1917-1920
продолжение, начало
БЕРЕГИТЕ НАРОДНОЕ ДОСТОЯНИЕ
(от Народного комиссара по просвещению)
К рабочим, крестьянам, солдатам, матросам и всем гражданам России.
Товарищи! Трудовой народ становится теперь полновластным хозяином страны. Она обнищала. Ее разорила война. Но это преходяще, ибо она богата неисчерпаемыми возможностями. Велики ее естественные сокровища, и, при правильном упорядоченном хозяйстве, ведущемся в интересах общих, народы России будут еще благоденствовать.
Но, кроме богатств естественных, трудовой народ унаследовал еще огромные богатства культурные: здания дивной красоты, музеи, полные предметов редких и прекрасных, поучительных и возвышающих душу, библиотеки, хранящие огромные ценности духа, и т. д.
Все это теперь воистину принадлежит народу.
Все это поможет бедняку и его детям быстро перерасти образованностью прежние господствующие классы, поможет ему сделаться новым человеком, обладателем старой культуры, творцом еще невиданной.
Товарищи! Надо зорко, бдительно беречь это достояние народа.
Все говорят: позор вору, который присваивает чужое достояние. И вы обещаете жестокую кару грабителю.
Но во сто раз позорнее быть вором и грабителем народного, всеобщего достояния, обкрадывать молодого хозяина - восставший, героически борющийся трудовой народ.
Да, вы - молодой хозяин страны, и хотя о многом вам сейчас нужно подумать и позаботиться - вы сумеете защитить и это ваше художественное и научное имущество.
Товарищи! Стряслась в Москве страшная, непоправимая беда.
Гражданская война привела к бомбардировке многих частей города. Возникли пожары. Имели место разрушения <…>
Товарищи, это страшно! Народ, молодой царь, прежде чем надеть на голову корону - вынужден был своей рукой навсегда вырвать из нее лучшие камни. Народ в борьбе за власть изуродовал Москву, свою славную столицу.
Очевидно, роковые обстоятельства в том виною. Если бы существовали личные виновники этих несчастий, то имена их были бы проклинаемы детьми вашими и детьми детей.
Когда я, народный комиссар по просвещению, узнал о московском побоище и страшном разрушении достояния народа - я был сражен этим.
Непередаваемо страшно быть комиссаром просвещения во дни свирепой, беспощадной, уничтожающей войны и стихийного разрушения.
В эти тяжелые дни только надежда на победу социализма, источника новой, высшей культуры, которая за все вознаградит нас, дает утешение.
Но на мне лежит ответственность за охрану художественного имущества народа, а тут при полном бессилии моем горит, распадается великое наследие истории.
Нельзя оставаться на посту, где ты бессилен. Поэтому я подал в отставку.
Но мои товарищи, народные комиссары, считают отставку недопустимой.
Я остаюсь на посту, пока ваша воля не найдет более достойного заместителя.
Но я умоляю вас, товарищи, поддержите меня, помогите мне. Храните для себя и потомства красу нашей земли. Будьте стражами народного достояния.
Скоро и самые темные, которых гнет так долго держал в невежестве, просветятся и поймут, каким источником радости, силы, мудрости являются художественные произведения.
Русский трудовой народ, будь хозяином рачительным, бережливым. Граждане, все, все граждане, берегите наше общее богатство.
Народный комиссар по просвещению А. В. Луначарский 3 ноября 1917 г.
Через несколько дней, 7 ноября, Луначарский напечатал в «Известиях», № 218, статью под названием «В трудный час», где содержится, в частности, такое важное признание:
«В тяжелую минуту, когда до меня дошли (притом как рассказ очевидца) вести о страшном разгроме памятников в Москве, я решил уйти с поста комиссара, который непосредственно отвечает за художественное достояние народа. Этим я хотел подчеркнуть весь ужас создавшегося в этом отношении положения. Но, конечно, я никуда не ушел бы от борьбы вообще.
Дела в Москве оказались не так плохи.
А главное - пролетариат так трогательно и вместе так решительно выразил свое огорчение, даже перед таким шагом самоустранения лишь от специальной задачи, - что для меня более ясно, чем когда-либо, стало, что рабочие и солдаты Петрограда, герои восстания, с тревогой спрашивают себя в эти дни: окажутся ли на высоте положения партийные интеллигенты, составляющие их штаб?
Каковы бы ни были наши разногласия - мы не смеем дезорганизовывать тот центральный государственный аппарат, количественно и так слабый, которым вынужден пока пользоваться трудовой народ в своей первой самостоятельной борьбе».
Все слухи о том, что в результате боев были повреждены здания Кремля и храм Василия Блаженного, оказались ложными. Выступление Луначарского в газете «Известия» подтвердило это и показало, что автор признал опрометчивым и ошибочным свое заявление об отставке.
отсюда
* * *История создания Музея архитектуры
Идея создания в России Музея архитектуры, носившаяся в воздухе еще в XIX веке, как практическая задача дня была выдвинута Московским археологическим обществом после опубликования Комиссией по делам искусств под председательством М. Горького известного «Воззвания о сохранении произведений искусства» в марте 1917 г. В комиссию по охране памятников старины при этом обществе, обладавшем большим фондом обмеров памятников зодчества, входили в тот момент архитекторы: И. В. Рыльский, З. И. Иванов, И. В. Бакланов.
Немедленной защиты в те дни требовало очень многое. Только за май были разграблены дворцы в Царском Селе, Павловске, Петергофе, Ораниенбауме, дворец герцога Лейхтенбергского и один из залов Сената в самом Петрограде. Но культурным ценностям угрожала не только полупьяная, а зачастую и мертвецки пьяная толпа. Газета «Новое время» в июне несколько раз поместила объявление:
«Анонимное американское общество ассигновало 20 миллионов долларов для скупки в России старинных художественных вещей из золота, серебра, а также картин, бронзы, фарфора и вообще предметов искусства».
