Наталья Харпалева
АТЕНЕРИ
Песок похож на чёрную икру. Волны наползают на него и тут же впитываются, оставляя на чёрном пляже белую мыльную пену. Через секунду тает и пена, или её слизывают новые солёные языки. Красиво. Необычно. «Эта?.. - гадает Оксанка. - Нет, эта слабая. А вот та достанет...» И правда, первая волна до Оксанкиных пяток не добирается, а вторая захлёстывает до самых колен, и даже до купальника. Сидеть на мокром песке приятно, только скучно. Но уходить от кромки воды некуда и незачем.
- Оксана, подойди! Я тебя кремом намажу. У тебя плечи горят!
- Ага, щас, мам... - Оксана на маму даже не оглядывается. Она знает, что и мама на неё не смотрит, а смотрит в телефон. Мама лежит в шезлонге. Папа - рядом, тоже в шезлонге. И тоже смотрит в телефон.
Папа окликает Оксану минут через десять:
- Дочь! Вылезай из воды, у тебя губы синие!
- Ага, щас, пап...
На самом деле, Оксанке ниоткуда вылезать не надо, потому что в воду она не залезала. Ей не разрешают. И правильно. Потому что волны. Зайдёшь даже по пояс, и тебя сразу утащит на глубину. С океаном шутить нельзя. Рискуют только серферы - Оксанка по дороге к пляжу сегодня смотрела на них с набережной. Сёрферы крутились на своих досках далеко от берега, за застывшей лавой, которая вдоль всего побережья торчит из воды причудливыми блестящими грибами.
Сёрферы волн не боятся. А такие, как мама с папой, отдыхающие, заходят в океан только по грудь и встречают волны лицом, спиной, боком, или подныривают под них. Визжат, ухают, смеются как маленькие. Оксанке родители разрешают купаться только в бассейне, который в отеле. А здесь, на пляже, она может только вот так сидеть и ловить пятками краешки волн.
За дальним чёрным камнем, кажется, мелькнула фигурка. Девочка. Ростом примерно с Оксану. Здесь очень мало ровесников, поэтому обрадованная Оксанка вскакивает и стремительно бежит к камню: с этой девочкой можно познакомиться! И даже поиграть!
Уже на бегу Оксана кричит родителям:
- Мам, можно я туда? За камушек? Там - девочка!
Мама привстаёт на локте:
- Где?.. А она с родителями?.. В воду не лезь, слышишь меня? И осторожнее там!
- Ага, мам, я не буду!.. То есть, буду! Осторожнее!..
За камнем уже не видно и не слышно ни пляжа, ни голосов людей. Просто огромные чёрные куски застывшей тысячи лет назад лавы, волны и солнце.
Девочка красивая. На ней розовые бусы из каких-то ракушек и пупырчатых шариков. Ещё сумочка из кожи на поясе. И больше ничего. Загорелая, крепкая, с заколотыми интересной заколкой из кости длинными волосами, она стоит по колено в воде и что-то высматривает между камнями.
- Привет!
- Привет!
- А ты что делаешь?
- Ракушки собираю.
Девочка говорит на своём языке - Оксанка видит, что губы её шевелятся по-другому, не по-русски, но, почему-то, всё понятно.
- А зачем?
- Мама велела.
- Чтобы бусы делать?
- Ага. И ложки ещё. Раковины всегда нужны. А тебя как зовут?
- Оксана... Ок-са-на. - Оксанка привыкла, что здесь нужно здесь повторять своё имя второй раз медленно и по слогам. Привыкла и к тому, что у других людей имена на Тенерифе непонятные, и их тоже потом приходится переспрашивать у родителей. - А тебя?
- Атенери.
Ну, нормальное имя. Красивое.
- А чего ты голая?
Атенери, похоже, не поняла вопроса. Оксанка показала на свой купальник:
- Ну... без одежды!
Атенери засмеялась:
- Я же в воде! Ты не видишь, разве? Если бы я была в одежде, я бы её намочила.
Только тут Оксанка заметила, что на камнях лежали классная кожаная безрукавка и что-то вроде юбочки, тоже из искусно выделанной кожи.
- А у тебя интересная одежда...
Атенери вышла из воды, в одно мгновение натянула на себя юбку и жилетку, которые ладно легли на её смуглую фигурку, подошла к Оксане и осторожно потрогала край оборки её купальника. Оксана отступила на шаг.
- Это купальник...
- Зачем?
- Чтобы... купаться. И загорать...
Атенери снова засмеялась. Оксана поняла, почему, и тоже хихикнула. Девочки хихикали обе, и обеим было здорово.
- А покажи ракушки!
- Смотри!
В сумочке Атенери лежало десятка полтора раковин одинаковой формы, но разного размера - от небольших, с мизинец, до крупных, в два кулака. Створки, похожие на веера, переливались розовым, перламутровым и голубоватым цветом.
- Ух ты! Много!.. А бусы можно посмотреть?
- Вот... - Атенери сняла с шеи бусы, протянула Оксанке.
