Преследуя остатки белого отряда...
Поскольку в свое время я перекопала весь доступный инет в поисках данных записок и так ничего и не нашла (а искать я умею, чессноеслово), поскольку не у всех складываются отношения с библиотеками, а информация все-таки нужна, и поскольку, ну, как бы то ни было, а я же иногда жутко добрая (и да простят меня обладатели авторских прав сего опуса; я ж не корысти ради). В общем, размещаю текст, даю ему инетную жизнь.
Богдан Ходжер
Как я партизанил
Мне, как и всем моим соплеменникам, бесконечно дорого воспоминание Богдана Ходжера "Как я партизанил". Это единственный документ, который написан очевидцем и участником гражданской войны, одним из представителей народностей Амура.
"Как я партизанил" было опубликовано в одном из номеров журнала "Тайга и тундра", выпускаемого студентами Института народов Севера в Ленинграде, где учился Богдан. После окончания института он работала председателем нанайского райисполкома.
Народности Амура принимали активное участие в гражданской войне на Дальнем Востоке, в частности, в низовьях Амура. Они заготовляли рыбу для партизан, перевозили их снаряжение, служили проводниками, отдавали самое дорогое для охотников - берданки и боеприпасы, а женщины шили им одежду и обувь.
Воспоминания Б. Ходжера подкупают своей искренностью и правдивостью.
Г. Ходжер
* * *
… Однажды мы увидели в лесу дым и огонь. Кто его развел - никто не знал. Пошли в тайгу и увидели русских, все они были с винтовками и жили в палатках. Русские спрашивали охотников о белых, о том, как они относятся к туземцам, просили никому не рассказывать о встрече с ними.
Недалеко от нашего стойбища есть русское селение Малмыж. Там было очень много белых. Через несколько дней я с ребятами поехал в русское село за покупками. К нам сразу подошли белые и стали спрашивать: "Вы не знаете про большевиков?". Я сказал так: "Я ничего не знаю и в первый раз слышу такое название, у нас никаких русских нет".
Домой мы поехали вечером. Пристали к берегу и сели покурить. Смотрим, из-за кустов выходит человек. Ребята испугались, оттолкнув лодку, решили уплыть, я сказал: "Не нужно убегать, нужно узнать, кто он такой".
Человек подошел к нам и поздоровался, оказался - русский. Он стал спрашивать нас, много ли белых в Малмыже. Я только начал рассказывать, как с того берега ударил луч прожектора. Стало светло как днем. Русский спрятался за лодку. Через несколько минут прожектор повернули в сторону. Русский стал просить, чтобы я пошел с ним в кустарник. Там оказалось около двадцати человек. Я тогда плохо говорил по-русски, но все же рассказал им о белых, показывая руками и ногами. Они просили написать о белых, но я ни одной буквы не знал и писать не мог. Договорились, что будем встречаться.
Партизаны стали приходить к нам в стойбище. Вечером придут, ночью уйдут. Мы их снабжали продуктами.
Партизаны бывали в каждом нанайском стойбище. Они рассказывали, кто такие большевики и за кого они воюют.
В то время у нас было очень трудно жить. Хотя у купца в Малмыже была мука и другие продукты, но в карманах у нас не бренчало серебро. В июле из Николаевска-на-Амуре приехал промышленник, организовать артель на рыбалку, жалованье давал 1 000 рублей каждому сибирскими деньгами. Мы поехали, человек пятьдесят.
Приехали в Николаевск, а оттуда сразу на рыбалку. Рыбы было очень много, мы работали дружно, чтобы подзаработать. Наш хозяин говорил нам, что идет революция в России.
Мы кончили путину. Приехали в город, нас начали рассчитывать, рассчитывали как следует; стали ждать пароход.
Пришел пароход. Мы сели на него.
Приближалась осень. Стала идти шуга. Через некоторое время застыл Амур. Большевиков с каждым днем становилось больше - штаб их теперь находился в Малмыже. В декабре они мобилизовали нанайцев для разведки в лесу, так как мы умели ходить на лыжах. Нас шестнадцать человек, мы находились в трех километрах от Малмыжа, в нанайском стойбище Верхний Нерген.
У партизан была очень плохая одежда. Некоторые ходили в одних лаптях и портянках, морозы стояли сильные. Тогда на помощь им пришли нанайцы.