Комментируя объявление, Горький с возмущением писал:
«Организаторы этого начинания, видимо, учли смысл таких явлений, как разгром ворами дворца герцога Лейхтенбергского, возможность погромов крестьянством старинных дворянских усадеб и все прочее в этом духе… Не будет ничего удивительного в том, что разные авантюристы организуют шайки воров специально для разгрома частных и государственных коллекций художественных предметов. Еще меньше можно будет удивляться и негодовать, если напуганные „паникой“, усиленно развиваемой ловкими политиками из соображений „тактических“, обладатели художественных коллекций начнут сами сбывать в Америку национальные сокровища России, прекрасные цветы ее художественного творчества…
Мне кажется, что во избежание разврата, который обязательно будет внесен в русскую жизнь потоком долларов, во избежание расхищения национальных сокровищ страны и панической распродажи их собственниками, правительство должно немедля опубликовать акт о временном запрещении вывоза из России предметов искусства и о запрещении распродаж частных коллекций прежде, чем лица, уполномоченные правительством, не оценят национального значения подобных коллекций».
Ту же позицию заняли руководитель Комиссии по охране памятников искусства и старины К. К. Романов, его заместитель В. М. Лопатин.
В середине июня на имя премьера Временного правительства князя Г. Е. Львова были направлены два письма-предложения. В первом из них, Лопатина, анализировалась причина катастрофической ситуации, сложившейся в стране, особенно в деревне, под воздействием революционных событий. Резко изменилось положение дворян, «в руках которых доселе были сосредоточены художественные и исторические ценности нашей Родины». Только это обстоятельство, объяснял Лопатин, и привело к тому, что «ежедневно поступают в продажу превосходные памятники искусства, не находящие соответственных покупательных сил внутри страны». А потому, продолжал автор письма, «естественно ожидать усиленного вывоза этих предметов за границу». Единственной же мерой, способной пресечь деятельность иностранных антикваров, может стать только закон, воспрещающий «вывоз из пределов России произведений искусств и памятников древности и старины».
Автор второго письма-предложения, Романов, не затрагивал ни социальных, ни экономических причин обострения проблемы, отмечал лишь сам вопиющий факт: массовую скупку иностранцами, в том числе и военнопленными (!), произведений древнерусского искусства - икон, складней, панагий и т. п., которые в ущерб интересам России распродают священники и монахи. Чтобы воспрепятствовать этому, Романов настоятельно просил «запретить отчуждение памятников искусства и старины, принадлежащих государству, церквам, монастырям, епархиям, а также ризницам и хранилищам».
Словом, все, как и прежде, упиралось в отсутствие нормального законодательства, определившего бы положение памятников.
(здесь подробно и очень интересно)
В мае 1918 г. одной из неотложных задач архитектурного отдела Комиссии по охране памятников искусства и старины Моссовета (Н. А. Всеволожский - заведующий, И. В. Жолтовский, Н. В. Марковников, И. В. Рыльский, А. В. Щусев) снова было обозначено: "…Создать грандиозный музей - постоянную выставку, куда помещались бы результаты исследования памятников Московской области - картины, гравюры, обмеры, фотографии, модели, слепки и т.д.
Нужно создать новый тип музея, где люди учились бы понимать красоту архитектуры - создать проходные пассажи, галереи, целые улицы, где проходящий и гуляющий народ между делом и прогулкой невольно воспринимал бы в графических и художественных произведениях красоту рассыпающихся кругом архитектурных богатств… Музея русского искусства архитектуры еще не существует; создать его - наш ближайший долг".
Для организации этого музея в 1919 г. была образована специальная комиссия, включившая представителей Наркомпроса и Моссовета (Н. В. Бакланов, И. П. Машков, И. В. Рыльский, Г. Н. Суханов, А. В. Щусев). Она трактовала задачи будущего музея шире - создание «архитектурно-художественного фонда» Республики, включающего как исторический материал, так и наиболее значительные проекты современной архитектуры. Для «стимулирования молодых сил» музей предполагал приобретать их чертежи и обмеры, имеющие архитектурно-художественное значение. Было объявлено, что новому музею выделяется здание бывшего Английского клуба на Тверской улице, куда предлагалось доставлять для покупки проекты, рисунки, виды городов, макеты, гравюры, фотографии памятников архитектуры. Здесь же имелось в виду устраивать выставки конкурсных проектов.
В апреле 1919 г. комиссия разрабатывала вопрос о создании нескольких архитектурных музеев (с первоочередным открытием музея в Москве) и наметила организацию учета, реставрации и хранения «уцелевших художественных фрагментов старого зодчества» - карнизов, канителен, наличников, решеток, фресок, изразцов, барельефов, гербов и пр.
Созданный в 1919 г. Архитектурно-художественный отдел Наркомпроса (заведующий И. В. Жолтовский) как архитектурно-художественный центр Республики воспринял работу по дальнейшей организации Музея архитектуры.
отсюда
* * *Комиссия по охране памятников искусства.
В самом конце 1917 и в первые месяцы 1918 года благодаря мудрой ленинской политике Советского правительства наметился отказ некоторых кругов деятелей искусства от саботажа; значительная часть художественной интеллигенции пошла на сотрудничество с Советской властью, особенно в сфере охраны художественных памятников, которые стали достоянием народа.
Свою роль в этом сыграли и указания В. И. Ленина о строжайшей охране бывшего помещичьего имущества, ставшего общенародным достоянием , и в особенности многочисленные выступления по этому поводу наркома просвещения А. В. Луначарского, а также разные плакаты и листовки, выпускавшиеся органами Советской власти.
В конце 1917 - первой половине 1918 года немало художников, архитекторов, искусствоведов, а также археологов и историков в Петрограде и Москве, а также в провинции, активно начали работать по учету, сбережению и реставрации художественных памятников, принимали участие в широко развернутом Советской властью музейном строительстве.
Особенно наглядно это положение отражалось на составе и работе Комиссии по охране памятников искусства и старины при Московском Совете, многогранная деятельность которой в настоящее время, на основе опубликованных материалов, уже освещена довольно подробно. Вокруг большевика архитектора П. П. Малиновского - председателя этой комиссии - объединились художники Е. В. Орановский, Е. М. Бебутова, М. Н. Яковлев и другие.
Рассказывая о первых шагах работы, о борьбе против саботажа, один из самых активных деятелей и руководителей комиссии художник Е. В. Орановский вспоминает, как вечером 31 декабря 1917 года у него на квартире появился представитель объединения московских художников «Изограф», официально предложивший сотрудничество.
В результате этой встречи 1 января 1918 года в комиссию поступило весьма знаменательное заявление:
«В комиссию по охране памятников искусства и старины при Совете рабочих и солдатских депутатов.
