Раньше я испытывала боль, горечь и обиду, когда встречалась с несправедливостью.
Когда меня не понимали, не слышали, не учитывали.
Мне было обидно, когда я не нравилась.
Горько, когда меня не выбирали.
Больно, когда меня не любили.
Я была слишком зажатым, тихим, забитым, подавленным ребенком. У меня начали обостряться разные психосоматические болезни.
Меня отвели к психологу.
Психолог научила меня, что можно говорить о своей боли, горечи и обиде. Что можно злиться, когда нарушают мои границы или чего-то не дают. Что можно пытаться заявить и отстоять свое желание или право.
* * *
Мне было 5 лет, и я ходила в детский садик. Я очень любила свою воспитательницу, она была красивая, высокая, стройная, от нее приятно пахло, и она была очень добрая. Иногда, если мы слишком шалили, она была строгой, но справедливой. Она разбиралась с нашими ссорами по-честному.
Я верила ей больше, чем себе. Я любила ее гораздо больше, чем свою маму. Моя мама была вечно занята, у нее не было на меня времени, она была холодной, отстраненной, раздраженной и несправедливой.
Но однажды.. Однажды приближался Новый Год и мы собирались праздновать его в садике.
И воспитательница сказала, что мы будем делать спектакль. Мы сами будем актерами, как взрослые в телевизоре! И сами придумаем сюжет и роли. Я так радовалась! Это казалось таким увлекательным и захватывающим!
- Вы должны сами обо все договориться. Вы уже взрослые, вам надо учиться договариваться. Это будет сюрприз и подарок вашим мамам и папам, - сказала нам воспитательница.
А потом.. Потом девочки в моей подгруппе - Машка и Дашка, противные белобрысые двойняшки захотели быть ангелочками. И другие девочки со светлыми волосами тоже захотели быть ангелочками. Воспитательнице эта идея очень понравилась.
- Как здорово, когда дети проявляют инициативу и творческую фантазию!
Подбодренные похвалой девочки рьяно взялись за дело.
- Ангелочки будут танцевать по сцене, собирать цветы и кланяться.
- Они будут в белых пышных платьицах с бантиками и лентами и с веночками цветов на голове.
Мальчики сказали, что ангелочками они не будут, они будут чертенятами.
- Мы перемажем себе все лица черной и красной краской, сделаем себе вилы и хлысты и будем носиться на заднем фоне сцены, изрыгая пламя, проклятия и бешено скакать, завывая ужасающими голосами.
У нас в садике был театральный реквизит, и воспитательница принесла его нам. Там были и прелестные белые крылышки, из настоящих перышек, такие мягкие и пушистые, что душа пела, прикасаясь к ним. Там были и хорошенькие веночки с лентами, спускавшимися на плечи, из крохотных белых цветочком, неотличимых от живых, в которых были вделаны тут и там сверкающие стеклышки, вспыхивающие под лампами, как капельки росы.
Но девочек было больше, чем крылышек и веночков. Все не могла быть ангелочками. Мы должны были как-то договориться. Как взрослые.
Хитрая белобрысая двойняшка, крепко стиснув руку сестры, первая выкрикнула:
- Ангелочками могут быть только блондинки. Все знают, что у ангелочков светлые кудри и голубые глаза. Значит, мы с Дашкой будем ангелочками, а еще Лариска, Клавка и Маринка. Это пять, - как она горда, что умеет считать до пяти, - и веночков и крылышек как раз пять.
- А я? - предательски дрогнувшим голосом спрашиваю я, пораженная собственной смелостью. Но уж очень хороши эти игрушки, невозможно от них добровольно отказаться.
- Ты?! - она повернулась ко мне, словно впервые в жизни заметив меня. Ее рот презрительно кривится. - Ты не можешь быть ангелочком. У тебя дурацкие черные волосы, и не те глаза, и вообще ты такой же ангелочек, как наш сторож дядя Петя.
Все вокруг расхохотались. Их издевательский хохот гремел у меня в ушах, оглушая и подкашивая ноги. Дядя Петя - огромного роста мужик, носит тулуп, шапку-ушанку и валенки с калошами.
У меня темные волосы и очень темные глаза. Я слишком худая для своего возраста, слишком высокая и от этого я сутулюсь. Мне хочется занимать поменьше места. Стать незаметной, чтобы не дразнили, не обижали, не издевались.
В форточку влетает ветер и ласково колышет ленты на разложенных на столе веночках. Заглянувшее в окно солнце зажигает переливающиеся радужные огоньки в капельках росы на цветочках.
Я смотрю на эти неземные, потрясающие сокровища и невозможно смириться, что мне они никогда не достанутся.
- А кем же я? Кого я буду играть? Я тоже хочу быть ангелочком.