Через некоторое время нас, разведчиков, отправили в низовья Амура. Когда мы уезжали из дома, много сородичей пришло на проводы, плакали, говорили, то мы обратно не приедем.
Шесть человек сразу отправились в низовья Амура, а десять поехали по стойбищам, чтобы мобилизовать туземцев.
Морозы сильные, градусов 45-50. Нам было трудно ехать. Расстояние между стойбищами - 2-30 километров, кое-как проедешь, немножко согреешься и дальше. Ехали днем и ночью с винтовками наготове.
Примерно в трехстах километрах находилась белая армия. Через семь дней приехали туда, где располагался белый отряд. Оказалось, что партизаны разбили его. Преследуя остатки белого отряда, они продвигались вниз по Амуру. Шли лесом. Главные силы белых сосредоточились в селах Софийском и Мариинском. Но мы остановили и ждали своих товарищей, которые шли по стойбищам.
После небольшого отдыха отряд партизан отправился следом за белыми. Лесом прошли около пятидесяти километров. Показалось нанайское стойбище. Наши сородичи испугались красных. Мы по-товарищески объяснили им, что большевики воюют против белых. Тогда нанаи успокоились.
Пока отдыхали, в село въехал всадник. Кто он такой - мы не знали. Это был крестьянин с ближайшей от стойбища деревни. Он сообщил, что белые покидают деревню в неизвестном направлении. Собираясь бежать, они заставляли крестьян давать им подводы. Крестьяне отказывались, но волей-неволей приходилось везти. Нашего нападения белые не ожидали, и пятьдесят человек сразу же сдались в плен. Около шестидесяти человек успели убежать через Мариинское озеро к морю, где находится на берегу маяк - каменное здание. Нельзя было туда попасть на лошадях из-за глубокого снега, только до станции Кизи можно было, а дальше на лыжах.
Мы погнались за белыми. Нас везли на лошадях до станции Кизи, а дальше санной дороги не было. Не доезжая этой станции, мы встретили две нарты, на каждой нарте сидело по два человека. Мы начали спрашивать их, куда они возили белых, где остановились и куда дальше поедут. Возчики нам все рассказали. Рассказали, что один офицер остался на станции Кизи, потому тчо у него болеет жена.
Тогда наши ребята, шесть человек, пошли вперед, вроде разведки, а некоторое время спустя - двинулись остальные. Мы подходили к станции Кизи, видим - один из посланных вперед товарищей идет к нам навстречу. Он рассказал, что они уже арестовали офицера. У офицера был в кармане наган.
На станции мы вошли в помещение, где находился офицер. Мы начали спрашивать его, он все рассказал. Это было ночью. В ту ночь мы не спали совершенно, караулили, думая, что белые возвратятся. На станции был телефон. На следующий день мы заставили офицера звонить своим, а сами стояли в это время рядом с ним. Он начал говорить. "Большевики пришли или нет?.." - спрашивают его. Он ответил, что большевиков пока нет. А оттуда: "Ты скрываешь, мы заметили, что у тебя голос изменился, ты врешь".
На следующий день мы позвонили на береговую перед маяком станцию и спросили, есть ли там белые или нет? Оттуда ответили, что белые все ушли на маяк и что на станции ни одного белого нет.
Мы собрались и пошли на станцию. Отсюда хорошо виден маяк, расстояние всего восемь километров. На станции был телеграф, телефон, кроме того, старая казарма и здание, где раньше помещались офицеры. Мы, нанайцы, расположились в этом здании, а русские - в почтовой конторе. Нас всего было семьдесят человек, из них тридцать нанайцев.
В тот вечер начался буран, до полуночи мы кое-как прокараулили, а потом стало невозможно не только караулить, но даже выходить на улицу. Тогда мы не стали караулить.
Буран продолжался целых трое суток. Потом понемногу ветер стал стихать. Как только ветер утих, в тот же вечер, часов в девять мы пошли в разведку, двадцать человек. Мы все оделись в белые халаты, чтобы незаметно подойти. Пришли к белым часов в двенадцать ночи. Остановились в кустарнике, примерно в шагах в двадцати от маяка. Немножко постояли, смотрим, из дому вышли четверо, на трех лошадях отправились за сеном. Они нас не заметили и проехали мимо.