- Классные!.. Ой, а я почти такие видела!
- У кого?
- Ни у кого... Сейчас... Не уходи только никуда, ладно? Я быстро!
- Ладно.
Оксанка забежала за камень. Как только стало видно пляж, не стало видно Атенери. На пляже всё было по-прежнему. Мама и папа лежали в шезлонгах под зонтиком и смотрели в телефоны. Туристы ловили волны, стоя по пояс в воде, и визжали от восторга на разных языках.
- Оксана? - мама сделала движение рукой в сторону дочери. - Вы там не ссоритесь с девочкой? Как её зовут?.. В воду не лезьте!..
- Ага, мам...
- Чего ты там ищешь в вещах?.. Не трогай моё платье, у тебя руки в песке все!.. Дай я тебя кремом намажу, у тебя плечи горят...
- Щас, мам... А где моя книжка?
- Какая книжка?
- Раскраска. Ну... эта... которую мы купили...
Папа привстал на локте и опустил тёмные очки на нос:
- Оксана, книжка в моём рюкзаке. Тебе она сейчас не нужна. Намокнет, песком испачкаешь... Мы её в музее не за тем покупали, чтобы ты её в первый же день порвала. Она, между прочим, денег стоит. В отель вернёмся, там, посмотришь. Поняла?
- Ага, пап...
Папа несколько секунд пристально смотрел на Оксанку, потом как будто что-то вспомнил, поправил очки и снова погрузился в чтение. Оксана потихоньку вытянула рюкзак, протащила его по песку в сторону, где родителям уже не было видно, вытащила из рюкзака книжку и, прижав её к груди, бросилась снова за камень.
- Не загуливайся! - кричала вслед мама. - У нас завтра сложный день, ты помнишь! Мы едем на Тейде. Ещё не хватало, чтобы у тебя тепловой удар случился... В тени играйте, слышишь меня?
- Ага, мам!..
Атенери её ждала. Пока Оксанка бегала за книжкой, девочка высыпала на плоский камень все свои ракушки и аккуратно очищала их пальцем.
Оксана протянула Атенери книгу:
- Вот, смотри!
- Это что?
- Раскраска... Ну, книжка...
Атенери напряжённо улыбалась, не решаясь взять в руки глянцевую раскраску.
- Ты чего, книг не видела никогда?
Девочка покачала головой и погрустнела. Оксана тут же пожалела, что спросила. Попыталась неуклюже исправить бестактность:
- Ну... я тоже такой раньше не видела. И, тем более, она на испанском вся - я там вообще ничего не понимаю...
Атенери по-прежнему была расстроена. Тогда Оксана раскрыла первую страницу:
- Зато тут рисунки классные. Смотри!
Это была очень хорошего качества раскраска. На развароте справа был нарисован контур, а слева - та же самая картинка, но цветная.
Девочки взялись листать. Первый разворот - древние рыбаки в шкурах вытягивают сети. Второй - пастух в такой же одежде из шкур, и вокруг пастуха - овцы. Третий - селение в лесу. Возле низких хижин, крытых пальмовыми листьями, сидят женщины, чинят сети, плетут корзины, выделывают шкуры, шьют, перетирают зерно. Видно, как одна хижина устроена внутри. Там как бы две половинки. На полу с одной и с другой стороны расстелены шкуры, в углу сложена домашняя утварь, кувшины, какие-то деревянные изогнутые палки. У стены, свернувшись калачиками, спят двое ребятишек. Следующие картинки - охотник. Дальше, человек царапает какой-то орнамент на каменной стене пещеры. Старик в высокой меховой шапке смотрит на разбросанные косточки...
Долистали почти до конца. Последняя картинка отличалась от других. Она была большая, на весь разворот, и вся цветная. Там был нарисован вулкан Тейде. Оксана о нём уже много знала: папа рассказывал, и на экскурсии тоже. Кроме того, вулкан постоянно был перед глазами: он и сейчас возвышался, за её спиной, пряча вершину в сизых облаках. Оксанка знала, что вообще весь остров, весь Тенерифе - это и есть один большой вулкан. Даже этот пляж - тоже часть вулкана. И даже под водой, на глубокую глубину продолжается ещё такая же чёрная застывшая лава. А завтра они с мамой и папой поедут к вершине Тейде. На машине. Папа сказал, что они долго-долго будут ехать вверх по крутому горному серпантину. Поднимутся даже выше облаков. Там не будет ни кактусов, ни пальм, ни сосен... Никаких деревьев и кустов не будет. Только чёрная лава. И обязательно надо будет взять тёмные очки, потому что солнце там очень-очень яркое - без очков никак. Но холодно и сильный ветер. Оксанка пыталась представить себе, как это будет, но не очень представляла. Только мечтала, чтобы поскорее наступило завтра, и они поехали вверх...
Так вот, на развороте книги тоже был нарисован Тейде. Но это был не тот мирный спящий Тейде, который высился сейчас над девочками. Из нарисованного вулкана валил черный дым, летели камни, а по склону его сползала красно-чёрная лава.
