Танцы с облаками на склонах Эльбруса
1
Облако поднималось вверх, кружась вокруг таких же облаков как оно само, переминаясь с ноги на ногу в ожидании своей очереди на пути к небу. Оно менялось, расширялось, делилось, обнимая выступы скал и оставляя прозрачный след на леднике…
Мы почти неделю ходим по Приэльбрусью.Вчера побывали на акклиматизации. У нас обгоревшие на солнце лица и большое желание взойти наверх. Особенно у тех, кто здесь впервые, то есть у всех участников группы. Остальные трое - инструкторы - наверху были. Я среди них. Господи! А ведь год назад я не собиралась на Эльбрус вообще! Таинственный, холодный. Слова о его переменчивом характере, сказанные давным-давно в походные будни на Алтае, сидели во мне, жили и прорастали вглубь.
-А ещё там трещины.
-И лёд.
Облака расползлись широким хороводом, и дружно взявшись за руки, устремились вниз, в долину. Пожалуй, это лучший вид с рабочего места, что я когда-либо наблюдала.
За прошедшие дни я перелопатила в голове столько мыслей, что если бы они были, к примеру, снегом, получился приличный объем, можно было построить пещеру, укрепить её сосновыми ветками с мохнатыми юбками иголок и жить. До весны, пока не растает. А уж к тому времени у меня набралось ещё больше размышлений, на пару самосвалов хватило бы.
Моё отношение к происходящему менялось на противоположное в долю секунды, равно как и отношение к самой себе. Плохо чувствовать себя изгоем. Но именно им я себя считала, вспоминая о семье, о родителях, о моей старенькой бабушке. Давно избитая тема. Ну, почему я не увлекаюсь вышивкой или макраме?
Из-за сидения в позе лотоса у меня онемели пальцы ног. Мои бедные ноги четвертый день мокрые, согреваются по ночам в шерстяных носках до покалывания иголками, а днём опять мокнут, потом опять замерзают.
Пару дней тому назад мы шли на перевал Ирик Чат, к вечеру похолодало, замело. Вода в ботах практически леденела, вместе с ней леденели мои большие пальцы. Добравшись до лагеря, раскинувшегося на перевале, я не мечтала о горячем душе или тёплой кровати. Хотелось сесть где-нибудь и посмотреть на горы. Времени на это катастрофически не хватает. Работа есть работа, внимание направлено на людей, всем ли хорошо, у кого что болит, куда кто пошёл и все ли пришли.
Вот и вчера на акклиматизации я просмотрела глаза и проорала всё горло. Один почти ложиться на склоне и отдыхает, а под ним метров двести кулуар. Другой пытался зарубиться лыжной палкой, а она его в ответ амортизировала и толкала к перелому шеи, как минимум.
Участников у нас 14 человек. И это только с виду все люди взрослые, а так дети детьми. Не слушаются, капризничают, ссорятся, мирятся. И не дай бог - натворят чего, ушибутся, улетят куда, придётся лететь за ними, а меня дома ждут.
По должности я завхоз. Работа не пыльная. Знай себе раздавай продукты соответственно меню, отслеживай чего сколько съели. Но часть инструкторских обязанностей, конечно, ложиться и на мои плечи. Я умею и люблю идти с отстающими, с теми, кому сегодня тяжело (только сегодня! завтра уже станет лучше!). Объяснить эту любовь невозможно. Осознание, что без тебя он, конечно, дойдёт, но будет одиноким, злым, обособленным, рождает желание помогать. Со стороны не сразу угадаешь, что нахождение рядом это и есть помощь. Ты просто идёшь чуть медленней, и стоишь чуть дольше, чем он. Плеер в ушах гасит твоё нарушенное неправильным темпом дыхание, сердце вроде стучит, но ты не слышишь как часто и безнадёжно оно проталкивает очередную порцию крови, захватив вырванную из рук разряженного воздуха горстку кислорода. И лишь на остановках, видя по губам впереди идущего, что он обращается к тебе (с вопросом? за советом? или рассказывает новый анекдот?), ты вынимаешь наушники и слышишь сначала его слова, потом свой ответ, и наконец - тишину. Тишину гор, в которой снежинки поют песни, а ветры читают речитатив, и облака часто-часто перешёптываются и много спорят, особенно по утрам.