Мы пошли за ними следом, прошли примерно около десяти километров. Уже светало. Увидя нас, они бросили лошадей и побежали в лес, но мы догнали их, так как снег был очень глубок и они не смогли бежать, а мы же все были на лыжах. У одного из захваченных отобрали винтовку, наган и бомбу.
Потом пошли в наш лагерь, ведя пленных: он был от нас недалеко, всего километра три. На следующий день пулеметчика расстреляли: у него брат офицер скрывался на маяке. Остальных отпустили.
В разведку ходили почти каждую ночь, но ничего поделать не могли, так как белые даже на улицу не выходили, стрелять тоже было нельзя: винтовочные пули не могли пробить каменную стену в полтора аршина толщиной.
Наши командиры каждый день звонили на маяк, оттуда иногда отвечали, иногда нет. Наши предлагали белым сдаться, а они отказывались. Так и простояли мы там целую зиму.
Наступил март. Однажды я пошел к командиру и спросил, можно ли мне идти на охоту. Он разрешил. Я пошел с напарником, у каждого с собой по винтовке и по сорок патронов. В тайге встретили табун оленей, около двадцати голов. Начали стрелять, много зарядов истратили, а убили только двух оленей. Мы выпотрошили их и немного покрыли снегом. Потом пошли домой.
Утром на двух нартах ребята поехали за мясом. Вечером вернулись. Они еще двух оленей убили, которых мы только ранили.
Через несколько дней наш командир опять позвонил к белым и сказал, что вся Россия уже в руках большевиков, Хабаровск и Николаевск тоже взяли. "Если не верите, - продолжал командир, - отправим ваших посланцев в Николаевск, тогда вы поймете, что сопротивление бессмысленно".
На следующий день пришли трое белых - два офицера и один солдат. Мы их отправили в город Николаевск. Они обещали дать из Николаевска телеграмму, чтобы мы ее передали белым на маяке. Они оставили свои имена и фамилии.
Командир в Николаевск отправил телеграмму, чтобы нам выслали срочно пушку. В ответной телеграмме сообщалось, что небольшая пушка и полтораста снарядов нам выслали. Вскоре позвонили со станции Кизи и сообщили, что пушку привезли на четырех нартах десять ульчей.
Командир позвонил белым и сказал, что получена сегодня телеграмма из Николаевска, от их посланцев и что они уговаривают белых сдаться. Белые почему-то не поверили. Тогда наш командир сказал, что больше разговаривать не будет, а начнет штурмовать маяк. Пушку поставили около палатки, у караула. С маяка это видели. Было решено атаковать в двенадцать часов ночи. Каждый боец сделал для себя деревянную лопатку, чтобы можно было окапываться при наступлении.
Настал вечер, мы поужинали, затем оделись и стали ждать сигнала. Вот уже одиннадцать часов ночи, через час должны идти в атаку, вдруг бежит к нам командир и говорит, что мы не будем наступать - завтра белые начнут сдаваться, они сейчас звонили об этом.
Все белые сдались. Только один главный офицер остался в доме дольше всех. Когда мы вошли туда, то увидели его на полу. Офицер застрелился.
Наш отряд повернул назад. Через двое суток приехали в село Мариинское. Командир уехал в Николаевск. Вернувшись оттуда, он сказал, что теперь нас всех отпустят домой, дадут на руки берданки, а винтовки требуется сдать.
В селе Малмыж, куда мы приехали через два дня, на встречу с нами, партизанами, собрались почти все нанайцы. Когда мы поравнялись с ними, они стали наперебой говорить, что все время о нас думали и о том, как бы мы все живыми вернулись.
Мы подробно рассказали о нашей фронтовой жизни. Дома мать заплакала и сказала, что она не спала, обо мне думала, что без меня некому было работать и что семья моя находится в очень плохих условиях, хорошо, мол, что я живой приехал. А я говорил матери: "Ничего, не плачь, я приехал, жив и здоров, теперь будет Советская власть и нам будет жить хорошо".
Вечером пришли ко мне ребята и начали спрашивать. Я рассказал обо всем, что было. Потом я говорил всем ребятам, как в дальнейшем жить будем, для чего мы выступали против белогвардейцев и то при Советской власти трудящимся будет жить хорошо.