Ещё были нарисованы люди. Маленькие-маленькие. Они бежали вниз, к воде, прочь от раскалённого текучего камня. Лица человечков были искажены. Одна женщина держала на руках малыша. Было видно, что ещё мгновение и на них упадёт с неба огромный булыжник. Рядом беспощадный к маленьким читателям художник изобразил старика, который упал, а подняться уже не мог. Несчастный старик оглядывался на Тейде и прикрывал лицо тыльной стороной ладони. Оксанка вспомнила, что видела что-то похожее в музее на картине. Другие бегущие не обращали на упавшего никакого внимания. Они стремились к океану, ища спасения. Но его не было. Те, кто уже добежал до океана, стояли, беспомощно подняв руки. Несколько голов виднелись над водой, но из рисунка было понятно, что продержатся они недолго. Ещё были нарисованы две лодки, полные людей. Они довольно далеко отошли от берега. За борт одной лодки цеплялся человек, его отталкивали веслом. На лодки надвигалась огромная волна... Словом, картинка была совсем беспросветная и не оставляла никакой надежды. Как её разрешили поместить в детской книжке - непонятно.
Атенери, не отрываясь, смотрела на рисунок. Зрачки её расширились, рот приоткрылся, пальцы дрожали. Оксана перепугалась и быстро перелистнула книгу на несколько страниц назад.
- Эй!.. Э-эй! - она тронула оцепеневшую подружку за плечо. - Я же тебе совсем не это показать хотела! А вот тут - смотри! - она ткнула пальцем в ожерелье, нарисованное на шее у красивой женщины с длинными тёмными волосами. Женщина сидела возле хижины на камне и доила козу. Бусы её действительно были точь в точь такие же, как у Атенери.
Атенери словно очнулась. Посмотрела на Оксану. Потом вокруг. Потом долго и внимательно - на Тейде. Вздохнула. Взяла книжку в руки. И только теперь стала разглядывать картинку с женщиной.
- Она на маму похожа...
- На твою маму? Правда? Красивая какая у тебя мама!.. - Оксанка подумала, и добавила: - У меня тоже мама красивая.
- Моя мама доит коз. Как здесь нарисовано... - Атенери оживилась и, кажется, отвлеклась от мыслей о страшном вулкане. - У нас Идафе такая баловница! Никому не даётся, только мама может её подоить. А у меня любимая - Гуасимара. Она капризная немножко, зато весёлая.
- Гуаси... это кто?
- Ну, коза же, говорю.
- Ты что, сама умеешь козу доить?
- А ты что, не умеешь?
- Не-а... Но я их видела! Настоящих! В деревне один раз. А ты тоже в деревне живёшь?
- Я в Икоде. У нас много селений... деревень... А ты где?
- А я в России... Но папа говорит, мы, может, в Англию переедем. В Лондон. Чуть-чуть осталось накопить.
- Я не слышала россии. Лондон... Это, наверное, далеко... На юге? Папа туда ходил один раз. А гуаньемэнье рассказывал, что там ничего почти не растёт. Зачем вам туда?
- Не! Наоборот, Лондон на севере! Там туман, папа говорил. Часто...
- О! Туман! Я знаю! В горах туман. Ты в горах будешь жить? Менсей в горах пасёт овец. А кто у вас будет король? У нас был Пеликар. Он был король Икода, один из девяти детей Великого Тенерифе... А сейчас ещё нового не выбрали...
- Ого! Я... не знаю про короля... А! В Англии есть! Там - женщина!
- Так не бывает. Женщина не бывает королём.
- А королевой бывает!
- Да? Я не знаю. Я спрошу у папы.
- Твоего папу, ты сказала, зовут Менсей?
- Нет. Менсей - это брат моей мамы. Он пасёт овец. - Атенери захихикала. - Он такой смешной! Дурачок!.. Ну, то есть, он был умный, а потом сорвался со скалы и разбил голову.
- Ой...
- Это давно уже! Но ему мой папа сделал дырку в голове, болезнь вышла, и он почти выздоровел. Только ум тоже вышел через дырку! И Менсей теперь дурачок. - Атенери опять прыснула. Оксана - за ней. Хотя не очень понимала, над чем тут смеяться.
- А у тебя папа -доктор? Всех лечит?
- Нет, у нас Гуаяедра всех лечит. Она умеет! Она старая. Знает всякие травы и заклинания... А мой папа - ачикансай.
- Анчи... кто? Я уже в твоих именах запуталась! Как зовут твоего папу?
- Унче.
- А ты говорила по-другому...
- Ачикансай - это его занятие. И его отца, моего дедушки. И его отца... Если бы у папы родился сын, а не я и не мои сёстры, Идаира с Ерай, то сын тоже стал бы ачикансаем. А девочки не могут... Мы с сёстрами не можем. Мы можем только если женщина умрёт, или дети... Но я всё равно папе помогаю, хотя сёстры и смеются...