Нам осталось малое: взойти до штурмового лагеря, отдохнуть, набраться сил и выдвинуться наверх поздней ночью. Наверняка, небо будет пестрить звёздами. С кулак. Как в Гималаях. Те, звёзды над Эверестом, скорей всего, уже сдвинулись в сторону, и горят где-то по-над Кхумбу. В сравнении с Гималаями Кавказ кажется крошкой. Об эту крошку споткнулась ни одна нога, посему - отдыхаем, много пьём чаю, готовимся к ночи.
Хорошо, что снег уже позади. Переход по долине Ирика Чата дался с боем. Снег по пояс. Если провалишься, то с рюкзаком уходишь в сугроб и чтоб встать надо много сил, а чтоб выдернуть ногу из клешней снега, много умения. Иногда приходилось сбрасывать рюкзак с плеч, выползать, вставать на тропу, надевать рюкзак, делать два-три шага, уходить по пояс в снег, ложиться на бок, сбрасывать рюкзак…
Ну, теперь осталось - только наверх. А там посмотрим.
2
Они похожи на котят. Только зачем к котятам привязаны верёвки? И почему они ползут не в мягкие складки шерстяного пледа, а в больно отдающие в ответ на удар ботинка, скалы? Над землёй взошла Луна, мы уже битый час лезем в гору. Главный ведёт отстающих. Те сопротивляются, пыхтят. Мы обгоняем их сбоку.
Одиноко и грустно сидит Маша на камне. В одном ботинке. Ноги поморозила. Дышу ей в носок часто-часто, грею. Расстёгиваю свою куртку, задираю флис, сую Машину ногу подмышку, грею. Ножки у Маши маленькие, хорошо, что не кто-то из пацанов с 43-ей ступнёй. Маша смотрит испуганными глазами и искренне бормочет благодарности. Я ещё не умею реагировать на это правильно и также искренне бормочу в ответ благодарность за благодарность и передаю её в руки Юре. Иду дальше. Слава богу, голова не кружится.
***
На часах - утро. Они у меня солнечные, размером с небо. Солнце встало и ярко светит в спину. И не совсем ясно: мы пытаемся взойти на гору или убежать от солнца? Я пою песенки для себя и Эльвиры. Она медленно переставляет ноги, и послушно делает всё, что ей скажешь. Она молодец, и скоро мы будем на вершине.
***
У Эльвиры всё меньше сил, а у меня от такого темпа кружится голова. Мы почти догнали наших, и я вижу их пестрые пятна курток на фоне из камней и снега. Но они не видят меня, и плохо слышат по рации. Будем догонять. Эльвира дышит ровно, она успела поймать ритм дыхания. Когда меня заносит, она делает верные движения, стоит и ждёт.
***
Мы за ними, они - на Эльбрус. Эльбрус под нами, но мы не взошли на него. Мысли как во сне, прерывистые, скачут с одной на другую. Отслеживаю Эльвиру и иногда перестаю быть собой, становясь ею: её ногами, её дыханием, её тенью. Она дышит, идёт и отбрасывает тень. Ура! Мы живы.
***
-Почему они не идут?
-Сейчас, подождём, спустятся.
Между нами и группой не больше ста метров ходу. Но справа от нас лёд, а слева - кратер. А у Эльвиры трое детей. И я сдохну, но не дам ей уйти туда без надежной страховки.
-Может, пройдём?, - спрашивает она десятый вопрос по счёту.
Я понимаю, что все прошли и мы пройти должны, но у меня нет верёвки, а без неё я шагу не сделаю.
Ребята решают как пройти к вершине, переговариваются по рации, мы всё слышим. Они идут наверх, вешают верёвки, ведут людей.
От холода, ветра и неподвижности я становлюсь ватной, и надо решать окончательно: идти к ним или вниз. Но что тут решать? Даже, если шанс улететь с горы по льду или в кратер не превышает один процент, это целый процент. И мы уходим вниз.