Полагаю, ответ на вопрос, зачем же я искала этот текст, прочитан. В ближайшее время выдам такой материал, такой... даже если он никому не нужен :) А благодарности за обретение данного текста -
naslednik_dv. Прекрасный человек ©
Богдан Ходжер
Как я партизанил
Мне, как и всем моим соплеменникам, бесконечно дорого воспоминание Богдана Ходжера "Как я партизанил". Это единственный документ, который написан очевидцем и участником гражданской войны, одним из представителей народностей Амура.
"Как я партизанил" было опубликовано в одном из номеров журнала "Тайга и тундра", выпускаемого студентами Института народов Севера в Ленинграде, где учился Богдан. После окончания института он работала председателем нанайского райисполкома.
Народности Амура принимали активное участие в гражданской войне на Дальнем Востоке, в частности, в низовьях Амура. Они заготовляли рыбу для партизан, перевозили их снаряжение, служили проводниками, отдавали самое дорогое для охотников - берданки и боеприпасы, а женщины шили им одежду и обувь.
Воспоминания Б. Ходжера подкупают своей искренностью и правдивостью.
Г. Ходжер
* * *
… Однажды мы увидели в лесу дым и огонь. Кто его развел - никто не знал. Пошли в тайгу и увидели русских, все они были с винтовками и жили в палатках. Русские спрашивали охотников о белых, о том, как они относятся к туземцам, просили никому не рассказывать о встрече с ними.
Недалеко от нашего стойбища есть русское селение Малмыж. Там было очень много белых. Через несколько дней я с ребятами поехал в русское село за покупками. К нам сразу подошли белые и стали спрашивать: "Вы не знаете про большевиков?". Я сказал так: "Я ничего не знаю и в первый раз слышу такое название, у нас никаких русских нет".
Домой мы поехали вечером. Пристали к берегу и сели покурить. Смотрим, из-за кустов выходит человек. Ребята испугались, оттолкнув лодку, решили уплыть, я сказал: "Не нужно убегать, нужно узнать, кто он такой".
Человек подошел к нам и поздоровался, оказался - русский. Он стал спрашивать нас, много ли белых в Малмыже. Я только начал рассказывать, как с того берега ударил луч прожектора. Стало светло как днем. Русский спрятался за лодку. Через несколько минут прожектор повернули в сторону. Русский стал просить, чтобы я пошел с ним в кустарник. Там оказалось около двадцати человек. Я тогда плохо говорил по-русски, но все же рассказал им о белых, показывая руками и ногами. Они просили написать о белых, но я ни одной буквы не знал и писать не мог. Договорились, что будем встречаться.
Партизаны стали приходить к нам в стойбище. Вечером придут, ночью уйдут. Мы их снабжали продуктами.
Партизаны бывали в каждом нанайском стойбище. Они рассказывали, кто такие большевики и за кого они воюют.
В то время у нас было очень трудно жить. Хотя у купца в Малмыже была мука и другие продукты, но в карманах у нас не бренчало серебро. В июле из Николаевска-на-Амуре приехал промышленник, организовать артель на рыбалку, жалованье давал 1 000 рублей каждому сибирскими деньгами. Мы поехали, человек пятьдесят.
Приехали в Николаевск, а оттуда сразу на рыбалку. Рыбы было очень много, мы работали дружно, чтобы подзаработать. Наш хозяин говорил нам, что идет революция в России.
Мы кончили путину. Приехали в город, нас начали рассчитывать, рассчитывали как следует; стали ждать пароход.
Пришел пароход. Мы сели на него.
Приближалась осень. Стала идти шуга. Через некоторое время застыл Амур. Большевиков с каждым днем становилось больше - штаб их теперь находился в Малмыже. В декабре они мобилизовали нанайцев для разведки в лесу, так как мы умели ходить на лыжах. Нас шестнадцать человек, мы находились в трех километрах от Малмыжа, в нанайском стойбище Верхний Нерген.
У партизан была очень плохая одежда. Некоторые ходили в одних лаптях и портянках, морозы стояли сильные. Тогда на помощь им пришли нанайцы.
Через некоторое время нас, разведчиков, отправили в низовья Амура. Когда мы уезжали из дома, много сородичей пришло на проводы, плакали, говорили, то мы обратно не приедем.