Профессиональный союз художников живописи, скульптуры, графики, декоративного искусства - согласие художников Москвы «Изограф», с одной стороны, осведомившись только в настоящее время о деятельности Комиссии при Московском Совете рабочих и солдатских депутатов и, с другой стороны, не участвуя по ряду причин в «Совете по делам искусства» и «Объединенном Комитете», желает всемерно содействовать охране памятников искусства и участвовать в разработке и обсуждении всех вопросов художественной жизни Москвы в тесном контакте с Комиссией при Совете рабочих и солдатских депутатов, для чего предлагает выработать соответствующую форму представительства в Комиссию под председательством одного из Комиссаров при Совете рабочих и солдатских депутатов по охране памятников искусства и древностей».
Это заявление подписали члены «Изографа», известные художники, в большинстве своем весьма далекие от так называемых «левых» направлений: Э. X. Аладжалов, А. Е. Архипов, B. Н. Бакшеев, А. М. Васнецов, В. М. Васнецов, С. Ю. Жуковский, Ф. И. Захаров, Н. А. Касаткин, П. И. Келин, Н. А. Клодт, А. М. Корин, К. А. Коровин, И. П. Крымов, П. В. Кузнецов, С.В.Малютин, В. Н. Мешков. А. В. Моравов, Л. О. Пастернак, В. В. Переплетчиков, П. И. Петровичев, М. С. Пырин, Ф. И. Рерберг, А. В. Средин, А. С. Степанов, Л. В. Туржанекий, Н. П. Ульянов, П. С. Уткин, Д. А. Щербиновский, К. Ф. Юон, М. Н. Яковлев, Е. В. Орановский, А. А. Ясинский, П. П. Кончаловский, С. Т. Коненков, В. А. Ватагин, И. С. Ефимов, C. Д. Эрьзя-Нефедов, П. Я. Павлинов, А. С. Голубкина, Ф. А. Малявин и другие.
Имея в виду это заявление, а затем и активнейшую деятельность многих из художников, его подписавших, по охране памятников, в музейном строительстве, в лекционной пропаганде искусства и в ряде других мероприятий, Е. В. Орановский в своих воспоминаниях отмечает: «Первое января 1918 года надо считать датой организованного участия художников-реалистов старшего поколения в советском строительстве».
На протяжении первых месяцев 1918 года работа Комиссии по охране памятников при Моссовете принимала все более и более широкий размах.
«Комиссия развернулась в сложную и деятельную организацию, в нее было делегировано двадцать два научных, художественных и архивных коллективов, а общее число сотрудников дошло до семидесяти человек...» - вспоминает Е. В. Орановский. И далее он сообщает: «Комиссия по охране памятников завязала сношения с провинциальными Советами рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, с земельными комитетами. Везде на местах мы находили живой отклик, во многих городах организовывались комиссии по охране памятников искусства и старины по типу московской. Являлись ходоки с просьбой взять под охрану имения с библиотеками или художественными ценностями, присылались требования о письменном содействии и о направлении воинской охраны... С каждым днем круг деятельности Комиссии делался все шире и шире. Пришли служащие Высшего Строгановского Центрального художественно-промышленного училища во главе с директором, художником Станиславом Владиславовичем Ноаковским. Пришла буйная рать учеников Школы живописи и ваяния, и отдел взял на себя руководство трудной и ответственной задачей реорганизации двух бурливших московских высших художественных учебных заведений.
Одновременно отдел разработал сеть районных художественных школ, учебных планов и программ всех типов школ изобразительного искусства. Разрабатывался план создания Вольной Академии, намечали под нее бывший Нескучный дворец. Создавался устав Художественного Совета Москвы и Московской области. Много препятствий, мелких и больших трений выпало на долю работников Комиссии и ее Пластического отдела в особенности, так как он соединял в себе орган по охране памятников искусств во всероссийском масштабе, секцию изобразительных искусств Московского Совета и руководство всей работой изобразительных искусств Народного Комиссариата имуществ Республики».
Кроме членов «Изографа», составивших основное ядро работников так называемого Пластического отдела Комиссии, в ее разносторонней деятельности участвовали также многие известные историки, искусствоведы, архитекторы и художники: В. К- Трутовский, Ю. В. Арсеньев, И. Н. Бороздин, Ю. В. Готье, А. А. Захаров, Е. Ф. Корш, А. В. Орешников, Б. А. Тураев, В. Н. Лазарев, В. К. Мальмберг, Н. С. Моргчнов, А. А. Сидоров, Я. А. Тугендхольд, Н. М. Щекотов, А. В. Щусев, Н. Б. Бакланов, И. В. Жолтовский, Н. А. Всеволожский, И. В. Рыльский, С. М. Волнухин, Б. Д. Королев, В. В. Крайнев, В. Е. Татлин, Ф. Ф. Федоровский и другие.
«По мысли В. И. Ленина,- вспоминал Грабарь,- еще во время пребывания первого Советского правительства в Петербурге, бывшем уже тогда «Петроградом», А. В. Луначарский организовал в ноябре 1917 года при Наркомпросе «Коллегию по делам музеев и охране памятников искусства и старины».
Возглавлял ее Г. С. Ятманов, главными помощниками которого были П. П. Покрышкин и К. К. Романов. Постоянное участие в заседаниях коллегии принимали Н. Я. Марр, С. Ф. Ольденбург, С. Н. Тройницкий, И. А. Орбели, Н. П. Сычев и П. И. Нерадовский. Вскоре «коллегия» была переименована в «отдел»...
Одним из первых больших дел «Отдела» была разработка декретов о национализации крупнейших частных художественных собраний, об учете и охране произведений искусства и о национализации Троице-Сергиевой лавры. Инициатива всех этих декретов исходила от В. И. Ленина. Они шли от нас к нему на утверждение, и некоторые из них, как декреты о национализации частных собраний и лавры, он лично исправил, значительно усилив ответственность заведующих за их сохранность. Особенно много исправлений он внес в декрет о национализации Троицкой лавры... Летом 1918 года уже действовал реставрационный подотдел, в котором работали И. Е. Бондаренко, Д. С. Марков, И. В. Рыльский, П. Д. Барановский, Н. Р. Левинсон и др.».