***
Нас уже четверо: Маша с Юрой тоже с нами. Очки на Машином лице ввалились в него вместе со щеками. И Юра тяжело переставляет ноги. Эльвира идёт всё медленней, постепенно пропадая за камнями.
Я сажусь на землю, жду. У меня ничего не болит, но сил мало. А ещё, когда меня тянет на рвоту, я уже не отворачиваюсь в сторону, просто склоняюсь и тошню себе под ноги.
Команда Асса!, - думаю я про себя и кричу: «Эльвира-а-а-а-а! Давай бегом!». Она выплывает из-за глыбы камней.
***
Двое мужчин передали привет Филиппу (не помню отчество) и исчезли среди скал. Пошла десятая (двадцатая, сотая?) минута, как мы снова ждём Эльвиру. Без неё я не уйду. Ребята сидят чуть ниже меня. Маша лежит на камнях в пяти метрах от обрыва, отдыхает. Когда, я увидела, как она шаткой походкой направляется прямо к нему (это по-прежнему обрыв бокового кратера в сотни метров), у меня столько сил нашлось на повышение тональности в голосе.
Они и правда похожи на котят, которых не довели доверху, во время сообразив, что котятам не нужен верх; и теперь спускают их в мягкие складки шерстяного пледа.
Эльвира показалась на красивом, расчерченном камнями и скалами горизонте. В этой жёлтой куртке она могла бы стать лицом обложки «Альпинистка года». Вместо этого моя подруга шагает как в балете: высоко поднимая ноги, становясь на носочки (в кошках!) и плавно двигаясь в такт неслышимой мне мелодии. По бокам - пропасть. Я мысленно решаю, что буду делать, если кто-то из них кувырнётся. И решаю вести их подальше от «берегов».
***
Маша едет по снегу вниз на спине. На Маше нет кошек. Машу несёт вниз. Очередной всплеск голосовых усилий. И вот Маша уже на животе и зарубилась. Ползу к ней. Рублю ей ступени ледорубчиком. Когда снег становится более мягким, беру её под руку, нарушая все писанные и неписанные инструкции. Но спуститься до камней надо, а там уже решим, почему котята не в кошках.
Позади нас Эльвира красиво движется вниз. Она правильно ставит ледоруб и ноги. Я вспоминаю фигурное катание и готова поставить ей шесть из шести.
***
На часах 17 с чем-то. Я лежу на земле и сплю. Вообще-то я села снять ботинки, но потом моя голова нашла под собой камень и он стал мне подушкой, а склон Эльбруса - постелью. И всё хорошо, мы все внизу и отдыхаем, плохо только, что солнце никто не выключил и назавтра моё лицо будет ещё поджаристей сегодняшнего. Мимо протопал кто-то из соседей. Где тут бирка «Не беспокоить!» ?!
3
Завтра мы дойдём до большой земли, сядем в автобус и уедем в Пятигорск. Я уже решила, что вернусь сюда и продолжу это дело. Хотя мне всё ещё стыдно перед близкими, дорогими и родными мне людьми. Я вчера тащила на себе рюкзак и связку «котят», и думала: «Ты же - девочка! Что ты тут делаешь? Зачем на тебе эти тяжелые ботинки с всунутыми в них ногами в полиэтиленовых мешочках? Где твои туфельки на каблучках и юбочка выше колен?»… Потом мы всей группой сели на снег и поехали с горки вниз и мысль моя прервалась. Вечером в её память я вылепила женщину-альпиниста. Лепила и придумывала историю: вот у неё высшее образование и талант к кулинарии, она любит свою семью и запах ландышей, раз в две недели она делает маску для лица из свежих фруктов и увлекается восточными танцами. Но колдовские чары овладели ею, и вот уже несколько лет подряд она живёт «в», «на», «с» и просто горами. И не ясно, кто тот талантливый волшебник, и есть ли от его заклинаний средство, только не проходит и дня, чтоб она не смотрела их фото, не читала о них книги, не мечтала об их тропах. Как будто кто-то другой вселился в её душу и живёт сплошными вертикалями, берущими начало на земле и устремляющимися в небо к танцующим с ветром облакам…
Облако поднималось вверх, кружась вокруг таких же облаков как оно само, переминаясь с ноги на ногу в ожидании своей очереди на пути к небу. Оно менялось, расширялось, делилось, обнимая выступы скал и оставляя прозрачный след на леднике…
Мы почти неделю ходим по Приэльбрусью.Вчера побывали на акклиматизации. У нас обгоревшие на солнце лица и большое желание взойти наверх. Особенно у тех, кто здесь впервые, то есть у всех участников группы. Остальные трое - инструкторы - наверху были. Я среди них. Господи! А ведь год назад я не собиралась на Эльбрус вообще! Таинственный, холодный. Слова о его переменчивом характере, сказанные давным-давно в походные будни на Алтае, сидели во мне, жили и прорастали вглубь.