Шесть человек сразу отправились в низовья Амура, а десять поехали по стойбищам, чтобы мобилизовать туземцев.
Морозы сильные, градусов 45-50. Нам было трудно ехать. Расстояние между стойбищами - 2-30 километров, кое-как проедешь, немножко согреешься и дальше. Ехали днем и ночью с винтовками наготове.
Примерно в трехстах километрах находилась белая армия. Через семь дней приехали туда, где располагался белый отряд. Оказалось, что партизаны разбили его. Преследуя остатки белого отряда, они продвигались вниз по Амуру. Шли лесом. Главные силы белых сосредоточились в селах Софийском и Мариинском. Но мы остановили и ждали своих товарищей, которые шли по стойбищам.
После небольшого отдыха отряд партизан отправился следом за белыми. Лесом прошли около пятидесяти километров. Показалось нанайское стойбище. Наши сородичи испугались красных. Мы по-товарищески объяснили им, что большевики воюют против белых. Тогда нанаи успокоились.
Пока отдыхали, в село въехал всадник. Кто он такой - мы не знали. Это был крестьянин с ближайшей от стойбища деревни. Он сообщил, что белые покидают деревню в неизвестном направлении. Собираясь бежать, они заставляли крестьян давать им подводы. Крестьяне отказывались, но волей-неволей приходилось везти. Нашего нападения белые не ожидали, и пятьдесят человек сразу же сдались в плен. Около шестидесяти человек успели убежать через Мариинское озеро к морю, где находится на берегу маяк - каменное здание. Нельзя было туда попасть на лошадях из-за глубокого снега, только до станции Кизи можно было, а дальше на лыжах.
Мы погнались за белыми. Нас везли на лошадях до станции Кизи, а дальше санной дороги не было. Не доезжая этой станции, мы встретили две нарты, на каждой нарте сидело по два человека. Мы начали спрашивать их, куда они возили белых, где остановились и куда дальше поедут. Возчики нам все рассказали. Рассказали, что один офицер остался на станции Кизи, потому тчо у него болеет жена.
Тогда наши ребята, шесть человек, пошли вперед, вроде разведки, а некоторое время спустя - двинулись остальные. Мы подходили к станции Кизи, видим - один из посланных вперед товарищей идет к нам навстречу. Он рассказал, что они уже арестовали офицера. У офицера был в кармане наган.
На станции мы вошли в помещение, где находился офицер. Мы начали спрашивать его, он все рассказал. Это было ночью. В ту ночь мы не спали совершенно, караулили, думая, что белые возвратятся. На станции был телефон. На следующий день мы заставили офицера звонить своим, а сами стояли в это время рядом с ним. Он начал говорить. "Большевики пришли или нет?.." - спрашивают его. Он ответил, что большевиков пока нет. А оттуда: "Ты скрываешь, мы заметили, что у тебя голос изменился, ты врешь".
На следующий день мы позвонили на береговую перед маяком станцию и спросили, есть ли там белые или нет? Оттуда ответили, что белые все ушли на маяк и что на станции ни одного белого нет.
Мы собрались и пошли на станцию. Отсюда хорошо виден маяк, расстояние всего восемь километров. На станции был телеграф, телефон, кроме того, старая казарма и здание, где раньше помещались офицеры. Мы, нанайцы, расположились в этом здании, а русские - в почтовой конторе. Нас всего было семьдесят человек, из них тридцать нанайцев.
В тот вечер начался буран, до полуночи мы кое-как прокараулили, а потом стало невозможно не только караулить, но даже выходить на улицу. Тогда мы не стали караулить.
Буран продолжался целых трое суток. Потом понемногу ветер стал стихать. Как только ветер утих, в тот же вечер, часов в девять мы пошли в разведку, двадцать человек. Мы все оделись в белые халаты, чтобы незаметно подойти. Пришли к белым часов в двенадцать ночи. Остановились в кустарнике, примерно в шагах в двадцати от маяка. Немножко постояли, смотрим, из дому вышли четверо, на трех лошадях отправились за сеном. Они нас не заметили и проехали мимо.
Мы пошли за ними следом, прошли примерно около десяти километров. Уже светало. Увидя нас, они бросили лошадей и побежали в лес, но мы догнали их, так как снег был очень глубок и они не смогли бежать, а мы же все были на лыжах. У одного из захваченных отобрали винтовку, наган и бомбу.
