер видел в тот вечер, были огромные острые зубы Басараба,смыкающиеся на его горле.
Наследующее утро Фингерштайнер не пришёл на службу. Когда он не появился и к вечеру,комиссар Ёжиков серьёзно забеспокоился. Ночью он позвонил профессору Пердяеву и долго и очень эмоционально объяснял тому, что из-за его, Пердяева,педагогических экспериментов Московский НКВД лишился своего лучшего сотрудника,которого заменить никак не возможно, потому, что родом тот был из Австро-Венгрии, а в Советской России таких отродясь не было, и, видимо, никогда уже не будет даже в самой Австро-Венгрии, потому что её уже тоже нет. В заключение, комиссар пообещал профессору Пердяеву оздоровительную поездку в заполярные районы и гарантировал, что академиком Пердяев не станет никогда, а Нобелевскую премию получит только после реинкарнации. Профессор Пердяев внимательно выслушал старинного друга и немедленно слёг с седьмым инфарктом. Несколько успокоившись, комиссар Ёжиков решил, что криком делу не поможешь, и надо срочно что-то предпринимать в отношении пионера Сосискина. Ранним утром следующего же дня к зданию школы, где учился Володя Сосискин, подъехали несколько грузовиковс сотрудниками НКВД и мотоциклетов с пулемётами. Комиссар Ёжиков точно знал, что пионер Сосискин, как примерный ученик, появится в школе ровно в 8.30. Персонал школы, администрация и учащиеся были заблаговременно эвакуированы.К 8.15 сотрудники НКВД укрылись в кустах на пришкольном участке, полностью готовые к началу операции. Сам комиссар Ёжиков расположился в кабинете директора с бутылкой «Хванчкары» и початой пачкой «Казбека». Расчёт не подвёл его - 8.27 пионер Сосискин показался из-за угла соседнего дома. Шёл он радостный, с безмятежной улыбкой на лице, потрясая школьным ранцем. С нетерпением предвкушал он, как будет делать на уроке географии доклад о природных ресурсах Республики Гондурас, и как получит за него очередную пятёрку, когда вдруг из кустов выскочили навстречу пионеру сотрудники НКВД с автоматами наперевес.
-Стоять, контра! - донеслось из кустов. Несколько секунд пионер Сосискин с ошарашенным видом глядел в чёрные жерла автоматных дул. Улыбка постепенно исчезала с его детского лица. Осознав, наконец, серьёзность своего положения пионер Сосискин открыл рот и грубым, недетским голосом от которого кровь стыла в жилах, взревел:
-ИЗУРОТ! КОЛОПЕРВЕРТ‼ ФЛЕГМОБУБОН‼! ТРАХОПУРГЕНИУМ‼‼
От этого его крика некоторые из сотрудников НКВД повалились наземь и забились в страшных конвульсиях. Остальные, не дожидаясь команды открыли огонь. И на этот раз пули вели себя странно, выписывая невообразимые изгибы, или же вовсе растворяясь в воздухе.
На месте пионера Сосискина образовалось огромное страшное существо. Оно было полностью покрыто спутанной шерстью и снабжено внушительными когтями и зубами.Голову чудовища украшало семь рогов, на центральном из которых виднелись обрывки пионерской пилоточки. Детские сандалики пионера Сосискина лопнули, не выдержав напора огромных раздвоенных копыт. Демон потрясал мохнатыми конечностями, пытаясь дотянуться до сотрудников НКВД. Впрочем, его когти не причиняли никому ни малейшего вреда. зато пули, выпущенные из автоматов и пулемётов безошибочно находили цель, и вскоре школьный двор окрасился человеческой кровью. Большинство сотрудников НКВД лежали на земле, убитые собственными пулями.
Комиссар Ёжиков, наблюдавший за происходящим из окна директорского кабинета, мрачнел с каждой секундой. Осознав настоятельную необходимость немедленного личного вмешательства, он оказался на школьном крыльце с бутылкой «Хванчкары» в шуйце и наганом в деснице. На нижней губе у него висела недокуренная папироса. Не очень понимая, что именно он может сделать в данной ситуации, но не в силах оставаться в стороне от увиденного, комиссар Ёжиков разрядил в демона свой наган. Разумеется, это не произвело на того ни малейшего впечатления. От отчаяния, у комиссара Ёжикова сработал рефлекс, оставшийся со времён Гражданской Войны - размахнувшись, он кинул в жуткую тварь бутылкой. Бутылка разбилась об асфальт, вино обрызгало бывшего пионера и тот, испустив дикий рёв раненного зверя, медленно растворился в воздухе, исходя облаками пара и зловонного дыма.
На мгновение вспомнилось комиссару Ёжикову, слова, прочитанные им в далёком детстве, в давным-давно позабытой книге: «Се кровь моя и се плоть моя. Пейте кровь мою и да живы будете».
Медленно подошёл комиссар к грязной луже, которая осталась от бывшего пионера Сосискина.В луже плавали обрывки тетрадей, истерзанный ранец, в клочки изорванный пионерский галстук. Неподалёку валялся чудом уцелевший дневник пионера Сосискина. Комиссар Ёжиков поднял его и стал машинально перелистывать страницы.В дневнике стояли одни только пятёрки по всем предметам, включая поведение и прилежание. Из-под обложки дневника выпала промокашка и небольшой лист пергамента, исписанный непонятным комиссару Ёжикову латинским текстом. В самом низу распознал комиссар подпись пионера Сосискина, поставленную кровью и две буквы «H.F.».
Нам остаётся только добавить, что буквы эти древние алхимики использовали для сокращения латинского выражения «homo fugae», что означает «человек, беги!».Это выражение заключало стереотипный договор с дьяволом о продаже бессмертной души, каковую и продал пионер Сосискин силам Ада за хорошие отметки.