-А ещё там трещины.
-И лёд.
Облака расползлись широким хороводом, и дружно взявшись за руки, устремились вниз, в долину. Пожалуй, это лучший вид с рабочего места, что я когда-либо наблюдала.
За прошедшие дни я перелопатила в голове столько мыслей, что если бы они были, к примеру, снегом, получился приличный объем, можно было построить пещеру, укрепить её сосновыми ветками с мохнатыми юбками иголок и жить. До весны, пока не растает. А уж к тому времени у меня набралось ещё больше размышлений, на пару самосвалов хватило бы.
Моё отношение к происходящему менялось на противоположное в долю секунды, равно как и отношение к самой себе. Плохо чувствовать себя изгоем. Но именно им я себя считала, вспоминая о семье, о родителях, о моей старенькой бабушке. Давно избитая тема. Ну, почему я не увлекаюсь вышивкой или макраме?
Из-за сидения в позе лотоса у меня онемели пальцы ног. Мои бедные ноги четвертый день мокрые, согреваются по ночам в шерстяных носках до покалывания иголками, а днём опять мокнут, потом опять замерзают.
Пару дней тому назад мы шли на перевал Ирик Чат, к вечеру похолодало, замело. Вода в ботах практически леденела, вместе с ней леденели мои большие пальцы. Добравшись до лагеря, раскинувшегося на перевале, я не мечтала о горячем душе или тёплой кровати. Хотелось сесть где-нибудь и посмотреть на горы. Времени на это катастрофически не хватает. Работа есть работа, внимание направлено на людей, всем ли хорошо, у кого что болит, куда кто пошёл и все ли пришли.
Вот и вчера на акклиматизации я просмотрела глаза и проорала всё горло. Один почти ложиться на склоне и отдыхает, а под ним метров двести кулуар. Другой пытался зарубиться лыжной палкой, а она его в ответ амортизировала и толкала к перелому шеи, как минимум.
Участников у нас 14 человек. И это только с виду все люди взрослые, а так дети детьми. Не слушаются, капризничают, ссорятся, мирятся. И не дай бог - натворят чего, ушибутся, улетят куда, придётся лететь за ними, а меня дома ждут.
По должности я завхоз. Работа не пыльная. Знай себе раздавай продукты соответственно меню, отслеживай чего сколько съели. Но часть инструкторских обязанностей, конечно, ложиться и на мои плечи. Я умею и люблю идти с отстающими, с теми, кому сегодня тяжело (только сегодня! завтра уже станет лучше!). Объяснить эту любовь невозможно. Осознание, что без тебя он, конечно, дойдёт, но будет одиноким, злым, обособленным, рождает желание помогать. Со стороны не сразу угадаешь, что нахождение рядом это и есть помощь. Ты просто идёшь чуть медленней, и стоишь чуть дольше, чем он. Плеер в ушах гасит твоё нарушенное неправильным темпом дыхание, сердце вроде стучит, но ты не слышишь как часто и безнадёжно оно проталкивает очередную порцию крови, захватив вырванную из рук разряженного воздуха горстку кислорода. И лишь на остановках, видя по губам впереди идущего, что он обращается к тебе (с вопросом? за советом? или рассказывает новый анекдот?), ты вынимаешь наушники и слышишь сначала его слова, потом свой ответ, и наконец - тишину. Тишину гор, в которой снежинки поют песни, а ветры читают речитатив, и облака часто-часто перешёптываются и много спорят, особенно по утрам.
