Валет Тодзио и тузы Нимица. Часть I
Тут вот в кулуарах состоялось небольшое обсуждение статьи Энтони Тулли, соавтора "Сломанного меча". Статья любопытная. В ней Тулли - достаточно убедительно, на первый взгляд - указывает на то, что, с точки зрения соотношения военно-экономических потенциалов в Тихоокеанской войне, Мидуэй вообще не был событием (In a macro-economic sense, then, the Battle of Midway was really a non-event). Кроме того, Тулли утверждает - и здесь, рискну заметить, ошибочно - что американцам не было нужды искать генерального сражения. И, наконец, отмечает, что задним числом трудно "рационализировать" решение кабинета Тодзио о нападении на США - Япония была обречена с первого дня войны.
Итого - два интересных вопроса. Первый: на что рассчитывали японцы - и были ли их расчёты разумны? Второй: была ли Япония "обречена"? Или, если взглянуть на проблему с другой стороны - могли ли американцы "проиграть", и в каком случае? Ответ на всё сразу получается слишком громоздким, поэтому сегодня публикую первую часть текста, посвящённого надеждам Японии и рискам США, "стратегическую". Думается, её можно обсудить отдельно от части тактико-технической.
Худой мир
В эпилоге своей книги Эванс и Питти цитируют японского автора, Асада Садао, упрекающего руководство японского флота: «В эпоху тотальной войны японский флот рассматривал будущий конфликт в терминах войны ограниченной». Известно, что опыт русско-японской войны - ограниченной войны, в которой бедный и слабый одержал победу над богатым и сильным - действительно послужил, во многом, отправной точкой для японского планирования войны против США. Был ли этот опыт безусловно устаревшим в середине двадцатого века? Была ли грядущая война Японии и США тотальной по умолчанию, или были возможны варианты?
Япония не представляла экзистенциальной угрозы для США. Этот факт обычно интерпретируют в негативном для Японии смысле: она не могла принудить противника к миру. Это верно, но верно и другое: для США «Тихоокеанская война» неизбежно становилась «ограниченной» в том смысле, что ни государству, ни народу не приходилось бороться за своё выживание. Продолжение войны было делом, определяющимся исключительно волей политического руководства США и, в этом смысле, Тихоокеанская война неизбежно становилась «кабинетной». Японцам, в полном соответствии с теорией Клаузевица, не надо было сокрушить военную мощь США - им нужно было сломить волю американского руководства.
В истории середины двадцатого века можно найти примеры того, как бедный и слабый добивался возможности сесть за стол переговоров. За пару лет до Пёрл-Харбора началась советско-финская война - столь же безнадёжно «асимметричная» с точки зрения военно-экономического и людского потенциала противников, и закончившаяся, тем не менее, мирным договором. Другой «асимметричный» конфликт - война Греции и Италии - вероятно, закончился бы тем же, если бы на помощь «сильной» Италии не пришла куда как более сильная Германия. Наконец, ещё одним примером, более поздним, но зато относящимся к США, можно считать Корейскую войну, в которой, опять же, очевидно уступающая в ресурсах сторона избежала безоговорочной капитуляции.
Есть мнение, что проблема «сохранения лица» была ключевой для руководства Японии, в частности, для премьер-министра Хидэки Тодзио. Американское нефтяное эмбарго «не оставляло выбора» Тодзио только потому, что тот не мог вывести войска из Китая без войны, не рискуя отставкой - а то и головой. А это, в свою очередь, означало, что любой сколько-нибудь приличный мирный договор - т.е. не предполагающий «покушений» на основы японского суверенитета - заключённый между США и Японией по итогам войны, мог быть приемлемым для Тодзио. Иными словами, его мог устроить даже «худой мир» - главное, чтобы он был заключён по итогам «доброй ссоры».
Линия Тодзио
Начиная войну против США, военно-политическое руководство Японии вполне осознавало очевидное превосходство противника в военно-экономическом потенциале. Для компенсации этого превосходства требовались некие «асимметричные» преимущества. И одним из таких преимуществ была география театра военных действий.