И.Э. Грабарь охарактеризовал сложившееся положение с притоком драгоценнейших произведений русского искусства в Москву как катастрофическое, поскольку хранить, изучать и показывать эти сокровища негде, и резюмировал: "Кремлевский дворец является единственным помещением, которым мы могли бы воспользоваться". Н.Б. Бакланов отметил, что выставлять коронационные предметы "теперь было бы неуместно и политически бестактно, хотя принципиально против Музея придворного быта возражать не приходится". Грабарь поддержал его, заявив к тому же, что "предметы царского быта XIX в. есть прежде всего вещи дурного вкуса, создавать музей из этих предметов сейчас не время".
Решение, принятое совещанием по предложению Г.С. Ятманова, можно считать примером искусства компромисса. Оно удовлетворяло всем точкам зрения, его можно читать слева направо и справа налево: "Кремлевский дворец является помещением, соответствующим для устроения в нем Музея придворного быта. Имея в виду устроение такого музея в будущем, приступить к немедленному собиранию предметов для этого музея. Временно, ввиду отсутствия другого помещения, устроить в Кремлевском дворце Национальный музей русского искусства". По предложению К.К. Романова была внесена существенная поправка: "Ввиду предполагаемого устроения в Кремлевском дворце Музея придворного быта, никакие переделки, могущие повредить зданию, как памятнику определенной эпохи, недопустимы". Таким образом БКД был охранен от переделок интерьеров и распыления коллекций, и в то же время устройство национального Музея русского искусства, выносимое на утверждение правительства, было политически выверено и могло ожидать положительного решения.
Интересные сведения об участии искусствоведов и художников в деле сохранения художественных ценностей пригородов Петрограда содержатся также в воспоминаниях Э. Ф. Голлербаха: «Царское село - 1917-18 гг. ...Работали мы все не за страх, а за совесть, получали грошовое вознаграждение, восьмушку хлеба в день, часто вместо хлеба - канареечное семя или жмыхи. Однако духом не падали, трудились дружно и сумели сберечь все огромное художественное имущество Царскосельских дворцов».
Совершенно справедливо писал в свое время А. В. Луначарский, что «Советской властью совершены чудеса, которые сейчас уже всем миром признаны. Среди волн разбушевавшегося народа, часто совершенно невежественного и голодного, выпрямившего спину с чувством неугасимой мести, пришпоренной новой борьбой, новыми обидами,- среди всего этого хаоса мы сумели сохранить наши музеи, в которых кроме художественных ценностей хранились и материальные ценности на гигантские суммы, сохранить с минимальными потерями все огромное архитектурное, скульптурное, живописное, художественно-промышленное достояние прошлого. Это было нелегко, и это сделано было соединенными усилиями тех коммунистов, которые поставлены были на охрану культурного наследства, и тех героических музейных работников, от директора до последнего сторожа, которые в холоде и голоде отстаивали каждую мелочь великолепных памятников, им доверенных».
Обращая внимание на огромную работу по сохранению художественных ценностей и памятников искусства прошлого, проведенную у нас в стране в первые годы после победы Великого Октября под руководством и при всемерной поддержке Коммунистической партии и Советского государства, не следует забывать, что в то же время не только из пролеткультовских кругов, но и из среды «левых» деятелей, занимавших руководящие позиции в Отделе ИЗО Наркомпроса, не раз раздавались голоса и даже категорические требования об уничтожении этого наследия. Особенно активно с подобного рода заявлениями выступали О. М. Брик, Л. А. Бруни, К. С. Малевич, Н. Н. Пунин и другие. (об этих персонажах здесь)
полностью здесь
* * *Становление реставрационной школы
28 мая 1918 года в Москве, по поручению наркома по просвещению А.В.Луначарского, И.Э. Грабарь приступил к созданию Коллегии по делам музеев и охране памятников искусства и старины, которая должна была заниматься сбором, регистрацией и учетом памятников искусства и старины, а также способствовать налаживанию культурно-просветительской деятельности новой власти на основе старых и вновь создаваемых музейных собраний.
Однако уже на первом же заседании еще до конца не сформированной Коллегии И.Э. Грабарь вышел с предложением организовать при новом органе исследовательскую организацию по изучению памятников древнерусской живописи. Предложение было единодушно одобрено, что позволило И.Э. Грабарю уже 10 июня 1918 года сформировать основной костяк Комиссии по сохранению и раскрытию древней живописи.
В нее, как и в состав Коллегии, были приглашены только более или менее близкие знакомые И.Э. Грабаря, все из которых, за редким исключением, были до революции его сослуживцами и работали в художественных учреждениях Москвы. Этот осознанный выбор, позволивший включить в состав Комиссии близких или полностью зависящих от него людей, позволил ему единолично определять и будущие формы ее деятельности. Никто из них, а особенно те, кто уже длительное время находился без какой-либо работы, не мог и помыслить, чтобы противостоять широким историко-искусствоведческим планам И.Э. Грабаря по раскрытию ранее недоступных чудотворных икон и фресковых циклов.
Осуществленный им подбор членов Комиссии вселял уверенность в том, что он будет иметь послушный и дееспособный коллектив, члены которого никоим образом не посягнут на его личное желание оказаться не только в центре изучения древнерусской живописи, но и, при удачно сложившихся обстоятельствах, стать ее первооткрывателем. Именно это обстоятельство предопределило то, что И.Э. Грабарь отказался от приглашения к участию в этих работах известных ему исследователей из Петрограда.
Однако широта планов И.Э. Грабаря и, особенно, получившие огласку непозволительно быстрые темпы, с которыми мастера Комиссии расчищали действительно ценнейшие и редчайшие памятники древней живописи, заставили его перенести акцент деятельности Комиссии с историко-искусствоведческого, во главе угла которого стояли задачи исследования древней живописи, на преимущественно реставрационный, так как только декларируемая переориентация деятельности Комиссии на спасение памятников от угрожающего им разрушения могла хоть как-то оправдать необходимость таких непозволительно высоких темпов работы. Заявленная им реставрационная направленность осуществляемых Комиссией расчисток обязывала И.Э. Грабаря пригласить для подтверждения соответствия ведущейся им работы задачам реставрации специалистов-реставраторов из Археологической комиссии Петрограда, в то время единственного крупнейшего реставрационного центра дореволюционной России. Но, прибывшие в августе 1918 года в качестве консультантов П.П. Покрышкин и К.К.Романов остались крайне не удовлетворены увиденным. О своих замечаниях они сообщили И.Э. Грабарю на специально созванном совещании, обязав реставрационную Комиссию более требовательно подойти к принципиальной стороне реставрационного дела
полностью здесь
БЕРЕГИТЕ НАРОДНОЕ ДОСТОЯНИЕ
(от Народного комиссара по просвещению)
К рабочим, крестьянам, солдатам, матросам и всем гражданам России.