Нам осталось малое: взойти до штурмового лагеря, отдохнуть, набраться сил и выдвинуться наверх поздней ночью. Наверняка, небо будет пестрить звёздами. С кулак. Как в Гималаях. Те, звёзды над Эверестом, скорей всего, уже сдвинулись в сторону, и горят где-то по-над Кхумбу. В сравнении с Гималаями Кавказ кажется крошкой. Об эту крошку споткнулась ни одна нога, посему - отдыхаем, много пьём чаю, готовимся к ночи.
Хорошо, что снег уже позади. Переход по долине Ирика Чата дался с боем. Снег по пояс. Если провалишься, то с рюкзаком уходишь в сугроб и чтоб встать надо много сил, а чтоб выдернуть ногу из клешней снега, много умения. Иногда приходилось сбрасывать рюкзак с плеч, выползать, вставать на тропу, надевать рюкзак, делать два-три шага, уходить по пояс в снег, ложиться на бок, сбрасывать рюкзак…
Ну, теперь осталось - только наверх. А там посмотрим.
2
Они похожи на котят. Только зачем к котятам привязаны верёвки? И почему они ползут не в мягкие складки шерстяного пледа, а в больно отдающие в ответ на удар ботинка, скалы? Над землёй взошла Луна, мы уже битый час лезем в гору. Главный ведёт отстающих. Те сопротивляются, пыхтят. Мы обгоняем их сбоку.
Одиноко и грустно сидит Маша на камне. В одном ботинке. Ноги поморозила. Дышу ей в носок часто-часто, грею. Расстёгиваю свою куртку, задираю флис, сую Машину ногу подмышку, грею. Ножки у Маши маленькие, хорошо, что не кто-то из пацанов с 43-ей ступнёй. Маша смотрит испуганными глазами и искренне бормочет благодарности. Я ещё не умею реагировать на это правильно и также искренне бормочу в ответ благодарность за благодарность и передаю её в руки Юре. Иду дальше. Слава богу, голова не кружится.
***
На часах - утро. Они у меня солнечные, размером с небо. Солнце встало и ярко светит в спину. И не совсем ясно: мы пытаемся взойти на гору или убежать от солнца? Я пою песенки для себя и Эльвиры. Она медленно переставляет ноги, и послушно делает всё, что ей скажешь. Она молодец, и скоро мы будем на вершине.
***
У Эльвиры всё меньше сил, а у меня от такого темпа кружится голова. Мы почти догнали наших, и я вижу их пестрые пятна курток на фоне из камней и снега. Но они не видят меня, и плохо слышат по рации. Будем догонять. Эльвира дышит ровно, она успела поймать ритм дыхания. Когда меня заносит, она делает верные движения, стоит и ждёт.
***
Мы за ними, они - на Эльбрус. Эльбрус под нами, но мы не взошли на него. Мысли как во сне, прерывистые, скачут с одной на другую. Отслеживаю Эльвиру и иногда перестаю быть собой, становясь ею: её ногами, её дыханием, её тенью. Она дышит, идёт и отбрасывает тень. Ура! Мы живы.
***
-Почему они не идут?
-Сейчас, подождём, спустятся.
Между нами и группой не больше ста метров ходу. Но справа от нас лёд, а слева - кратер. А у Эльвиры трое детей. И я сдохну, но не дам ей уйти туда без надежной страховки.
-Может, пройдём?, - спрашивает она десятый вопрос по счёту.
Я понимаю, что все прошли и мы пройти должны, но у меня нет верёвки, а без неё я шагу не сделаю.
Ребята решают как пройти к вершине, переговариваются по рации, мы всё слышим. Они идут наверх, вешают верёвки, ведут людей.
От холода, ветра и неподвижности я становлюсь ватной, и надо решать окончательно: идти к ним или вниз. Но что тут решать? Даже, если шанс улететь с горы по льду или в кратер не превышает один процент, это целый процент. И мы уходим вниз.