- Б-р-р! Вообще ничего не поняла! Давай ты всё медленно расскажешь, по очереди. У тебя, значит, есть сёстры?
- Да, две. А у тебя?
- У меня нету... А над чем твои сёстры смеются?
- Они говорят, ачикансай - не лучшее занятие для девочки. А мне нравится! Мне папа разрешает ему помогать.
- А что твой папа делает?
- Он делает хиурма. Мумии.
Оксанка вздрогнула:
- Че-го?! Как это?
Она вспомнила музей, куда её водила мама. Там лежали египетские мумии в большущих гробах-саркофагах. Обмотанные коричневыми лентами скелеты, черепа, обтянутые жёлтой кожей... Оксанка там долго стояла - она думала, такое бывает только в комиксах... А потом, до настоящего момента, думала, что бывает ещё в музеях. И больше нигде.
- Как это - твой папа делает мумии?.. Понарошку?
Атенери закатила глаза:
- Почему понарошку-то? Когда человек умер, из его тела делают мумию! Ты что, не знала? Специальные люди. Ачикансаи. Мой папа тоже - ачикансай...
- А-а-а... - Оксанка присела на камень. Атенери стояла перед ней, как артистка. Красивая, в жилетке и юбке, с сумочкой и длинными спутанными чёрными волосами.
- Мне очень нравится, когда он делает! Там так пахнет, у папы в пещере! Смолой! Травами!.. Я папе вереск собираю, и ещё всякое... Но это, вообще-то, нельзя рассказывать. Ты, пожалуйста, не рассказывай никому! Это секрет.
- Ладно, кому я там расскажу!.. - Оксанка уже знала, кому расскажет. - Давай дальше!
- А чего - дальше?.. Сначала райко приносят в пещеру...
- Кого приносят?
- Который умер. Райко. Покойника. Но не всякого. Которые совсем бедные, грязные, как Наузет - фу, вонючка! - того отец не берёт. Умер, и умер...
- Наузет - это ещё кто такой?
- Да так... грязнуля один. Вот с ним папа не стал возиться. Наузет долго в кустах лежал просто так... Другое дело - когда наш король умер!
- Король?!.. - Оксанка слушала сказку.
Атенери приосанилась:
- Мой отец делал мерладо для самого короля Пеликара! Представляешь!
Оксана уже не переспрашивала. Слова Атенери становились понятными как-то сами собой: мерладо - это когда делают мумию. Райко - это покойник, который только что умер. А потом райко становится хахо - телом, над которым уже колдует папа Атенери. А когда папа уже всё сделает, тогда хахо становится хиурмой, то есть мумией...
- Вот, значит, когда короля принесли, папа положил его райко на носилки. Носилки покрыл сосновой корой. И сказал, чтобы отнесли в пещеру...
- А где пещера?
Атенери несколько секунд внимательно и напряженно смотрела на Оксанку.
- Пещера?.. Ну... Высоко... А тебе зачем?
- В горах?
- Ага, в горах. Там потому что прохладнее. Там красиво в пещере, мне нравится... Только солёную воду с берега таскать далеко... Я тебе не скажу, где пещера, ясно?
- Да ясно, ясно. Мне не надо. Это я просто так спросила. А зачем солёную воду?
- Как «зачем»? Чтобы хахо мыть!
Хахо - это тело. Будущая мумия. Оксанка помнила.
- Понимаешь, хахо обязательно нужно мыть! Сначала папа внутренности вынимает. Вот он у короля Пеликара вынул сердце, печень, желудок...
Оксана вспомнила книжку «Как устроен человек». Там разными цветами были нарисованы вот эти самые внутренности, которые сейчас Атенери называла. Они с папой рассматривали. Особенно Оксане, почему-то, интересно было про кишечник...
- ...Вот он это всё вынимает, и моет, - продолжала Атенери. - Все изгибчики там, всё-всё! И само хахо тоже хорошо-хорошо промывает! Каждый пальчик! Даже каждый ноготочек! - Атенери показала на свои ногти, и Оксанка тут же смахнула с них рукой невидимую паутину:
- Ты что! На себе нельзя показывать!..
Атенери не обратила внимания:
- ...а воду для хахо нужно обязательно солёную .И холодную. И три дня так - по нескольку раз мыть... Много воды приходится приносить в пещеру! Я приносила, папа тоже... А сёстры не хотят. Не помогают.
- И ты сама прям видела, как твой папа это... ну... сердце, кишки там всякие... вынимал?
- Ну, видела, а что? У короля Пеликара большо-ое сердце! Разноцветное. Тёмно-красное. И ещё чуть-чуть белое, чуть-чуть желтое... и даже синее немножко!
Оксану слегка замутило, но она посмотрела на горизонт, как учил папа, и всё прошло.
- Ну, вот, ты говоришь «рассказывай», а сама меня перебиваешь всё время!
- Я слушаю, слушаю!
- Значит, папа вынул внутренности из Пеликара, а потом стал промывать его хахо. Три дня промывал. Чисто-чисто. Лицо, волосы, пальцы, уши и... и всякие другие части, в которых может гниль появиться.