Потом пошли в наш лагерь, ведя пленных: он был от нас недалеко, всего километра три. На следующий день пулеметчика расстреляли: у него брат офицер скрывался на маяке. Остальных отпустили.
В разведку ходили почти каждую ночь, но ничего поделать не могли, так как белые даже на улицу не выходили, стрелять тоже было нельзя: винтовочные пули не могли пробить каменную стену в полтора аршина толщиной.
Наши командиры каждый день звонили на маяк, оттуда иногда отвечали, иногда нет. Наши предлагали белым сдаться, а они отказывались. Так и простояли мы там целую зиму.
Наступил март. Однажды я пошел к командиру и спросил, можно ли мне идти на охоту. Он разрешил. Я пошел с напарником, у каждого с собой по винтовке и по сорок патронов. В тайге встретили табун оленей, около двадцати голов. Начали стрелять, много зарядов истратили, а убили только двух оленей. Мы выпотрошили их и немного покрыли снегом. Потом пошли домой.
Утром на двух нартах ребята поехали за мясом. Вечером вернулись. Они еще двух оленей убили, которых мы только ранили.
Через несколько дней наш командир опять позвонил к белым и сказал, что вся Россия уже в руках большевиков, Хабаровск и Николаевск тоже взяли. "Если не верите, - продолжал командир, - отправим ваших посланцев в Николаевск, тогда вы поймете, что сопротивление бессмысленно".
На следующий день пришли трое белых - два офицера и один солдат. Мы их отправили в город Николаевск. Они обещали дать из Николаевска телеграмму, чтобы мы ее передали белым на маяке. Они оставили свои имена и фамилии.
Командир в Николаевск отправил телеграмму, чтобы нам выслали срочно пушку. В ответной телеграмме сообщалось, что небольшая пушка и полтораста снарядов нам выслали. Вскоре позвонили со станции Кизи и сообщили, что пушку привезли на четырех нартах десять ульчей.
Командир позвонил белым и сказал, что получена сегодня телеграмма из Николаевска, от их посланцев и что они уговаривают белых сдаться. Белые почему-то не поверили. Тогда наш командир сказал, что больше разговаривать не будет, а начнет штурмовать маяк. Пушку поставили около палатки, у караула. С маяка это видели. Было решено атаковать в двенадцать часов ночи. Каждый боец сделал для себя деревянную лопатку, чтобы можно было окапываться при наступлении.
Настал вечер, мы поужинали, затем оделись и стали ждать сигнала. Вот уже одиннадцать часов ночи, через час должны идти в атаку, вдруг бежит к нам командир и говорит, что мы не будем наступать - завтра белые начнут сдаваться, они сейчас звонили об этом.
Все белые сдались. Только один главный офицер остался в доме дольше всех. Когда мы вошли туда, то увидели его на полу. Офицер застрелился.
Наш отряд повернул назад. Через двое суток приехали в село Мариинское. Командир уехал в Николаевск. Вернувшись оттуда, он сказал, что теперь нас всех отпустят домой, дадут на руки берданки, а винтовки требуется сдать.
В селе Малмыж, куда мы приехали через два дня, на встречу с нами, партизанами, собрались почти все нанайцы. Когда мы поравнялись с ними, они стали наперебой говорить, что все время о нас думали и о том, как бы мы все живыми вернулись.
Мы подробно рассказали о нашей фронтовой жизни. Дома мать заплакала и сказала, что она не спала, обо мне думала, что без меня некому было работать и что семья моя находится в очень плохих условиях, хорошо, мол, что я живой приехал. А я говорил матери: "Ничего, не плачь, я приехал, жив и здоров, теперь будет Советская власть и нам будет жить хорошо".
Вечером пришли ко мне ребята и начали спрашивать. Я рассказал обо всем, что было. Потом я говорил всем ребятам, как в дальнейшем жить будем, для чего мы выступали против белогвардейцев и то при Советской власти трудящимся будет жить хорошо.
Полагаю, ответ на вопрос, зачем же я искала этот текст, прочитан. В ближайшее время выдам такой материал, такой... даже если он никому не нужен :) А благодарности за обретение данного текста -
naslednik_dv. Прекрасный человек ©