Товарищи! Трудовой народ становится теперь полновластным хозяином страны. Она обнищала. Ее разорила война. Но это преходяще, ибо она богата неисчерпаемыми возможностями. Велики ее естественные сокровища, и, при правильном упорядоченном хозяйстве, ведущемся в интересах общих, народы России будут еще благоденствовать.
Но, кроме богатств естественных, трудовой народ унаследовал еще огромные богатства культурные: здания дивной красоты, музеи, полные предметов редких и прекрасных, поучительных и возвышающих душу, библиотеки, хранящие огромные ценности духа, и т. д.
Все это теперь воистину принадлежит народу.
Все это поможет бедняку и его детям быстро перерасти образованностью прежние господствующие классы, поможет ему сделаться новым человеком, обладателем старой культуры, творцом еще невиданной.
Товарищи! Надо зорко, бдительно беречь это достояние народа.
Все говорят: позор вору, который присваивает чужое достояние. И вы обещаете жестокую кару грабителю.
Но во сто раз позорнее быть вором и грабителем народного, всеобщего достояния, обкрадывать молодого хозяина - восставший, героически борющийся трудовой народ.
Да, вы - молодой хозяин страны, и хотя о многом вам сейчас нужно подумать и позаботиться - вы сумеете защитить и это ваше художественное и научное имущество.
Товарищи! Стряслась в Москве страшная, непоправимая беда.
Гражданская война привела к бомбардировке многих частей города. Возникли пожары. Имели место разрушения <…>
Товарищи, это страшно! Народ, молодой царь, прежде чем надеть на голову корону - вынужден был своей рукой навсегда вырвать из нее лучшие камни. Народ в борьбе за власть изуродовал Москву, свою славную столицу.
Очевидно, роковые обстоятельства в том виною. Если бы существовали личные виновники этих несчастий, то имена их были бы проклинаемы детьми вашими и детьми детей.
Когда я, народный комиссар по просвещению, узнал о московском побоище и страшном разрушении достояния народа - я был сражен этим.
Непередаваемо страшно быть комиссаром просвещения во дни свирепой, беспощадной, уничтожающей войны и стихийного разрушения.
В эти тяжелые дни только надежда на победу социализма, источника новой, высшей культуры, которая за все вознаградит нас, дает утешение.
Но на мне лежит ответственность за охрану художественного имущества народа, а тут при полном бессилии моем горит, распадается великое наследие истории.
Нельзя оставаться на посту, где ты бессилен. Поэтому я подал в отставку.
Но мои товарищи, народные комиссары, считают отставку недопустимой.
Я остаюсь на посту, пока ваша воля не найдет более достойного заместителя.
Но я умоляю вас, товарищи, поддержите меня, помогите мне. Храните для себя и потомства красу нашей земли. Будьте стражами народного достояния.
Скоро и самые темные, которых гнет так долго держал в невежестве, просветятся и поймут, каким источником радости, силы, мудрости являются художественные произведения.
Русский трудовой народ, будь хозяином рачительным, бережливым. Граждане, все, все граждане, берегите наше общее богатство.
Народный комиссар по просвещению А. В. Луначарский 3 ноября 1917 г.
Через несколько дней, 7 ноября, Луначарский напечатал в «Известиях», № 218, статью под названием «В трудный час», где содержится, в частности, такое важное признание:
«В тяжелую минуту, когда до меня дошли (притом как рассказ очевидца) вести о страшном разгроме памятников в Москве, я решил уйти с поста комиссара, который непосредственно отвечает за художественное достояние народа. Этим я хотел подчеркнуть весь ужас создавшегося в этом отношении положения. Но, конечно, я никуда не ушел бы от борьбы вообще.
Дела в Москве оказались не так плохи.
А главное - пролетариат так трогательно и вместе так решительно выразил свое огорчение, даже перед таким шагом самоустранения лишь от специальной задачи, - что для меня более ясно, чем когда-либо, стало, что рабочие и солдаты Петрограда, герои восстания, с тревогой спрашивают себя в эти дни: окажутся ли на высоте положения партийные интеллигенты, составляющие их штаб?
Каковы бы ни были наши разногласия - мы не смеем дезорганизовывать тот центральный государственный аппарат, количественно и так слабый, которым вынужден пока пользоваться трудовой народ в своей первой самостоятельной борьбе».
Все слухи о том, что в результате боев были повреждены здания Кремля и храм Василия Блаженного, оказались ложными. Выступление Луначарского в газете «Известия» подтвердило это и показало, что автор признал опрометчивым и ошибочным свое заявление об отставке.
отсюда
* * *История создания Музея архитектуры
Идея создания в России Музея архитектуры, носившаяся в воздухе еще в XIX веке, как практическая задача дня была выдвинута Московским археологическим обществом после опубликования Комиссией по делам искусств под председательством М. Горького известного «Воззвания о сохранении произведений искусства» в марте 1917 г. В комиссию по охране памятников старины при этом обществе, обладавшем большим фондом обмеров памятников зодчества, входили в тот момент архитекторы: И. В. Рыльский, З. И. Иванов, И. В. Бакланов.
Немедленной защиты в те дни требовало очень многое. Только за май были разграблены дворцы в Царском Селе, Павловске, Петергофе, Ораниенбауме, дворец герцога Лейхтенбергского и один из залов Сената в самом Петрограде. Но культурным ценностям угрожала не только полупьяная, а зачастую и мертвецки пьяная толпа. Газета «Новое время» в июне несколько раз поместила объявление:
«Анонимное американское общество ассигновало 20 миллионов долларов для скупки в России старинных художественных вещей из золота, серебра, а также картин, бронзы, фарфора и вообще предметов искусства».