Оксана сглотнула, стараясь сдержать опять подступивший к горлу ком. И всё-таки, ей было интересно! Страшно, но интересно! Куда там историям, которые девчонки на сборах рассказывали! Оксанка несколько лет занималась волейболом и пару раз даже ездила на сборы на две недели. Там классно было! Вечерами собирались вместе, в телефоне фонарик включали и рассказывали в палате, сидя на кроватях, всякую жуть про чёрную руку, про красное пятно... Но про кишки и жёлтое сердце никто, конечно. не рассказывал. Вот девчонки удивятся!
- А потом? Когда промыли это... райко?.. Хахо?..
Атенери засмеялась, как будто Оксанка глупость сморозила.
- Райко - это когда он только-только умер! А потом уже - хахо!
- Ладно, когда хахо вымыли, уже получается мумия?
- Не-ет! Ты что! Ещё долго! Надо сначала хахо почистить. Растолочь пемзу и сухой вереск, чтобы получился порошок. Ещё можно добавить чайную смолу, она хорошо очищает.
- Круто! И ты чистила? Сама?
- Нет, это папа только. Он хорошо умеет тереть. Такое мягкое чистое хахо получается! Потому что папа - очень сильный! А у меня сил не хватит. А потом надо его намазать жиром.
- Папу?!
- Не папу, ты что! Хахо! Чтобы не растрескалось. Когда хахо трескается, это плохо. Это значит, не получится мумия. У папы почти никогда никто не трескается! Тем более - король. Папа смешивает свиной жир с козьим - это его секретный рецепт. Другие ачикансаи только свиной жир берут. А дальше, когда жир уже впитается, хахо надо ещё натереть маслом...
- Каким? - Оксанке очень хотелось, чтобы Атенери увидела, что она тоже немножко разбирается в мумиях. Например, знает, что масло бывает подсолнечное, сливочное и ещё машинное. Папа как раз вчера жаловался, что в их машине, которую напроткат взяли, похоже, масло совсем старое.
Атенери задумалась:
- Ну... какое масло есть, таким и натирает. Не из козьего молока масло, конечно... А ореховое можно, например. И ещё смолой.
- Твой папа как будто на пикник мясо готовит. У меня мама когда мясо запекает, тоже его сначала солью, чесноком, маслом натрёт, а потом даёт замариноваться, и...
- Ты сравнила! Мясо - это одно, а хахо - это совсем же другое! Это же че-ло-век! Он потом к духам уйдёт. А тело будет лежать в пещере. А человек, если захочет, в него вернётся. А не захочет - не вернётся... Ну, вот, опять ты меня сбила! На чём я остановилась?
- На масле...
- А, ну да... В общем, пока мой папа готовил хахо короля Пеликара, родня и подданные королевские с ним прощались.
- Как прощались?
- Ну... Плакали. Плясали. Пели. Ели. Ещё разные душистые травы жгли. Как положено.
- И долго так?
- Пятнадцать дней. Пока хахо сохло. Король быстро высох. А другие дольше, бывает, сохнут - и двадцать дней даже...
- А зачем хохам... хоху... сохнуть?
- А как же? А то загниёт! Даже с пемзой и с маслом, всё равно... червяки там, всякое такое... фу-у!
- Фу-у! - передёрнулась Оксана. А как их сушат? Подвешивают, что ли?
- Не-ет! Папа сначала их долго дымом обкуривает. Потом жжёт песок, и в этот песок - горячий! - закапывает хохо. Но так, чтобы не поджарилось, а просто подсохло. И ждёт.
- И получается мумия? Прямо в песке?
- Ну, да. Её тогда папа откапывает и заворачивает в шкуру. Даже в несколько. Короля папа знаешь, во сколько шкур завернул?
- Во сколько?
- В восемь козьих и в семь овечьих! И ещё ремешками застегнул! Я даже помогала эти ремешки шить. И мама помогала. И сёстры немножко... - Атенери хихикнула.
- Чего ты?
- Да я вспомнила, как папа вонючку-Наузета завернул... в пальмовые листья! Представляешь! В листья! И ещё тростником обвязал.
Атенери опять засмеялась. Она была очень весёлая. А Оксана опять не поняла, почему.
- А ты же говорила, что папа не взял этого Наузета.
- Он его не взял сначала! Потому что Наузет был вруном и лентяем... Когда живой был. А потом... Наузет долго валялся в кустах. Звери стали приходить. Папе соседи сказали: «Унче! Возьми Наузета! А то он воняет!» Ну, папа сказал: «Он же, всё-таки, был человеком!» - и взял его райко в пещеру. Потому что папа - настоящий ачикансай. А в пещере помыл, чуть-чуть только смолой обмазал и в листья завернул. Так и лежит Наузет сейчас в пещере. Рядом с королём. В листьях и тростнике.
- Воняет?
- Нет! Представляешь, как в пещере его положили, так перестал! Король наверху, под самым потолком почти, там лучше всего место! А Наузет - на камне внизу! Хи-хи-хи!