- Ангелочком ты не будешь, и не мечтай. Мы уже все решили.
Раньше бы я смирилась, обиделась, горько бы плакала в тихом уголке, где никто бы меня не нашел, потом молчала бы много дней и недель, не вступая в игры, не радуясь, не живя. Но сейчас я вспоминаю занятия с психологом, наши игры и рисунки, и что-то придает мне сил. Я продолжаю бороться.
- А чертенком?
Тут приходит очередь хохотать мальчишек.
- Ну ты вконец ума лишилась! Не поняла еще, что ли? Чертенятами могут быть только парни! А ты - не парень. Хоть и на девочку тоже не очень похожа, но ты точно не из наших.
Я пытаюсь оставаться в борьбе, хотя мне невероятно трудно. Обида и горечь поднимаются изнутри, угрожая задушить меня слезами.
- А кем тогда я буду?
- Да хоть кустом, ты все равно мало от него отличаешься. Напялишь вон ту ткань с цветочками и будешь изображать куст. Вот тут встанешь около края сцены, в том дальнем углу. Нам же нужны декорации, их все равно не хватает.
Этого я уже не выдерживаю. Чувствуя, что сейчас разревусь, я стремительно выбегаю из актового зала, где идет репетиция.
Выплакавшись и немного успокоившись, я бреду по коридору совершенно одна. Навстречу идет моя любимая воспитательница.
- Ты почему здесь одна? Пойдем-ка вместе в актовый зал, я нашла вам еще костюмов.
Надежда вспыхивает во мне. Может, она сможет что-то изменить? Она всегда была справедливой и честной.
Мы приходим в зал и девочки, захлебываясь от восторга, наперебой рассказывают ей свои идеи про ангелочков, чертенят и пьесу. Воспитательница в восторге. Их идеи ей очень нравятся. Я вижу, что она совсем забыла обо мне.
Я робко тяну ее за край платья и шепчу ее имя.
- Да! - она вспоминает про меня. - А кем будешь ты?
Ободренная ее вниманием я решаюсь:
- Я тоже хочу быть ангелочком.
- Их всего пять, и нас тоже пять, и все знают, что ангелочки беленькие и голубоглазые, а не как ты, - перебивая друг друга, вмешиваются девочки.
Я с надеждой смотрю на воспитательницу. Всей своей детской душой я верю, что она совершит чудо, изменит эту ужасную несправедливость.
И тут земля разверзается передо мной.
- Ты знаешь, я соглашусь с девочками. Действительно, все ангелочки белокурые и голубоглазые. Да и веночков всего пять. Но ты можешь быть кем-нибудь другим. Зайчиком или белочкой или гномиком. Смотри, какие чудные я нашла костюмчики.
Я так верила ей! Я считала ее такой справедливой и умной! Но она оказалась ничуть не лучше, не умнее, не честнее всех остальных. Я ощущала себя преданной. Мои иллюзии были разбиты в прах.
Это было настолько несправедливо!
Разве я виновата, что у меня темные волосы и темные глаза?! Почему из-за этого я не могу быть ангелочком? Почему должны быть такие игры, где одни получают такие шикарные украшения и чудесные роли, а другие должны быть каким-то идиотскими зайчиками или глупыми белочками. Мы же в старшей подгруппе, не в младшей. Только малышня наряжается в зверюшек. Я же буду смотреться полной дурочкой среди ангелочков и чертенят, км бы ни была - кустом или гномиком.
Обида перерастает в бессилие и отчаяние.
Я ничего не могу сделать. Я не могу это изменить.
Психолог учила меня смотреть на другие способы поведения.
Громко разревется посреди всей группы, как делает Лариска, когда что-то не по ней? Кому есть дело до моих слез?
Наброситься на них с кулаками, как делает Петька, мутузя всех подряд, когда его что-то злит? Меня оттащат, как и его, да еще и дадут в ответ или вообще накажут.
Уйти из садика и вообще не быть на спектакле я тоже не могу, никто мне позволит.
Я вынуждена участвовать в этом дебильном спектакле, хотя ненавижу его и своих одногруппников всей душой.
И предательницу-воспиталку тоже.
Обида, горечь, ненависть, бессилие и отчаяние.
Есть вещи, на которые я не могу повлиять.
И не могу с ними смириться.
* * *
Сейчас я выросла.
Я испытываю ярость, когда встречаюсь с несправедливостью.
Слепую, праведную, разящую ярость. Она бушует внутри меня, выжигая мне душу.
Но вместе с ней я ощущаю бессилие, отчаяние и горечь.
Потому что есть вещи, которые я не могу изменить.
На которые мне не повлиять.
Которые разрушительны для меня.
Я ощущаю ярость.
Но куда ее направить?
Ведь так и остаются вещи, изменить которые не в моей власти.