«Федорино горе»
Вспомнилась одна из первых осознанных книг детства. Вернее, моя, необъяснимо сильная реакция на неё. До сих пор не понимаю до конца, что же это было. Иногда человека спрашивают, с какого возраста он помнит себя в детстве. Я точно знаю ответ на этот вопрос. С 2,5 лет. Тогда мне в первый раз прочли «Федорино горе» К. Чуковского. С этого возраста и дальше, я отчетливо помню всё. Нет, мне и раньше читали сказки, стихи и все, что положено, но «Федора» поразила и стала первым в жизни хоррором, мелодрамой, детективом с элементами погони, трэшем и сюром в одном флаконе.
За лопатою метла
Вдоль по улице пошла.
Топоры-то, топоры
Так и сыплются с горы,
Испугалася коза,
Растопырила глаза:
«Что такое? Почему?
Ничего я не пойму».
Духовный и нравственный мир героев впервые, что называется, зашёл и потряс до глубины души, вызвав яркие и сложные эмоции. Это был первый выстраданный и распробованный конфликт добра и зла, любви и предательства. Конфликт, сопровождавшийся необъяснимо трагическими и зловещими описаниями Чуковского, жутковатыми мизансценами, выстроенными моим детским воображением при помощи безбожных олицетворений автора и талантливых иллюстраций Конашевича.
Но, как чёрная железная нога,
Побежала, поскакала кочерга.
И помчалися по улице ножи:
«Эй, держи, держи, держи, держи, держи!»
А как вам это:
«Из окошка вывалился стол
И пошёл, пошёл, пошёл, пошёл, пошёл…
А на нём, а на нём,
Как на лошади верхом,
Самоварище сидит
И товарищам кричит:
«Уходите, бегите, спасайтеся!»
И в железную трубу:
«Бу-бу-бу! Бу-бу-бу!»
Жалость к несчастной Федоре вызывала слезы. Все объяснения, что она сама виновата, только усиливали эту жалость и имели обратный эффект. Может быть, потому что Федора не выглядела сказочным персонажем, в смысле не была принцессой, феей, королевой, а виделась вполне реальной тёткой. Одинокая, брошенная, потерянная. Нет у неё никого, чтобы помочь. Ни друзей, ни родственников.
А бедная баба одна,
И плачет, и плачет она.
Села бы баба за стол,
Да стол за ворота ушёл.
Сварила бы баба щи,
Да кастрюлю поди поищи!
И чашки ушли, и стаканы,
Остались одни тараканы.
Ой, горе Федоре!
Горе!
А эта, потрясающе странная и тревожная безысходность побега! Заговор и неудавшаяся месть немытой и побитой утвари.
А посуда вперёд и вперёд
По полям, по болотам идёт.»
«И чайник шепнул утюгу:
«Я дальше идти не могу».
И заплакали блюдца:
«Не лучше ль вернуться?»
И зарыдало корыто:
«Увы, я разбито, разбито!
Помню свой мучительный выбор, с кем я? С несчастной героиней или с не менее несчастными стаканами - чашками, корытом и кочергой. В какой-то момент драматизм достигал своего максимума, и я уже не могла сдерживать слёзы.
Мне было жаль всех. И бедную Федору и грязную блуждающую по полям, по лесам посуду, уже прощенную мной за злорадство, мстительность и предательство. Жаль себя за слезы, жаль бабушку, непонимающую почему я реву, если знаю, что Федора исправится и посуда вернётся. Взрослых останавливала моя реакция, они предлагали почитать, что-то более жизнерадостное, но я всегда, сквозь слезы, требовала продолжения Федориного горя. Читающий, не должен был вмешиваться в моё восприятие, давать свою эмоциональную оценку, ни тоном, ни выражением. Мне нужен был просто текст, без удивления, объяснений и нотаций по ходу действия.
Вот так, страдая, мы вместе с персонажами приходили к долгожданной развязке и хэппи-энду.
Я пробовала перечитывать это произведение лет в шесть и позже. Никакой реакции. Ни намёка на ту бурю эмоций.
Потом были замечательные «Телефон», «Мойдодыр» и «Айболит», но...
Кто плакал над Федориным горем, тот Бармалея не боится.))
#главнаякнига