- Слушай. а можно мне на эти мумии посмотреть?
- Нельзя! Я же говорила! Ты же обещала!..
Оксанка вспомнила: правда, обещала.
Атенери вздохнула:
- Понимаешь, Оксана, пещера, где хахо лежат, высоко. Ещё выше, чем папина пещера, где у него всякие инструменты там и всё остальное... Туда пробираться надо долго. Никто не должен знать, где они. Только ачикансай. И его дети... Вот я знаю. А ты не можешь. - Атенери прищурилась: - У тебя же папа не ачикансай?
- Не-а... Он в метеорологическом центре работает. Они там следят за погодой для самолётов.
- Я не поняла...
- Ну, смотри: они там сидят и смотрят. Например, начался сильный ветер, тучи всякие на небе... Они тогда говорят: сейчас погода нелётная, приборы показывают, что скоро снег начнётся и всё обледенеет. Летать нельзя! А потом два часа проходит, и тучи ушли. Тогда папа опять объявляет: «Теперь ветер кончился и летать можно»...
Атенери выпучила глаза:
- У тебя папа - шаман?! Он знает, когда будет ветер?!
Оксанка засмеялась, хотела начать объяснять, но потом подумала, и кивнула:
- Ага. Что-то вроде того. Папа много всякого знает!
- Как наш гуаньямэнье...
Это слово у Оксанки не «всплыло» и никак в голове не объяснилось.
- Ещё раз: как? «Гуанья...» Это кто? Это имя? Или профессия?
Атенери посерьёзнела:
- Гуаньямэнье - великий шаман! Он знает про дождь и про ветер, про луну и про солнце! И про небо! У гуаньямэнье просят совета. Когда жениться хотят, или богатства... Гуаньямэнье кому-то может нагадать большое стадо, много зёрен, много вкусного гофио... А кому-то - что его медуза укусит.
Оксана хотела спросить, что такое гофио, но по созвучию поняла, что это, наверное, что-то вроде кофе, и не стала переспрашивать. Атенери сама подняла голову:
- У вас вкусный гофио? Твоя мама хорошо готовит гофио?
- Ну... по-разному... - уклончиво ответила Оксана.
- Наша мама лучше всех готовит гофио! Она знает, сколько обжаривать зёрна и никогда их не пережаривает! У нас хоть и старые жернова, но мама так размалывает зёрна, что почти не остаётся комочков! Я люблю, когда в гофио мёда немного, а сливочного масла побольше. А ты?
- Я?.. Я мёд тоже люблю!
Атенери кивнула:
- И молоко чтобы было не горячим, а тёплым! И немножко воды...
- И всё перемешать, да? И это вкусно?
- Конечно! Это же гофио!
- А, ну, да... Ты про шамана рассказывала.
- Про гуаньямэнье? Он подарил мне дощечку с крючочками! И сказал: «Жди! Придёт время дощечки! Она тебя спасёт. И нас всех спасёт».
- Какую дощечку? С какими крючочками?
- Там нарисованы крючочки. На дощечке. Они нас спасут.
- А она у тебя где? Дома? Или в пещере какой-нибудь? Опять не покажешь? Потому что нельзя?
- Почему? Покажу. Она тут, недалеко. Я спрятала, а то сёстры отнимут. Я когда прихожу сюда за ракушками, достаю дощечку и её рассматриваю. Она меня уже спасала!
- Как?
- Меня большая рыба один раз чуть не укусила. Но не укусила. Это потому что у меня дощечка была, я знаю... Гуаньямэнье сказал, чтобы я никому в селе не рассказывала про дощечку. Но ты ведь не из нашего селения...
- Не из вашего! Я хочу посмотреть! Пожалуйста!
Атенери сделала пару шагов к скалам, потом остановилась.
- А ты не отнимешь?
- Не-е, я только посмотрю...
- Ладно... Сейчас...
Атерени не было минуты три. Потом она вернулась, чуть запыхавшаяся, и протянула Оксане... номер от машины. Полустёртый, сильно помятый, но старательно расправленный умелыми руками номер от оксанкиной, то есть, от папиной машины. Не от той, которая осталась у них дома, в Москве, а от той, которую папа взял напрокат здесь, на Тенерифе. У которой масло было старое, как папа говорил. Оксана ещё почему точно могла сказать, что это тот самый номер, потому что папа специально с ней заучивал цифры. Запомнить их было нетрудно: TF VE 1221. TF значит Тенерифе, это просто. Здесь все почти машины - TF. А цифры тоже легко: Оксанке двенадцать лет, а здесь как в зеркале: сначала 12, а потом двенадцать наоборот - 21. Папа сразу с Оксаной специально выучил цифры, чтобы она не потерялась: «Если потеряешься, иди на парковку и ищи желтую машину 1221. И нас с мамой жди! Поняла?» Оксанка поняла и помнила TF VE 1221 наизусть. А теперь смотрела на этот номер. Мятый, облезлый, в некоторых местах позеленевший от океанской воды номер от папиной машины.