Комментируя объявление, Горький с возмущением писал:
«Организаторы этого начинания, видимо, учли смысл таких явлений, как разгром ворами дворца герцога Лейхтенбергского, возможность погромов крестьянством старинных дворянских усадеб и все прочее в этом духе… Не будет ничего удивительного в том, что разные авантюристы организуют шайки воров специально для разгрома частных и государственных коллекций художественных предметов. Еще меньше можно будет удивляться и негодовать, если напуганные „паникой“, усиленно развиваемой ловкими политиками из соображений „тактических“, обладатели художественных коллекций начнут сами сбывать в Америку национальные сокровища России, прекрасные цветы ее художественного творчества…
Мне кажется, что во избежание разврата, который обязательно будет внесен в русскую жизнь потоком долларов, во избежание расхищения национальных сокровищ страны и панической распродажи их собственниками, правительство должно немедля опубликовать акт о временном запрещении вывоза из России предметов искусства и о запрещении распродаж частных коллекций прежде, чем лица, уполномоченные правительством, не оценят национального значения подобных коллекций».
Ту же позицию заняли руководитель Комиссии по охране памятников искусства и старины К. К. Романов, его заместитель В. М. Лопатин.
В середине июня на имя премьера Временного правительства князя Г. Е. Львова были направлены два письма-предложения. В первом из них, Лопатина, анализировалась причина катастрофической ситуации, сложившейся в стране, особенно в деревне, под воздействием революционных событий. Резко изменилось положение дворян, «в руках которых доселе были сосредоточены художественные и исторические ценности нашей Родины». Только это обстоятельство, объяснял Лопатин, и привело к тому, что «ежедневно поступают в продажу превосходные памятники искусства, не находящие соответственных покупательных сил внутри страны». А потому, продолжал автор письма, «естественно ожидать усиленного вывоза этих предметов за границу». Единственной же мерой, способной пресечь деятельность иностранных антикваров, может стать только закон, воспрещающий «вывоз из пределов России произведений искусств и памятников древности и старины».
Автор второго письма-предложения, Романов, не затрагивал ни социальных, ни экономических причин обострения проблемы, отмечал лишь сам вопиющий факт: массовую скупку иностранцами, в том числе и военнопленными (!), произведений древнерусского искусства - икон, складней, панагий и т. п., которые в ущерб интересам России распродают священники и монахи. Чтобы воспрепятствовать этому, Романов настоятельно просил «запретить отчуждение памятников искусства и старины, принадлежащих государству, церквам, монастырям, епархиям, а также ризницам и хранилищам».
Словом, все, как и прежде, упиралось в отсутствие нормального законодательства, определившего бы положение памятников.
(здесь подробно и очень интересно)
В мае 1918 г. одной из неотложных задач архитектурного отдела Комиссии по охране памятников искусства и старины Моссовета (Н. А. Всеволожский - заведующий, И. В. Жолтовский, Н. В. Марковников, И. В. Рыльский, А. В. Щусев) снова было обозначено: "…Создать грандиозный музей - постоянную выставку, куда помещались бы результаты исследования памятников Московской области - картины, гравюры, обмеры, фотографии, модели, слепки и т.д.
Нужно создать новый тип музея, где люди учились бы понимать красоту архитектуры - создать проходные пассажи, галереи, целые улицы, где проходящий и гуляющий народ между делом и прогулкой невольно воспринимал бы в графических и художественных произведениях красоту рассыпающихся кругом архитектурных богатств… Музея русского искусства архитектуры еще не существует; создать его - наш ближайший долг".
Для организации этого музея в 1919 г. была образована специальная комиссия, включившая представителей Наркомпроса и Моссовета (Н. В. Бакланов, И. П. Машков, И. В. Рыльский, Г. Н. Суханов, А. В. Щусев). Она трактовала задачи будущего музея шире - создание «архитектурно-художественного фонда» Республики, включающего как исторический материал, так и наиболее значительные проекты современной архитектуры. Для «стимулирования молодых сил» музей предполагал приобретать их чертежи и обмеры, имеющие архитектурно-художественное значение. Было объявлено, что новому музею выделяется здание бывшего Английского клуба на Тверской улице, куда предлагалось доставлять для покупки проекты, рисунки, виды городов, макеты, гравюры, фотографии памятников архитектуры. Здесь же имелось в виду устраивать выставки конкурсных проектов.
В апреле 1919 г. комиссия разрабатывала вопрос о создании нескольких архитектурных музеев (с первоочередным открытием музея в Москве) и наметила организацию учета, реставрации и хранения «уцелевших художественных фрагментов старого зодчества» - карнизов, канителен, наличников, решеток, фресок, изразцов, барельефов, гербов и пр.
Созданный в 1919 г. Архитектурно-художественный отдел Наркомпроса (заведующий И. В. Жолтовский) как архитектурно-художественный центр Республики воспринял работу по дальнейшей организации Музея архитектуры.
отсюда
* * *Комиссия по охране памятников искусства.
В самом конце 1917 и в первые месяцы 1918 года благодаря мудрой ленинской политике Советского правительства наметился отказ некоторых кругов деятелей искусства от саботажа; значительная часть художественной интеллигенции пошла на сотрудничество с Советской властью, особенно в сфере охраны художественных памятников, которые стали достоянием народа.
Свою роль в этом сыграли и указания В. И. Ленина о строжайшей охране бывшего помещичьего имущества, ставшего общенародным достоянием , и в особенности многочисленные выступления по этому поводу наркома просвещения А. В. Луначарского, а также разные плакаты и листовки, выпускавшиеся органами Советской власти.
В конце 1917 - первой половине 1918 года немало художников, архитекторов, искусствоведов, а также археологов и историков в Петрограде и Москве, а также в провинции, активно начали работать по учету, сбережению и реставрации художественных памятников, принимали участие в широко развернутом Советской властью музейном строительстве.
Особенно наглядно это положение отражалось на составе и работе Комиссии по охране памятников искусства и старины при Московском Совете, многогранная деятельность которой в настоящее время, на основе опубликованных материалов, уже освещена довольно подробно. Вокруг большевика архитектора П. П. Малиновского - председателя этой комиссии - объединились художники Е. В. Орановский, Е. М. Бебутова, М. Н. Яковлев и другие.
Рассказывая о первых шагах работы, о борьбе против саботажа, один из самых активных деятелей и руководителей комиссии художник Е. В. Орановский вспоминает, как вечером 31 декабря 1917 года у него на квартире появился представитель объединения московских художников «Изограф», официально предложивший сотрудничество.
В результате этой встречи 1 января 1918 года в комиссию поступило весьма знаменательное заявление:
«В комиссию по охране памятников искусства и старины при Совете рабочих и солдатских депутатов.