Во-первых, как сама Япония, так и её новые приобретения в Юго-Восточной Азии были «защищены расстоянием». Остров Лейте находится на расстоянии около 4 500 миль от Пёрл-Харбора - иными словами, дальше, чем Владивосток от Берлина - и всего лишь в 220 милях от Формозы. Это, собственно, обеспечило успех японского блицкрига в Юго-Восточной Азии. И давало японцам существенное логистическое преимущество в оборонительной фазе. Сказать, что по мере продвижения американцев напряжение на их коммуникациях должно было возрастать - это не сказать ничего.
Во-вторых, на пути ожидаемого контрнаступления располагались Марианские, Каролинские и Маршалловы острова - территории, приобретённые японцами после Первой мировой. Для того, чтобы атаковать Филиппины напрямую, американцам необходимо было захватить как минимум часть этих территорий. Это означало, что американцам необходимо решить две проблемы: проблему высадки на обороняемое побережье и проблему эффективного применения авианосцев в зоне действия вражеской базовой авиации.
И то, и другое накануне Второй мировой считалось если не невыполнимым, то как минимум - труднореализуемым. Взятие японцами атолла Уэйк в декабре 1941 г. во многом подтвердило эти идеи. В июне 1943 г. генерал Дуглас МакАртур, во время обсуждения планов американского наступления в Тихом океане, возражая против выбора центрального маршрута, приводил другой пример: «наступление на мандатные острова будет представлять собой серию десантных операций при поддержке палубной авиации против островов, защищаемых флотом и армией, при поддержке базовой авиации. Мидуэй - пример того, насколько опасны такие операции».
Всё это позволяет лучше понять основания для военных расчётов японцев. Прорыв японского «оборонительного периметра» должен был потребовать - теоретически - больших потерь, он должен был занять много времени. «Линия Тодзио» должна была сыграть роль «линии Маннергейма». Но если «линия Маннергейма» была единственным финским аргументом, то у японцев «линия Тодзио» не была даже аргументом главным. Главную роль должен был сыграть Соединённый флот, сокрушив флот американский, продирающийся через океанский частокол. «Вторая Цусима» - такова была главная японская ставка.
Американская мечта
Несмотря на то, что первопричиной конфликта США и Японии были действия последней в Китае, конечной и, фактически, единственной политической целью США в войне стало максимально быстрое сокрушение Японской империи, которое должно было быть оформлено в виде безоговорочной капитуляции. Война была отличным поводом для того, чтобы «по случаю» направить американские войска в Китай - и, таким образом, обеспечить свои позиции в Китае после войны. Различные варианты таких действий обсуждались, однако эти планы были окончательно оставлены в октябре 1944 г. Как раз тогда, когда у американцев появилась реальная возможность, в соответствии с одним из ранее разработанных вариантов, оккупировать Формозу и захватить Сямынь (Амой), город на континентальном берегу Тайваньского пролива. Потому, что это уже не способствовало достижению главной цели.
По словам Эдварда Миллера: «материковая стратегия могла бы серьёзно повлиять на послевоенное устройство Азии. Однако американские стратеги как до, так и во время войны были сосредоточены исключительно на нанесении поражения Японии; а этой цели быстрее всего можно было достичь в результате «оффшорной» кампании в соответствии с планом «Оранж». Планировщики иногда размышляли о долгосрочных последствиях, которые мог иметь выбор между тотальной и ограниченной войной для Японии, однако они не думали о влиянии американской стратегии на послевоенную судьбу Китая».
Это, с одной стороны, означало, что японцы едва ли могли «обменять» Китай на мирное соглашение, предложив американцам договориться прежде, чем советские войска дойдут до Пекина (что было бы возможным в том случае, если бы война в Тихом океане затянулась). С другой стороны, негативный характер американской стратегии, не преследующей каких-то очевидных выгод - и, как мы отметили ранее, не предполагающей борьбы за выживание - означал, что руководство США в своём стремлении к сокрушительной победе могло сравнительно легко лишиться внутриполитической поддержки, или попросту потерять интерес к происходящему.