- Ой... А откуда это у тебя?.. Это наше! Отдай!
Атенери нахмурилась, спрятала номер за спину, отступила на шаг. Сказала глухо:
- Нет, это моё. Мне подарил гуаньямэнье. Давно. Я ещё была маленькая...
- Это от нашей машины!
- Машины?.. Я не понимаю... Это моё! Дощечку с крючочками мне дал гуаньямэнье. А ему дал океан... Ты обещала, что не отнимешь!
Оксанка сделала над собой усилие. Да, она обещала. Но... как же? Откуда?..
- Ладно, не отниму... А этот ваш... гуань... шаман ваш не говорил, где ему эту штуку дал океан?
Атенери, всё ещё насупленная, пробурчала:
- Там, под дальней скалой. Туда не подберёшься. Даже на лодке...
Оксана почему-то покрылась мурашками. Отошла в сторону, к воде. Долго смотрела на горизонт, пыталась и так, и сяк свести всё, что только что услышала и увидела, воедино. Не получалось. Мысли путались и, почему-то, хотелось плакать.
Атенери подошла, тронула за плечо. Сказала, смягчившись:
- Но гуаньямэнье знает туда проход! Под скалу. Он туда приходит и там... будущее узнаёт.
- Будущее... Понятно...
- Оксана, а можно мне ещё раз посмотреть твою... эту... твои картинки?
Атенери потянулась к книжке, которая по-прежнему лежала на камне рядом с ракушками. Оксанка успела раньше, схватила раскраску и спрятала себе за спину.. Девочки повернулись друг к другу. Оксанка держала за спиной книгу, Атенери - номер от машины. Смотрели друг на друга изподлобья. Атенери засмеялась первая. Оксанка - за ней. Одновременно достали сокровища из-за спины и протянули друг другу. Поменялись.
- Давай знаешь как? - сказала Оксана. - Я не знаю, когда я ещё сюда приду. Мы уезжаем скоро... Я тебе даже не буду свой телефон оставлять. Ты просто когда будешь читать мою книжку... смотреть, то есть... про меня вспоминай! А я...
- А ты куда-нибудь спрячь мою дощечку! Я поняла, что её время сейчас пришло, поэтому тебе отдала. Она для тебя была потому что! Она - знаешь? - желания исполняет!
- Спасибо, ага... Ну... пока тогда?
- Ну, пока!
Оксанка долго не решалась. Она опять сидела на песке у кромки воды. Только теперь у неё в руках был острый камень. Девочка целилась в ногу. «...Нет, лучше сюда... Или здесь, пониже?.. Где больнее?...» Наконец зажмурилась, и с силой ударила зазубренным сколом о коленку. Боль молнией пронзила тело. Девочка завизжала, отбросила камень, схватилась за коленку обеими руками пытаясь зажать рану, скрутилась клубком на песке.
Папа и мама разом вскочили с шезлонгов, бросились к дочери.
- Оксана! О, Господи, кровь! Что случилось? Что?!..
- Ммм... А-а-а... Я упала, мама... На камень!
- Да где ж здесь камни-то?! - оглядывался папа. - Здесь песок везде!
- Он... Он... лежал... в воде... А-а-а, больно!
Кровь просачивалась сквозь пальцы. Смотреть на рану было страшно. Мама, бледная, как океанская пена, металась от Оксаны к папе и обратно. Папа, растерянный, судорожно сжимал в руке телефон.
- Вадим, ну, что ты стоишь?! - закричала мама. - Ищи врача! Звони скорее... куда-нибудь!.. Моя бедная девочка... Сейчас, сейчас... - мама рвала своё парео и пыталась перемотать дочкину ногу. Вокруг Оксанки уже собирались люди, предлагали помощь.
Оксанка выла от боли, но про себя радовалась. Она твёрдо знала, что в горы родители завтра точно не поедут. Будут возиться с ней. И послезавтра не поедут - она что-нибудь придумает, сделает, чтобы не поехали. А тот мятый номер Оксанка сначала хотела показать папе, а потом не стала. Спрятала в скалах. Это, может быть, и не тот номер совсем. Но может и тот. И тогда гуаньямэнье правильно всё сказал: Атенери отдала табличку тому, кому надо. Только Атенери ещё говорила, что эта дощечка с крючочками спасёт её деревню... Вот это Оксанке осталось не очень понятным.
...Атенери долго стояла в густых зарослях вереска возле пещеры гуаньямэнье. Мялась, перетаптывалась, не решалась войти... Наконец, хрустнула ветка, и шаман вышел к девочке сам.
Атенери, глядя в сторону, протянула гуаньямэнье книжку. Тот взял, не удивившись и тоже не взглянув на девочку. Атенери отдёрнула руку и быстро пошла прочь. Гуаньямэнье девочку не окликнул девочку. Атенери была уверена, что мудрый шаман никогда не видел таких книжек, но он никак этого не показал. Просто молча ушёл в пещеру.