Профессиональный союз художников живописи, скульптуры, графики, декоративного искусства - согласие художников Москвы «Изограф», с одной стороны, осведомившись только в настоящее время о деятельности Комиссии при Московском Совете рабочих и солдатских депутатов и, с другой стороны, не участвуя по ряду причин в «Совете по делам искусства» и «Объединенном Комитете», желает всемерно содействовать охране памятников искусства и участвовать в разработке и обсуждении всех вопросов художественной жизни Москвы в тесном контакте с Комиссией при Совете рабочих и солдатских депутатов, для чего предлагает выработать соответствующую форму представительства в Комиссию под председательством одного из Комиссаров при Совете рабочих и солдатских депутатов по охране памятников искусства и древностей».
Это заявление подписали члены «Изографа», известные художники, в большинстве своем весьма далекие от так называемых «левых» направлений: Э. X. Аладжалов, А. Е. Архипов, B. Н. Бакшеев, А. М. Васнецов, В. М. Васнецов, С. Ю. Жуковский, Ф. И. Захаров, Н. А. Касаткин, П. И. Келин, Н. А. Клодт, А. М. Корин, К. А. Коровин, И. П. Крымов, П. В. Кузнецов, С.В.Малютин, В. Н. Мешков. А. В. Моравов, Л. О. Пастернак, В. В. Переплетчиков, П. И. Петровичев, М. С. Пырин, Ф. И. Рерберг, А. В. Средин, А. С. Степанов, Л. В. Туржанекий, Н. П. Ульянов, П. С. Уткин, Д. А. Щербиновский, К. Ф. Юон, М. Н. Яковлев, Е. В. Орановский, А. А. Ясинский, П. П. Кончаловский, С. Т. Коненков, В. А. Ватагин, И. С. Ефимов, C. Д. Эрьзя-Нефедов, П. Я. Павлинов, А. С. Голубкина, Ф. А. Малявин и другие.
Имея в виду это заявление, а затем и активнейшую деятельность многих из художников, его подписавших, по охране памятников, в музейном строительстве, в лекционной пропаганде искусства и в ряде других мероприятий, Е. В. Орановский в своих воспоминаниях отмечает: «Первое января 1918 года надо считать датой организованного участия художников-реалистов старшего поколения в советском строительстве».
На протяжении первых месяцев 1918 года работа Комиссии по охране памятников при Моссовете принимала все более и более широкий размах.
«Комиссия развернулась в сложную и деятельную организацию, в нее было делегировано двадцать два научных, художественных и архивных коллективов, а общее число сотрудников дошло до семидесяти человек...» - вспоминает Е. В. Орановский. И далее он сообщает: «Комиссия по охране памятников завязала сношения с провинциальными Советами рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, с земельными комитетами. Везде на местах мы находили живой отклик, во многих городах организовывались комиссии по охране памятников искусства и старины по типу московской. Являлись ходоки с просьбой взять под охрану имения с библиотеками или художественными ценностями, присылались требования о письменном содействии и о направлении воинской охраны... С каждым днем круг деятельности Комиссии делался все шире и шире. Пришли служащие Высшего Строгановского Центрального художественно-промышленного училища во главе с директором, художником Станиславом Владиславовичем Ноаковским. Пришла буйная рать учеников Школы живописи и ваяния, и отдел взял на себя руководство трудной и ответственной задачей реорганизации двух бурливших московских высших художественных учебных заведений.
Одновременно отдел разработал сеть районных художественных школ, учебных планов и программ всех типов школ изобразительного искусства. Разрабатывался план создания Вольной Академии, намечали под нее бывший Нескучный дворец. Создавался устав Художественного Совета Москвы и Московской области. Много препятствий, мелких и больших трений выпало на долю работников Комиссии и ее Пластического отдела в особенности, так как он соединял в себе орган по охране памятников искусств во всероссийском масштабе, секцию изобразительных искусств Московского Совета и руководство всей работой изобразительных искусств Народного Комиссариата имуществ Республики».
Кроме членов «Изографа», составивших основное ядро работников так называемого Пластического отдела Комиссии, в ее разносторонней деятельности участвовали также многие известные историки, искусствоведы, архитекторы и художники: В. К- Трутовский, Ю. В. Арсеньев, И. Н. Бороздин, Ю. В. Готье, А. А. Захаров, Е. Ф. Корш, А. В. Орешников, Б. А. Тураев, В. Н. Лазарев, В. К. Мальмберг, Н. С. Моргчнов, А. А. Сидоров, Я. А. Тугендхольд, Н. М. Щекотов, А. В. Щусев, Н. Б. Бакланов, И. В. Жолтовский, Н. А. Всеволожский, И. В. Рыльский, С. М. Волнухин, Б. Д. Королев, В. В. Крайнев, В. Е. Татлин, Ф. Ф. Федоровский и другие.
«По мысли В. И. Ленина,- вспоминал Грабарь,- еще во время пребывания первого Советского правительства в Петербурге, бывшем уже тогда «Петроградом», А. В. Луначарский организовал в ноябре 1917 года при Наркомпросе «Коллегию по делам музеев и охране памятников искусства и старины».
Возглавлял ее Г. С. Ятманов, главными помощниками которого были П. П. Покрышкин и К. К. Романов. Постоянное участие в заседаниях коллегии принимали Н. Я. Марр, С. Ф. Ольденбург, С. Н. Тройницкий, И. А. Орбели, Н. П. Сычев и П. И. Нерадовский. Вскоре «коллегия» была переименована в «отдел»...
Одним из первых больших дел «Отдела» была разработка декретов о национализации крупнейших частных художественных собраний, об учете и охране произведений искусства и о национализации Троице-Сергиевой лавры. Инициатива всех этих декретов исходила от В. И. Ленина. Они шли от нас к нему на утверждение, и некоторые из них, как декреты о национализации частных собраний и лавры, он лично исправил, значительно усилив ответственность заведующих за их сохранность. Особенно много исправлений он внес в декрет о национализации Троицкой лавры... Летом 1918 года уже действовал реставрационный подотдел, в котором работали И. Е. Бондаренко, Д. С. Марков, И. В. Рыльский, П. Д. Барановский, Н. Р. Левинсон и др.».