В конечном итоге, американскую стратегию можно назвать идеальной - в том смысле, что продолжение войны целиком и полностью зависело от мыслей и эмоций политического руководства страны, равно как и американских избирателей. Нет ничего удивительного в том, что принятый в итоге план предусматривал достижение цели с минимальными потерями и за минимальное время.
Приоритет минимизации потерь - по сравнению с темпами операций - прослеживается в следующей формулировке «Общего плана [нанесения] поражения Японии», приятого 4 декабря 1943 г. В соответствии с ним конечной целью наступления в Тихом океане был «захват баз, обеспечивающих ведение интенсивных воздушных бомбардировок и установление морской блокады Японии, и обеспечивающих вторжение на территорию Японии, если это окажется необходимым». Очевидно, что непосредственная атака Японских островов способствовала более быстрому достижению итогового результата, однако «оффшорная» кампания - бомбардировки и морская блокада - обещали успех с куда как меньшими потерями.
Эти приоритеты определяли военно-стратегическое решение японской проблемы. Самый короткий маршрут наступления на Японию - северо-западный, через Алеутские и Курильские острова - не давал возможности «перерезать» ключевые морские коммуникации, а климатические условия затрудняли использование стратегической авиации. Наступление в юго-западной части Тихого океана, на котором настаивал МакАртур, само по себе не обеспечивало необходимых темпов наступления - как отметил Миллер, за первый год движения по этому маршруту американцы продвинулись на 200 миль, при таких темпах до Токио можно было добраться за 15 лет. Единственным вариантом, вполне соответствующим принятой стратегии, являлось наступление в центральной части Тихого океана.
Итоговое решение предполагало одновременное наступление по двум - центральному и юго-западному - направлениям, при этом в случае возникновения «конфликта интересов» (в первую очередь - в смысле распределения интересов) приоритет получало центральное направление, поскольку оно, как было отмечено всё в том же «Общем плане...», «обещает более быстрое продвижение в направлении Японии и её жизненно-важных коммуникаций, захват стратегических авиабаз, расположенных ближе к Японии, и, что важнее всего, с большей вероятностью приведёт к генеральном сражению с японским флотом».
Последнее замечание представляется чрезвычайно важным. Генеральное сражение занимало важное место в американской стратегии. Причём речь шла не о мечте адмирала Честера Нимица - а о документе, составленном высшим военным органом союзников, «Объединённым комитетом начальников штабов США и Великобритании» (Combined Chiefs of Staff, CCS), с визами Черчилля и Рузвельта. Таким образом, речь шла не о детской мечте адмирала, а о чём-то большем.
Разумеется, «удельный вес» генерального сражения в американской стратегии был ниже, чем в японской - победа не была обязательным условием итогового успеха. Но так же разумеется - американцы хотели это сражение выиграть. Хотели достаточно сильно для того, чтобы зафиксировать это желание в руководящем документе. Если бы это желание обернулось противоположностью - то пострадали бы и другие желания, в том числе желание продолжать войну.
Сказанное выше позволяет сделать следующие выводы. Военно-политическое руководство Японии приняло в принципе верные стартегические решения. Япония имела ряд асимметричных преимуществ, которые могли позволить скомпенсировать очевидное превосходство США в силах. Японская стратегия в целом являлась стратегией «воздействия на болевые точки», типичной стратегией слабого - и она представляла собой «негатив» стратегии американской. Американцы хотели победить без крови и быстро - японцы были готовы предложить им прямо противоположный вариант «прогрызания» обороны. Американцы хотели дать и выиграть генеральное морское сражение - японцы были готовы удовлетворить первое желание и разбить вдребезги вторую мечту. Американская стратегия в целом опиралась на волю политического руководства к продолжению войны - и японцы были готовы попытаться эту волю сломить.