В пещере гуаньямэнье ждал король Бенкомо из соседнего племени. Король пришёл за предсказаниями. Гуаньямэнье продолжил прерванный разговор:
- Слушай же, Бенкомо. Придёт время, и по морю прибудут белые птицы с длинными крыльями. Странными следами покроются песчаные пляжи и холмы наполнятся людьми. И всё будет готово для того, чтобы услышать суровый звук боя. Сражение будет долгим и тысячи подданных тебе гуанчи погибнут. И остров превратится в пристанище мёртвых, тогда придёт поражение твоё.
Король был потрясён. Он встал и, пошатываясь, вышел из пещеры. Ушёл, даже не попрощавшись. Гуаньямэнье не смотрел в его сторону. Он сразу взялся за книгу, которую принесла ему дочь ачикансая.
Гуаньямэнье ждал эту книгу. Вернее, он знал, что сегодня будет известие. Большое известие. Важное. Вот, оно пришло в виде странного предмета с необычными рисунками.
Рядом с поселением из округлых землянок с невысокими каменными стенами, поверх которых торчали палки, удерживающие соломенные и вересковые крыши, за загонами для скота, за аккуратно сложенными охапками травы скрывалось место собрания - тагорор. Круглую площадку ограждали высокие валуны. Вымощена она была огромными, плоскими камнями, отполированными за века человеческими ногами. Из камней же были сложены и расставленные по кругу скамьи.
Гуаньямэнье собрал лидеров и старейшин. В высокой меховой шапке, лохматой безрукавке, с амулетами из звериных когтей и зубов он восседал в центре и внимательно слушал, что говорили мужчины - молодые и старые, с раскрашенными лицами и с бородами. Они сошлись на совет с дальних скал и от побережья, из леса и даже из южной части острова, из пустыни. Конечно, гуаньямэнье не принёс на совет книгу, которую отдала ему дочь ачикансая. Шаман никому её не показал. И не покажет. Наверное, даже сожжёт её. Перед уходом. Правда, треть собравшихся не хотят уходить с острова. Не верят словам Гуаньмэнье о знамении, о грядущем огне и смерти... Пусть остаются, глупцы.
Совет шёл уже пятый час, четыре раза женщины приносили гофио, а бородатые люди всё говорили, думали и спорили...
Атенери с сёстрами в одной лодке не уместилась. Пришлось ждать на берегу, пока отец отвезёт на Ла Гомеру сначала Идаиру и Ерай, потом вернётся за вещами, погрузит всё, что влезло, в лодку, едва не опрокинется, отвезёт и вещи, и уже в третью очередь, под самый вечер, почти без сил, перевезти на соседний остров Атенери и мать. Ла Гомера от Тенерифе недалеко - соседний остров отлично виден с берега. Но - с южного берега! А до южного берега от их селения пришлось добираться четыре дня. Мужчины эту дорогу знают - отец даже был на Ла Гомере один раз с рыбаками. Говорит, что там неплохо, тоже лес, но перед тем, как строить новую хижину, надо обязательно договориться с местными. Атенери было очень интересно. Она на соседнем острове не была ни разу, и на южном побережье своего острова - тоже. Они шли до места, откуда ближе всего плыть к Ла Гомере, долго-долго. Гуаньямэнье уверенно, но осторожно вывел их всех - и Атенери, и её семью, и старуху Гуяедру, и пастуха Чамбинегуэр, и других соседей - воинов, пастухов, женщин, детей и стариков. С ними к южному берегу четыре дня шли козы, собаки, упирающиеся визжащие свиньи... Женщины тащили в корзинах кур, а за спинами - свёрнутые одежды, мужчины - оружие и инструменты... Конечно, всё забрать не получалось, много придётся строить и мастерить заново. Отец думает, что он успеет вернуться в селенье за шкурами и своими оставшимися вещами для мерладо, пока его пещеру не обнаружили те, кто остался на острове, и не разворовали. И пока не началось... Он волнуется, сможет ли достать на Ла Гомере достаточно смолы и пемзы, чтобы обрабатывать хахо. Но мама против того, чтобы отец возвращался - земля уже дважды дрогнула, пока они шли к южному берегу, да так, что у мамы порвались и рассыпались в камнях её красивые бусы. Но они дошли и, сели в лодки, сначала - одни, потом - другие, и по очереди переплывали, перевозили друг друга и вещи, и Атенери зашла в отцовскую лодку одна из последних - на берегу уже почти никого и ничего не осталось.
Теперь девочка сидела на корме рядом с мамой и смотрела на медленно удаляющийся остров. Она представляла, как в пещере в горах лежит сейчас король Пеликар. Вернее, его хахо. И рядом - хахо вонючки-Наузета. Что с ними станет, когда всё начнётся! И ещё она думала, успела ли девочка в странной одежде для купания Оксана уже переплыть на Ла Гомеру? Или её племя решило остаться?.. Нет, это вряд ли. Дощечка с крючочками исполняет желания и спасает, гуаньямэнье ей так говорил...