И.Э. Грабарь охарактеризовал сложившееся положение с притоком драгоценнейших произведений русского искусства в Москву как катастрофическое, поскольку хранить, изучать и показывать эти сокровища негде, и резюмировал: "Кремлевский дворец является единственным помещением, которым мы могли бы воспользоваться". Н.Б. Бакланов отметил, что выставлять коронационные предметы "теперь было бы неуместно и политически бестактно, хотя принципиально против Музея придворного быта возражать не приходится". Грабарь поддержал его, заявив к тому же, что "предметы царского быта XIX в. есть прежде всего вещи дурного вкуса, создавать музей из этих предметов сейчас не время".
Решение, принятое совещанием по предложению Г.С. Ятманова, можно считать примером искусства компромисса. Оно удовлетворяло всем точкам зрения, его можно читать слева направо и справа налево: "Кремлевский дворец является помещением, соответствующим для устроения в нем Музея придворного быта. Имея в виду устроение такого музея в будущем, приступить к немедленному собиранию предметов для этого музея. Временно, ввиду отсутствия другого помещения, устроить в Кремлевском дворце Национальный музей русского искусства". По предложению К.К. Романова была внесена существенная поправка: "Ввиду предполагаемого устроения в Кремлевском дворце Музея придворного быта, никакие переделки, могущие повредить зданию, как памятнику определенной эпохи, недопустимы". Таким образом БКД был охранен от переделок интерьеров и распыления коллекций, и в то же время устройство национального Музея русского искусства, выносимое на утверждение правительства, было политически выверено и могло ожидать положительного решения.
Интересные сведения об участии искусствоведов и художников в деле сохранения художественных ценностей пригородов Петрограда содержатся также в воспоминаниях Э. Ф. Голлербаха: «Царское село - 1917-18 гг. ...Работали мы все не за страх, а за совесть, получали грошовое вознаграждение, восьмушку хлеба в день, часто вместо хлеба - канареечное семя или жмыхи. Однако духом не падали, трудились дружно и сумели сберечь все огромное художественное имущество Царскосельских дворцов».
Совершенно справедливо писал в свое время А. В. Луначарский, что «Советской властью совершены чудеса, которые сейчас уже всем миром признаны. Среди волн разбушевавшегося народа, часто совершенно невежественного и голодного, выпрямившего спину с чувством неугасимой мести, пришпоренной новой борьбой, новыми обидами,- среди всего этого хаоса мы сумели сохранить наши музеи, в которых кроме художественных ценностей хранились и материальные ценности на гигантские суммы, сохранить с минимальными потерями все огромное архитектурное, скульптурное, живописное, художественно-промышленное достояние прошлого. Это было нелегко, и это сделано было соединенными усилиями тех коммунистов, которые поставлены были на охрану культурного наследства, и тех героических музейных работников, от директора до последнего сторожа, которые в холоде и голоде отстаивали каждую мелочь великолепных памятников, им доверенных».
Обращая внимание на огромную работу по сохранению художественных ценностей и памятников искусства прошлого, проведенную у нас в стране в первые годы после победы Великого Октября под руководством и при всемерной поддержке Коммунистической партии и Советского государства, не следует забывать, что в то же время не только из пролеткультовских кругов, но и из среды «левых» деятелей, занимавших руководящие позиции в Отделе ИЗО Наркомпроса, не раз раздавались голоса и даже категорические требования об уничтожении этого наследия. Особенно активно с подобного рода заявлениями выступали О. М. Брик, Л. А. Бруни, К. С. Малевич, Н. Н. Пунин и другие. (об этих персонажах здесь)
полностью здесь
* * *Становление реставрационной школы
28 мая 1918 года в Москве, по поручению наркома по просвещению А.В.Луначарского, И.Э. Грабарь приступил к созданию Коллегии по делам музеев и охране памятников искусства и старины, которая должна была заниматься сбором, регистрацией и учетом памятников искусства и старины, а также способствовать налаживанию культурно-просветительской деятельности новой власти на основе старых и вновь создаваемых музейных собраний.
Однако уже на первом же заседании еще до конца не сформированной Коллегии И.Э. Грабарь вышел с предложением организовать при новом органе исследовательскую организацию по изучению памятников древнерусской живописи. Предложение было единодушно одобрено, что позволило И.Э. Грабарю уже 10 июня 1918 года сформировать основной костяк Комиссии по сохранению и раскрытию древней живописи.
В нее, как и в состав Коллегии, были приглашены только более или менее близкие знакомые И.Э. Грабаря, все из которых, за редким исключением, были до революции его сослуживцами и работали в художественных учреждениях Москвы. Этот осознанный выбор, позволивший включить в состав Комиссии близких или полностью зависящих от него людей, позволил ему единолично определять и будущие формы ее деятельности. Никто из них, а особенно те, кто уже длительное время находился без какой-либо работы, не мог и помыслить, чтобы противостоять широким историко-искусствоведческим планам И.Э. Грабаря по раскрытию ранее недоступных чудотворных икон и фресковых циклов.
Осуществленный им подбор членов Комиссии вселял уверенность в том, что он будет иметь послушный и дееспособный коллектив, члены которого никоим образом не посягнут на его личное желание оказаться не только в центре изучения древнерусской живописи, но и, при удачно сложившихся обстоятельствах, стать ее первооткрывателем. Именно это обстоятельство предопределило то, что И.Э. Грабарь отказался от приглашения к участию в этих работах известных ему исследователей из Петрограда.
Однако широта планов И.Э. Грабаря и, особенно, получившие огласку непозволительно быстрые темпы, с которыми мастера Комиссии расчищали действительно ценнейшие и редчайшие памятники древней живописи, заставили его перенести акцент деятельности Комиссии с историко-искусствоведческого, во главе угла которого стояли задачи исследования древней живописи, на преимущественно реставрационный, так как только декларируемая переориентация деятельности Комиссии на спасение памятников от угрожающего им разрушения могла хоть как-то оправдать необходимость таких непозволительно высоких темпов работы. Заявленная им реставрационная направленность осуществляемых Комиссией расчисток обязывала И.Э. Грабаря пригласить для подтверждения соответствия ведущейся им работы задачам реставрации специалистов-реставраторов из Археологической комиссии Петрограда, в то время единственного крупнейшего реставрационного центра дореволюционной России. Но, прибывшие в августе 1918 года в качестве консультантов П.П. Покрышкин и К.К.Романов остались крайне не удовлетворены увиденным. О своих замечаниях они сообщили И.Э. Грабарю на специально созванном совещании, обязав реставрационную Комиссию более требовательно подойти к принципиальной стороне реставрационного дела
полностью здесь