***
Нас уже четверо: Маша с Юрой тоже с нами. Очки на Машином лице ввалились в него вместе со щеками. И Юра тяжело переставляет ноги. Эльвира идёт всё медленней, постепенно пропадая за камнями.
Я сажусь на землю, жду. У меня ничего не болит, но сил мало. А ещё, когда меня тянет на рвоту, я уже не отворачиваюсь в сторону, просто склоняюсь и тошню себе под ноги.
Команда Асса!, - думаю я про себя и кричу: «Эльвира-а-а-а-а! Давай бегом!». Она выплывает из-за глыбы камней.
***
Двое мужчин передали привет Филиппу (не помню отчество) и исчезли среди скал. Пошла десятая (двадцатая, сотая?) минута, как мы снова ждём Эльвиру. Без неё я не уйду. Ребята сидят чуть ниже меня. Маша лежит на камнях в пяти метрах от обрыва, отдыхает. Когда, я увидела, как она шаткой походкой направляется прямо к нему (это по-прежнему обрыв бокового кратера в сотни метров), у меня столько сил нашлось на повышение тональности в голосе.
Они и правда похожи на котят, которых не довели доверху, во время сообразив, что котятам не нужен верх; и теперь спускают их в мягкие складки шерстяного пледа.
Эльвира показалась на красивом, расчерченном камнями и скалами горизонте. В этой жёлтой куртке она могла бы стать лицом обложки «Альпинистка года». Вместо этого моя подруга шагает как в балете: высоко поднимая ноги, становясь на носочки (в кошках!) и плавно двигаясь в такт неслышимой мне мелодии. По бокам - пропасть. Я мысленно решаю, что буду делать, если кто-то из них кувырнётся. И решаю вести их подальше от «берегов».
***
Маша едет по снегу вниз на спине. На Маше нет кошек. Машу несёт вниз. Очередной всплеск голосовых усилий. И вот Маша уже на животе и зарубилась. Ползу к ней. Рублю ей ступени ледорубчиком. Когда снег становится более мягким, беру её под руку, нарушая все писанные и неписанные инструкции. Но спуститься до камней надо, а там уже решим, почему котята не в кошках.
Позади нас Эльвира красиво движется вниз. Она правильно ставит ледоруб и ноги. Я вспоминаю фигурное катание и готова поставить ей шесть из шести.
***
На часах 17 с чем-то. Я лежу на земле и сплю. Вообще-то я села снять ботинки, но потом моя голова нашла под собой камень и он стал мне подушкой, а склон Эльбруса - постелью. И всё хорошо, мы все внизу и отдыхаем, плохо только, что солнце никто не выключил и назавтра моё лицо будет ещё поджаристей сегодняшнего. Мимо протопал кто-то из соседей. Где тут бирка «Не беспокоить!» ?!
3
Завтра мы дойдём до большой земли, сядем в автобус и уедем в Пятигорск. Я уже решила, что вернусь сюда и продолжу это дело. Хотя мне всё ещё стыдно перед близкими, дорогими и родными мне людьми. Я вчера тащила на себе рюкзак и связку «котят», и думала: «Ты же - девочка! Что ты тут делаешь? Зачем на тебе эти тяжелые ботинки с всунутыми в них ногами в полиэтиленовых мешочках? Где твои туфельки на каблучках и юбочка выше колен?»… Потом мы всей группой сели на снег и поехали с горки вниз и мысль моя прервалась. Вечером в её память я вылепила женщину-альпиниста. Лепила и придумывала историю: вот у неё высшее образование и талант к кулинарии, она любит свою семью и запах ландышей, раз в две недели она делает маску для лица из свежих фруктов и увлекается восточными танцами. Но колдовские чары овладели ею, и вот уже несколько лет подряд она живёт «в», «на», «с» и просто горами. И не ясно, кто тот талантливый волшебник, и есть ли от его заклинаний средство, только не проходит и дня, чтоб она не смотрела их фото, не читала о них книги, не мечтала об их тропах. Как будто кто-то другой вселился в её душу и живёт сплошными вертикалями, берущими начало на земле и устремляющимися в небо к танцующим с ветром облакам…